Bible Commentaries
Евреям 8

стих 1

Главное же в том. Дабы читатели знали, о чем идет разговор, апостол формулирует то, что пытается доказать: священство Христово духовно, и этим священством упраздняется священство законническое. Он продолжает развивать тот же самый довод, но поскольку обосновывает его другим образом, то приводит увещевание для привлечения внимания читателей к своей цели. Он уже доказал, что Христос – Первосвященник. Теперь доказывает то, что священство Его небесно. Отсюда следует: с приходом Христа упразднилось то, что Моисей установил во времена закона. Упразднилось по причине земного происхождения. Коль скоро же Христос пострадал в смирении плоти и, приняв образ раба, уничижился в этом мире, апостол отсылает нас к Его вознесению, коим не только устранилось поношение креста, но и бесславное состояние, воспринятое Им вместе с нашей плотью. Ведь достоинство священства Христова надо оценивать по духовной силе, воссиявшей в Его воскресении и вознесении.

Итак, апостол рассуждает: поскольку Христос воссел одесную Бога, дабы величественно править на небесах, Он – Служитель не земного, а небесного святилища. Родительный падеж «святых» здесь понимается в среднем роде. И апостол поясняет себя, добавляя: истинной скинии. Но можно спросить: разве скиния, построенная Моисеем, была ложной и воздвигнутой по дерзости? Ибо в словах апостола присутствует скрытое противопоставление. Отвечаю: истина, о которой он говорит, противопоставляется не обману, а образу, как сказано (John 1:17): закон дан через Моисея, благодать же и истина произошли через Иисуса Христа. Значит, та ветхая скиния была не пустым людским измышлением, а образом скинии небесной. Однако, поскольку тень отличается от самого тела, а обозначение от самой вещи, апостол отрицает, что образ служил истинной скинией. Он как бы говорит: она была только чем-то оттеняющим последнюю.

стих 2

Которую воздвиг Господь. Что именно имеет в виду апостол, помещая священство Христово на небеса? Ведь Христос несомненно пострадал здесь на земле, изгладил наши грехи земной кровью (происходящей из семени Авраама), принес в Своей смерти видимое жертвоприношение. Наконец, дабы принести Себя Отцу, Ему надлежало сойти с небес на землю и стать смертным человеком, подверженным всем тяготам жизни и даже самой смерти. Отвечаю: все земное во Христе, заметное на первый взгляд, надо разуметь духовно с помощью очей веры. Так Его плоть, происходящая от семени Авраама, будучи храмом Божиим, была животворящей. Больше того, смерть Христова послужила жизнью для всего мира. А это, безусловно, нечто сверхприродное. Посему апостол имеет в виду не столько качества человеческой природы, сколько тайную силу Духа, из-за которой смерть Христова не источала ничего земного. Итак, научимся же, когда идет речь о Христе, возносить все наши чувства к Царству Божию. Таким образом, в нас исчезнет последнее сомнение.

С той же целью говорит и Павел, 2 Corinthians 5:0. Бога апостол зовет зодчим этой скинии для обозначения прочного и вечного ее стояния. Подобно этому, наоборот, построенное руками людей зыбко или, по крайней мере, подвержено тлению. И апостол говорит все это потому, что искупление, порожденное смертью Христовой, было воистину божественным делом, в котором чудесно воссияла Христова сила.

стих 3

Всякий первосвященник. Апостол хочет сказать следующее: священство Христово не может существовать вместе с левитским. Доказательство таково: закон установил священников для принесения жертв Богу. Отсюда явствует: без жертвы титул священника не имеет смысла. У Христа же нет таких жертв, которые обычно приносили во времена закона. Отсюда следует, что священство Его не земное и не плотское, но более выдающегося вида. Теперь обсудим отдельные положения.

Первое, достойное быть отмеченным, учит нас, что священника поставляют только для принесения жертв. Отсюда следует, что людям можно вымолить от Бога благодать только посредством жертвы. Посему, чтобы молитвы наши были услышаны, им надлежит основываться на жертве. Так что, воистину погибельна дерзость тех, кто, оставив Христа и забыв о Его смерти, прорывается пред лице Божие. Мы же, если желаем молиться с пользою, да научимся всегда полагать в середине смерть Христову, освящающую наши молитвы. Ибо Бог никогда не услышит нас, если не будет умилостивлен, и Его надлежит заранее умиротворить, поскольку грехи наши вызывают на нас Его гнев. Так, с необходимостью, должна предшествовать жертва, дабы у молитвы имелся какой-то успех.
Отсюда, помимо прочего, можно вывести, что никто, ни из людей, ни из ангелов, не пригоден для умиротворения Бога, поскольку все лишены собственной жертвы, которую принесли бы для Его умилостивления. Этим более чем достаточно опровергается бесстыдство папистов, делающих апостолов и мучеников вместе со Христом посредниками в ходатайстве. Напрасно они приписывает им такую роль, если не наделяют их соответствующими жертвами.

стих 4

Если бы Он оставался на земле. Уже бесспорно установлено, что Христос – Первосвященник. Однако как служение судьи непрочно без законов и указов, так и во Христе с титулом священника следует соединять обязанность приносить жертву. Однако у Христа нет земной или видимой жертвы. Следовательно, Он не может быть земным священником. Всегда надо придерживаться следующей аксиомы: рассуждая о смерти Христовой, апостол смотрит не на внешнее действие, а на его духовный плод. Христос претерпел смерть по общему людскому обычаю, но, как Священник, божественно изгладил грехи мира. Пролитие его крови было внешним, но очищение – внутренним и духовным. Он умер на земле, но сила и действенность Его смерти исходит от неба.

Следующее же затем предложение некоторые переводят так: из числа тех, кто по закону, и т.д. Но слова апостола звучат иначе. Посему я предпочел перевести: доколе имеются или пока существуют священники. Ибо апостол хочет связать оба положения. Или, если остается священство закона, Христос не Священник, поскольку тогда Он лишается жертвы. Или же, как только вперед выступает Христос, жертвы закона прекращаются. Но первое предположение абсурдно, поскольку Христа не подобает лишать священнической чести. Итак, остается признать левитский чин ныне упраздненным.

стих 5

Которые служат образу. Λατρεύειν я понимаю здесь как «священнодействовать». Посему в греческом тексте подразумевается предлог έν или έπί. А это подходит много лучше, чем перевод других: служат тени и образу небесных. И греческий синтаксис это вполне переносит. В итоге: апостол учит, что истинный божественный культ не содержится в обрядах закона. Посему левитские священники, исполняя свое служение, обладали лишь тенью и вторичным подобием, сильно уступающим первообразу. Именно это означает слово ΰποδείγματος. Апостол упреждает и возможное возражение, когда учит, что культ Божий, выраженный в древних жертвах, был вовсе не излишен, поскольку указывал на нечто более высокое, а именно: на небесную истину.

Как сказано было. Это место находится в книге Исход (25:40). Апостол приводит его с целью доказать, что весь законнический культ был всего лишь изображением, оттеняющим духовный культ во Христе. Бог приказывает, чтобы все части скинии соответствовали первообразу, показанному на горе Моисею. И если форма скинии соотносится с чем-то другим, то же самое можно сказать об обрядах и всем священстве. Отсюда следует: в них не было ничего основательного.

Замечательное место, содержащее три достойных быть отмеченными положения. Из него мы, во-первых, познаем, что древние обряды были созданы обдуманно. А не так, что Бог занимал ими Свой народ словно какими-то детскими играми. И вовсе не напрасным было построение скинии, привлекавшей взоры смотрящих только своим внешним блеском. Ведь у всего того, что Моисею приказали привести все в соответствие с небесным первообразом, имелось истинное духовное значение. Посему мирским является мнение тех, кто думает, будто обряды представляли собой лишь сеть, сдерживающую распутство народа, дабы тот не усвоил внешние ритуалы язычников. Эта цель также преследовалась, но не была единственной. Эти люди упускают нечто более важное: упражнения предназначались для сохранения в народе веры в Посредника. Однако нам не подобает проявлять здесь чрезмерное любопытство и искать в отдельных гвоздях и других деталях что-то таинственное, подобно тому, как Есихий и большая часть древних авторов с большим трудом пытались это сделать. Ведь, желая утонченно философствовать о неизвестных себе вещах, они по-детски фантазируют и выставляют себя на посмешище. Посему надо придерживаться середины, состоящей в том, чтобы не желать знать больше того, что открыто нам во Христе.
Во-вторых, мы познаем, что все культы, созданные людьми собственным умом без заповеди Божией, извращенны и незаконны. Ведь Бог, приказав, чтобы все происходило по Его правилу, не позволил людям делать ничего другого. То же самое означают выражения: «смотри, сделай все по образу» и «смотри, не сделай ничего помимо образа». Значит, Бог, настаивая на переданном Им правиле, запрещает нам отступать от него даже на шаг. По этой причине падают все культы созданные людьми. А также так называемые таинства, не заповеданные Богом.
В-третьих, отсюда можно научиться, что истинные символы религии лишь те, которые сообразуются со Христом. Но следует опасаться, как бы мы, желая приспособить наши выдумки ко Христу, не исказили, подобно папистам, Его Самого так, что Он уже не будет похож на Себя. Ибо не наше право придумывать то, что нам угодно. Один лишь Бог, – говорит апостол, – вправе приказывать делать что-то по показанному образу.

стих 6

Тем превосходнейшее. Подобно тому, как прежде апостол выводил из достоинства священника достоинство завета, так и теперь он заявляет, что священство Христово превосходнее, поскольку Тот является Посредником лучшего и более высокого завета. И то, и другое было необходимым, ибо иудеев следовало отвратить от суеверного соблюдения обрядов, мешавшего им правильно стремиться к чистой евангельской истине. Апостол говорит, что Моисею и Аарону справедливо уступить Христу, как более великому. Ведь и завет Евангелия, он зовет превосходящим закон, и смерть Христову – жертвой более благородной, чем жертвы закона.

Но вызывают трудность добавленные им слова: завет Евангелия был утвержден на лучших обетованиях. Не подлежит сомнению: отцам, жившим во времена закона, была предложена та же самая надежда вечной жизни, подобно тому, как общей у них с нами была благодать усыновления. Значит, их вера должна была основываться на тех же самых обетованиях. Но здесь апостол сравнивает скорее внешнюю форму, чем содержание. Как бы ни обещал Бог отцам то же самое спасение, что сегодня обещает и нам, мера откровения Его в обоих случаях совсем не одинакова. Посему, если кто желает узнать больше, пусть смотрит четвертую и пятую главы Послания к Галатам, а также наши Наставления.

стих 7

Ибо, если бы первый. Апостол подтверждает сказанное о превосходстве завета, заключенного с нами Богом через Христа. Подтверждает тем, что завет закона был не твердым и не прочным. Ведь, если бы в нем не было недостатка, какая нужда заменять его другим? Однако завет был заменен. Отсюда явствует: ветхий завет не был абсолютно совершенным. Для доказательства этого апостол цитирует свидетельство Иеремии, которые мы вскоре подробно обсудим.

Но кажется, что апостол противоречит сам себе. Ведь, сказав сперва, что для другого завета не следовало бы искать места, будь первый совершенен, он говорит затем об укорении народа, и о том, что именно по этой причине в качестве врачевства дается новый завет. Однако несправедливо, если в народе обнаружился какой порок, возлагать вину за это на завет Божий. Итак, кажется, что довод апостола неверен. Ведь, обвини Бог Свой народ хотя бы сто раз, из этого не следовало бы, что порочен сам завет.
Ответить на подобное возражение весьма просто. Нарушение завета Божия по праву вменяется народу, вероломно отошедшему от Господа, но одновременно отмечается и немощь завета, поскольку он не был написан на людских сердцах. Значит, чтобы завет стал святым и законным, Бог возвещает о необходимости его исправления. Посему не без причины апостол настаивает на том, что следовало искать место для последующего завета.

стих 8

Вот, наступают дни. Пророк говорит здесь о будущем времени. Он обличает народ в вероломстве за то, что тот не устоял в вере после принятия закона. Итак, закон и есть тот завет, о нарушении которого народом жалуется Бог. Дабы исправить подобное зло, Он обещает новый и отличный от предыдущего завет. И исполнение сего пророчества состоит в отмене ветхого завета.

Но кажется, что апостол исказил данное пророчество, приспособив его к своим целям. Ибо сейчас речь идет об обрядах, а пророк рассуждает обо всем законе. Какое же отношение имеет к обрядам то, что Бог пишет в сердцах правило святой жизни, содержащееся в проповедях и писаниях людей Божиих? Отвечаю: довод исходит от целого к части. Нет сомнения, что пророк, говоря: «заключил с вами завет, который вы не сохранили», – имеет в виду все служение Моисея. Далее, закон неким образом облекался во внешние обряды. Теперь же, после гибели тела, зачем нужны его одеяния? Общеизвестна мысль: добавление следует за природой главного. Итак, не удивительно, если обряды, будучи лишь добавкою к ветхому завету, обрели конец одновременно со всем служением Моисея.
Для апостолов вполне привычно начинать обсуждение всего закона там, где речь идет об обрядах. Значит пророчество Иеремии охватывает более широкий круг вопросов, чем одни обряды, но, поскольку оно включает в ветхий завет и их, то вполне уместно приспосабливается к настоящей теме. Впрочем, все признают, что упоминаемые пророком дни означают Царство Христово. Отсюда следует: с приходом Христа ветхий завет следовало исправить. Пророк говорит о доме Израиля и доме Иуды потому, что потомки Авраама разделились на два царства. Таким образом, обетование касается всех избранных, которых соберут в одно тело, как бы прежде они ни были разделены.

стих 9

Не такой завет. Этой фразой выражается отличие действовавшего тогда завета от завета нового, на который внушалась надежда. В ином случае пророк сказал бы следующее: восстановлю завет, нарушенный по вашей вине. Теперь же он особо говорит о каком-то отличном завете. Говоря о заключении завета в тот день, когда Он взял иудеев за руку, дабы вывести из рабства, Бог упоминанием благодеяния еще больше подчеркивает преступность отпадения иудеев. Хотя Он не имеет в виду неблагодарность какого-то одного поколения. Поскольку именно те, кто был избавлен, сразу после избавления отпали, их потомки время от времени согрешали по их примеру. Так что весь народ оказался нарушителем завета. Говоря же о том, что пренебрег их и больше о них не заботится, Бог хочет сказать, что евреям не поможет прошлое усыновление, если Он Сам не поможет им неким нового вида врачевством. По-еврейски пророк говорит иначе, но это мало относится к настоящему вопросу.

стих 10

Завет, который завещаю. В этом завете два главных пункта. Первый – о незаслуженном прощении грехов, а второй – о внутреннем обновлении сердца. Третий же пункт зависит от второго: о просветлении умов к познанию Божию. Здесь многое достойно быть отмеченным.

Во-первых, Бог зовет нас к Себе без какого-либо успеха, покуда говорит нам только людскими устами. Он учит и заповедует, как правильно поступать, но обращается к глухим людям. Если же кажется, что мы что-то слышим, внешний звук только звенит в наших ушах, а сердце, полное порочности и гордыни, отвергает всякое здравое учение. Наконец, Слово Божие никогда не проникнет в наши каменные или железные сердца, доколе Бог их не смягчит. Больше того, доколе Он не напишет в них противоположного закона. Ибо в сердце царят порочные чувства, толкающие нас на восстание. Значит, напрасно Бог возвещает закон человеческими устами, если не начертывает его Духом в наших сердцах, то есть, если не преобразует и не переделывает нас к послушанию.

Отсюда явствует: на что способна свобода воли, и какова праведность нашей природы, покуда ее не возродит Бог. Мы хотим и избираем, причем, свободно, но воля наша в безумном порыве несется против Бога и никак не может покориться Его праведности. Так и выходит, что закон становится для нас смертоносным и гибельным, доколе написан лишь на каменных скрижалях, как учит об этом и Павел, 2 Corinthians 3:3. Наконец, мы тогда послушно принимаем повеления Божии, когда Он Своим Духом изменяет и исправляет врожденную порочность души. Иначе Он не найдет в нас ничего кроме превратных чувств и сердца, полностью преданного злу. Вполне ясно положение о том, что следует заключить новый завет, посредством которого Бог отчеканит Свой закон в наших сердцах. Ибо иначе все остальное будет напрасным.

Второй пункт касается незаслуженного отпущения грехов. Даже если они согрешат, – говорит Бог, – Я прощу их. Этот пункт также весьма необходим. Ибо Бог никогда не обновит нас к послушанию Своей праведности, доколе в нас остается множество порочных плотских чувствований, ввиду чего время от времени в нас просыпаются злые желания. Отсюда и происходит борьба, о которой жалуется Павел (Romans 7:13). Так что благочестивые не повинуются Богу, как надлежит, и оскорбляют Его разными способами. Значит, каким бы сильным ни было наше желание жить праведно, мы будем повинными вечной смерти перед Богом, ибо жизнь наша всегда отстоит от закона совершенства. Итак, не будет никакой прочности завета, если Бог даром не простит наших грехов.

Впрочем, твердо знать, что Бог к ним милостив, – особая привилегия верных, принявших однажды предложенный во Христе завет. Им не мешает осознаваемый за собою грех, поскольку у них имеется обетование его прощения. И следует отметить: это обещается им не на один лишь день, но вплоть до конца жизни. Так что примирение их с Богом происходит ежедневно, ведь данная благодать простирается на все Христово Царство. Это же убедительно доказывает Павел во 2 Corinthians 5:0. Действительно: это – единственное прибежище нашей веры. И если мы не станем прибегать к нему, нас ожидает кромешное отчаяние. Ибо все мы находимся в состоянии вины и не можем выпутаться иначе, нежели прибегнув к прощающему нас милосердию Божию.

А они будут Моим народом. Плод завета в том, что Бог принимает нас в Свой народ, объявляя Себя защитником нашего спасения. Ибо именно это означает выражение: буду им Богом. Ведь Бог не есть Бог мертвых и не принимает нас под Свою опеку без того, чтобы сделать также причастниками жизни и праведности, как справедливо восклицает Давид (Пс.143:15): блажен народ, которому Господь есть Бог. Далее, нет сомнения, что учение это относится и к нам. Хотя первое место занимают израильтяне, будучи главными и законными наследниками завета, их прерогатива не мешает оставить доступ также и для нас. Наконец, насколько широко простирается Царство Христово, настолько же действителен этот спасительный завет.

Но спрашивается: разве во времена закона не было надежного и действенного обетования спасения, разве отцы были лишены благодати Духа, разве они никак не вкушали отеческое благоволение Божие в отпущении своих грехов? Больше того, не подлежит сомнению, что они с искренним сердцем и чистой совестью почитали Бога и ходили в Его заповедях. А этого не могло быть, если бы Дух не научал их изнутри. Также ясно, что всякий раз как отцы вспоминали свои грехи, их укрепляла надежда на незаслуженное прощение. Однако апостол, относя пророчество Иеремии к Царству Христову, кажется, лишает их того и другого блага. Отвечаю: апостол не отрицает, что Бог некогда написал закон в сердцах отцов и прощал им грехи, но сравнивает большее с меньшим. Итак, поскольку в Царстве Христовом Отец явил много обильнее силу Своего Духа, изливая на людей милость, это преимущество приводит к тому, что небольшая толика благодати, коей удостоились во времена закона отцы, вовсе не принимается в расчет. Мы также видим, сколь темными и неясными были тогда обетования, как слабо они светили подобно луне и звездам, по сравнению с яркостью сияющего нам Евангелия.
Если же кто возразит, что вера и послушание Авраама выделялись тогда так, что нам сегодня не найти в мире аналогичного примера, отвечаю: здесь речь идет не об отдельных личностях, а о домостроительстве в управлении Церковью. Кроме того, все духовные дарования, обретенные отцами, были как бы привходящими для их века. Ведь, чтобы стать их причастниками, отцам было необходимо устремить взор на Христа. Посему апостол вовсе не абсурдно, сравнивая Евангелие с законом, лишает последнего того, что свойственно первому. Между тем, ничто не мешает Богу распространить благодать нового завета также и на отцов. Таков правильный ответ на поставленный вопрос.

стих 11

И не будет учить. Мы уже говорили, что третий пункт является как бы частью второго, где сказано: вложу законы Мои в мысли их. Дело Духа Божия – просвещать наши мысли, дабы мы знали, чего хочет Бог, и склонять к послушанию наши сердца. Ведь правильное познание Бога есть премудрость, превосходящая способности человеческой природы. Посему никто не может достичь ее, кроме как по тайному откровению Духа. Так что Исаия, проповедуя о восстановлении Церкви, говорит, что все дети Божии станут Его учениками (Isaiah 28:16). В том же смысле и наш пророк приводит следующие слова Божии: они познают Меня. Ибо Бог обещает не то, что сделать – в наших собственных силах, но то, что подает нам Он один. Наконец, эти слова пророка означают то же, как если бы он сказал: наш разум слеп и лишен правильного понимания, доколе не просветится от Духа Божия. Таким образом, правильно Бога познают лишь те, коим Бог соизволил явить Себя по особой благодати.

Говоря же: от малого до большого, – апостол, во-первых, имеет в виду, что благодать Божия изольется на все сословия, и ее не будет лишена никакая разновидность людей. Затем, он увещевает: ни невежды, ни простолюдины не будут отстранены от этой премудрости, а знатные и великие не смогут достичь ее своим остроумием и ученостью. Так ничтожных и незнатных Бог соединил с начальствующими, так что первым не будет мешать их невежество, а вторые не своим разумением достигнут подобной высоты, но для всех будет один учитель – Божественный Дух.

Фанатики видят в этом предлог для отмены внешней проповеди, словно в Царстве Христовом, она станет излишней. Однако их безумие легко опровергнуть. Возражение их состоит в следующем: после пришествия Христова никто не должен учить своего ближнего. Значит, внешнее учительство упразднится, давая место внутренним внушениям Духа. Однако они не замечают того, что, в первую очередь, достойно здесь внимания. Ибо пророк не отрицает полностью, что одни будут учить других, но говорит такие слова: не будут учить, говоря: познай Господа. Он как бы говорит: невежество больше не будет, как прежде, застилать людские умы, так чтобы они не знали: кто такой Бог.
Мы знаем, что учение преследует двойную цель. Во-первых, чтобы полные невежды начинали учиться с первых азов, а во-вторых, чтобы те, кто уже начал учиться, продолжали преуспевать. Итак, поскольку христианам, покуда они живут, надлежит продвигаться вперед, не подлежит сомнению, что никто не может быть мудрым до такой степени, чтобы уже не нуждаться в обучении. Так что готовность к обучению не последняя часть нашей христианской мудрости.
Каким же способом надо преуспевать, если мы хотим быть Христовыми учениками, Павел показывает в Послании к Ефесянам (4:11): Бог поставил пастырей, учителей, и т.д. Отсюда явствует: пророк меньше всего хотел лишить Церковь столь необходимого дара. Он только желал сказать, что Бог явит Себя малым и великим, подобно тому, как предсказал Иоиль (2:28). Попутно можно отметить и то, что свет здравого разумения особо обещается Церкви. Посему данное место может относиться только к своим по вере.

стих 13

Говоря «новый». Из поставления одной противоположности апостол выводит упразднение другой. Ссылаясь на термин «ветхий завет», апостол доказывает, что он подлежал отмене. Ибо ветхость клонится к исчезновению. Затем, при смене на новое с необходимостью должно исчезнуть старое, поскольку это новое, как было сказано, имеет другую природу. Если же все служение Моисея упраздняется постольку, поскольку противостоит служению Христову, вместе с ним упраздняются и все обряды.