Bible Commentaries
Деяния 24

стих 1

То, что Анания пришел в Кесарию ради обвинения Павла, делает более вероятным ранее высказанное предположение о его священстве. Ведь данный поход унизил бы честь первосвященника. Значит, тогда первосвященником был кто-то другой. Анания же, будучи священником первенствующим, держа в своих руках бразды правления, и будучи сильным мужем, и должен был возглавить подобное посольство. Он приводит с собой толпу людей, составленную из почтенных старейшин, дабы ее видом подвигнуть правителя осудить Павла. Но, поскольку Павел не владел искусством красноречия, не было нужды приводить ритора, дабы тот сражался с ним изяществом слога. Добавь к этому, что пришедшие выделялись и достоинством, и многочисленностью. Так что им было достаточно легко погубить несчастного, лишенного всякой защиты. Итак, знаком их недоброй совести служило то обстоятельство, что, обладая таким преимуществом, будучи опытными в судопроизводстве и в общественных делах, они все же приводят с собою ритора. Признаю, что красноречие – дар Божий. Но в этом случае стремились лишь к помпезности с целью обмана судьи. Лука же рассказывает об этом для того, чтобы мы знали: иудеи не упустили ничего в деле погубления Павла. Они не только опорочили его невиновность, но и вынуждали защищаться в смятении и страхе. Значит, будем думать, что именно чудесная благодать Божия позволила Павлу бестрепетно выдержать столь грубые нападки. Так что, если когда-то благочестивому человеку случиться подвергнуться нападению большого числа врагов, пусть ему на память придет эта история, укрепляя в напастях его душу. Как и Давид своим примером увещевает: если ополчится против меня полк, не убоюся зла, ибо Ты со мною (Psalms 26:3).

стих 2

Многим миром. Тертулл начинает со вступления, восхваляя благоразумие и добродетели Феликса, дабы вызвать к себе его благосклонность. Грязное и весьма льстивое начало. Я не согласен в мнением тех, кто ругает Тертулла за то, что он похвалою смягчает и привлекает к себе судью. Ведь хвалить судью не всегда противно законной форме судопроизводства. Похвалу, как говорится, можно повернуть в обе стороны. Я порицаю лишь то, что представляется очевидно порочным. Этот ритор путем лживых похвал косвенно вползает к судье в доверие с целью затуманить дело. Ибо зачем он говорит о мире и благоустроении, если не затем, чтобы Феликс, думая, будто благо иудеев заключается в осуждении Павла, не потрудился исследовать его дело? К тому же из Иосифа явствует, сколь алчно, жестоко и похотливо вел себя Феликс в подвластной ему области. Он уже успел организовать позорное и трагическое убийство первосвященника Ионафана, посмевшего противостать его распущенной тирании. Наконец, почти в то же самое время постоянные жалобы всего народа заставили Клавдия Кесаря призвать Феликса к ответу, поставив на его место Феста. Значит, мы видим, сколь позорно и бесстыдно лжет этот ритор. И поскольку ему вторят все противники Павла, мы заключаем из этого, что их ослепила ненависть и злоба. Они готовы даже предать благополучие своей страны и лишиться последнего, лишь бы уничтожить апостола. Там, где Эразм переводит: многое совершается правильно, – древний переводчик, кажется, стоит ближе ко смыслу Луки, говорящему: κά τορθωματα. А это слово означает преобразования и исправления. Итак, Тертулл расхваливает усердие Феликса, якобы очистившего Иудею от большой порчи, и многое восстановившего к лучшему из того, что иначе творилось бы плохо. Дабы Феликс охотнее пошел на убийство одного человека с целью обрести благоволение настроенного против себя народа.

стих 5

Найдя сего человека. Тертулл преследует здесь две цели. Во-первых, он хочет, чтобы Павла выдали иудеям, ссылаясь на то, что суд их справедлив в вопросах, касающихся божественного культа и закона Моисея. Если же в этом ему откажут, он винит апостола в караемом смертью преступлении, говоря, что тот возбуждал в народе мятеж. Иудеи знали, что для римлян нет более ненавистного преступления. Поэтому они изо всех сил стремятся повесить его на Павла. Причем Тертулл еще увеличивает тяжесть обвинения, говоря, что Павел подстрекал иудеев во всем мире. Но удивительно, почему он делает его начальником назорейской секты, которая, как мы знаем, пользовалась у иудеев скорее почетом, нежели порицанием. (Кажется, это сделано потому, что назореи, когда) Думаю: он имел в виду не людей, посвящавших себя Богу по древнему обряду закона, а убийц-смутьянов, также называвших себя почтенным именем «ревнители». Это сообщество возникло примерно в то же самое время. Больше того, из истории Иосифа мы заключаем, что назореи действовали уже тогда. Другие толкователи считают, что назореи означают здесь христиан. И это я вполне могу допустить. Кроме того, если принять первое толкование, можно сказать, что Тертулл по хитрости приписывает Павлу ненавистную для римлян секту. Поскольку эти ревнители хотели считаться самыми ревностными почитателями закона, они использовали религиозный пыл в качестве знамени, пробуждавшего людские души. Между тем, эти добрые ревнители собственной свободы (Закона) не щадят даже главных ее защитников (Сторонников), лишь бы ненависть к последним перекинулась на Павла. Ведь в других случаях они одобряли (Поощряли) назореев, как пламенных защитников закона. Теперь же, словно последние оскверняли весь мир, позорят Павла, приписывая ему общность с их сектой. Добавь к этому, что клевета на Павла воистину бесстыдна. Ведь ранее никто не подозревал его в этом деле. Итак, они столь же злонамеренно, сколь необоснованно, приписывают Павлу взятое с потолка и полностью вымышленное преступление. Однако, как уже говорилось, лицемеры отличаются подобной самоуверенностью, думая, что под предлогом рвения им позволено все.

вирши 6-7

Даже осквернить храм. Легковесное и почти глупое обвинение в глазах римского правителя, который сам хотел полностью этот храм изничтожить. Но, поскольку осквернение храма было наилучшим предлогом для возбуждения смуты, Тертулл с большой хитростью вешает его на Павла. Он как бы говорит: он приложил все усилия для возмущения города, пытаясь возжечь наихудший пожар, что и сделал бы, не воспрепятствуй ему остальные. Одновременно ритор указывает и на другое: поскольку Павел оскорбил религию, суд над ним относится непосредственно к ведению иудеев. Он также жалуется на трибуна Лисия за то, что тот лишил иудеев их законного права. Итак, Тертулл уговаривает правителя вернуть иудеям то, чего трибун несправедливо их лишил. Не лишена хитрости и уловка, когда Тертулл отказывает в доверии трибуну, поступившему с Павлом милосерднее, чем хотели священники. И, не дерзая обвинить его открыто, косвенно делает подозрительным в глазах правителя. Но спрашивается: могли ли иудеи надеяться, что правитель отдаст им это дело? Ведь рассмотрение караемых смертью преступлений относились к ведению только римских властей. Отвечаю: здесь иудеи притворяются борцами за справедливость, делая вид, что собираются милосерднее поступить с Павлом, чем он того заслуживает. Хотя они и не могли выносить смертные приговоры, им было позволено осудить преступника на умеренное побитие розгами. Между тем, перед правителем Тертулл продолжает требовать для Павла наказания смертью.

стих 8

Разобрав. Справедливая просьба, дабы правитель не судил раньше, чем тщательно исследует все дело. И осудил Павла, лишь полностью убедившись в его виновности. Но как иудеи посмели выдвинуть такое условие, сами сознавая за собой зло? Отвечаю: у них под рукою были свидетели, готовые показать лишь то, что им было угодно. Хотя имелась еще одна цель. Подобной лестью они надеялись склонить Феликса отдать виновного на их произвол, словно тот уже осужден. В итоге: чем более страстно они притязали, чем большую самонадеянность выказывали, тем больше были уверены в своей победе. Ведь обвиняемому были закрыты все пути для защиты. Так и клеветники, дабы затмить взор судящего, обычно притворяются, что отстаивают справедливое дело.

стих 10

Отвечал. Защита Павла основана не на разъяснении дела, но на простом отвержении предъявленного обвинения. Не потому, что Павел устыдился Евангелия или избегал креста Христова, но потому что более подробное исповедание веры было тогда неуместным. Значит, умолчав о Евангелии, о котором умолчал и обвинитель, Павел просто отвечает на выдвинутую против него клевету. Но прежде, чем к этому перейти, он признается в том, что охотно защищает свое дело перед Феликсом, приводя в качестве причины его долгое правление Иудеей. Ведь какого-нибудь нового правителя, может, и смутила бы эта клевета из-за незнания обстановки. Павел не хвалит добродетели правителя, но говорит, что радуется его долгому правлению, позволяющему судить рассудительнее. Вот искренний и правильный способ защиты – словам противопоставить сами дела. Однако, кажется, что Павел неправильно выводит, будто Феликс, будучи судьей уже многие годы, может разузнать время его прихода в Иерусалим. Отвечаю: Павел сказал это потому, что правителю подобало благоразумное поведение. Он как бы намекает: поскольку ты еще раньше узнал об их нравах, я не боюсь, что они тебя проведут. Ибо неопытность делает судей весьма доверчивыми, толкая их к порочной поспешности.

стих 11

Для поклонения. Во-первых, несомненно, что Павел пришел по другой причине. Затем он сам признается, что главным образом он намеревался принести милостыню нищим братьям. Но извинить апостола легко. Павел не был обязан говорить о причине своего прихода. Он лишь хотел попутно очиститься от обвинения в осквернении религии. Посему, хотя цель путешествия его и была другою, несомненно, что пришел он с настроем явить себя почитателем Бога и подтвердить святость храма собственным поклонением. Другой вопрос более сложен: почему Павел говорит, что пришел ради поклонения? Ведь почитание храма уже упразднилось, и у него не осталось никаких привилегий. Отвечаю и на это: хотя Павел не объясняет своего намерения, он ни в чем не выказывает и притворства. Ибо верным Христовым не было запрещено поклоняться в храме. Лишь бы они не приписывали месту особой святости, но свободно, без какого-либо местоприятия, везде воздымали к небу чистые руки. Павлу было позволительно, придя в Иерусалим, ради свидетельствования собственного благочестия войти в храм и совершить торжественный обряд божественного поклонения. Ведь сам он был уже свободен от суеверий. Не допускалось только приносить противные Евангелию умилостивительные жертвы. Итак, не религия подтолкнула Павла придти в Иерусалим, как бы по предписанию закона, словно тот еще оставался святилищем Божиим. Но, одновременно, апостол не гнушался и внешнего почитания, свидетельствовавшего о его благочестии перед людьми.

вирши 12-13

С кем-либо спорящим. Даже если бы Павел и сделал нечто подобное, у него не было необходимости это отрицать. Ведь он мог бы, таким образом, защищать и правое дело. Он был одним из книжников, все время проводивших в спорах. Ни закон, ни обычай не запрещал собирать вокруг себя толпу ради ее научения. Больше того, для этой цели в разных местах города были построены синагоги, предназначенные для собрания иудеев. Добавь к этому, что Павел определенно знал: именно так поступали апостолы, да и Сам Иисус Христос. Таким образом, Павел мог бы обратить это обвинение на своих противников, имевших ту же привычку ежедневных собраний. Но поскольку тогда надо было лишь опровергнуть клевету врагов, разоблачить неуместные нападки со стороны назойливых людей, Павел рассуждает не о праве, а, как говорится, о факте. Особенно настойчиво он рассеивает клевету, называвшую его возбудителем волнения. Наконец, апостол заключает: обвинение против него ложно и несправедливо. Ведь противники никогда не докажут истинность собственных слов. Для оправдания же вполне достаточно обвинить лжецов в обмане, не имеющем в себе ни тени правдоподобия.

стих 14

Признаюсь. Поскольку Павлу ранее вменялось нечестие и осквернение храма, он очищает себя от обоих этих обвинений. Он делает это, дабы Феликс понял: обвинителей подталкивала только злая воля. Даже если обвинение ложно и порочно, оно всегда находит определенное благоволение у мало внимательных людей. Поэтому надо было опасаться, что Феликс, остайся на Павле хоть какое-то подозрение, может не только простить рвение священников, но и уступить им в их просьбе. Посему Павел устраняет и эту часть обвинения, причем, так, что не затрагивает евангельскую веру. Ибо тогда, как уже говорилось, исповедание веры не представлялось своевременным.

Но почему апостол признается, что почитает Бога способом, называемым ересью? Некоторые считают, что это добавлено в качестве уступки. Ибо враги в качестве вины выставили то, что надо было приписать правильному выбору. Он как бы говорит: да, исповедуемая мною форма религия зовется ересью. Но зовется несправедливо. Однако, поскольку имя это не было тогда позорным ни у иудеев, ни у язычников, неправдоподобна защита перед мирским судьею в том, что тогда считали достохвальным, а не порочным. Когда речь заходит о христианах, Дух Божий велит отвергать еретиков. Учит остерегаться ересей, приносящих Церкви язву разделения. Значит, в народе Божием, спасение которого заключено в единстве веры, ересь никак не следует терпеть. Но, поскольку иудеи открыто хвалились тогда собственными сектами, извинение Павла, как говорилось, было излишним. Итак, остается, что Павел либо подразумевает свое фарисейство, либо называет ересью иудейскую религию, либо же (без всякого порочащего смысла) имеет в виду евангельское исповедание. Поскольку все перечисленное отличалось от обычаев и установлений язычников. И поскольку прежде Павел уже признавал свое фарисейство, нет ничего глупого в том, что теперь он повторяет то же самое. Особенно, если учесть, что немного спустя апостол скажет о воскресении мертвых.
Кроме того, поскольку первая часть содержит лишь исповедание отеческого культа, мне кажется, что здесь подразумевается вся иудейская религия, или же проистекающая из нее христианская вера. Павел был римским гражданином, однако, происходя от иудеев, признается, что привержен религии, полученной от отцов. Сюда же относится наречие уподобления. Ведь апостол доказывает вполне известную вещь. А именно: ту разновидность культа, которой были привержены иудеи. Он специально называет его отеческим, поскольку римскому гражданину, не происходившему от иудеев, не подобало принимать учение закона. Павел обличает здесь и жестоко наседавших на него противников. Ведь они так же, как и он, соглашаются с культом единого Бога. Я, – говорит апостол, – так же, как и они, почитаю Бога по обычаю, преданному от отцов. И этому не мешает, что Павел отошел от законнических обрядов и довольствовался духовным божественным культом. Ведь Павлу было достаточно очиститься от ложно предъявленного ему обвинения в нечестии. Посему весьма смешны паписты, пытающиеся свидетельством Павла одобрить любую форму древности. Мы, – говорят они, – вместе с Павлом почитаем отеческого Бога согласно дошедшему до нас через отцов обычаю. Словно сами они не знают, что тот же щит против веры Христовой могут выставить и турки, и иудеи.
Меньше всего в намерения апостола входило основывать религию просто на авторитете старших и защищать свое благочестие доводом, общим для всех будущих языческих суеверий. Он хотел лишь замкнуть уста своим противникам. Между тем, Павел считал само собой разумеющимся: отцы, от которых произошла иудейская религия, были подлинными и истинными почитателями Бога. Так что неиспорченные иудеи могли справедливо гордиться: отеческий Бог, Которого они почитают, – единственный Творец неба и земли. Народы же остальной части мира в качестве богов чтут свои пустые домыслы.

Веруя всему. Короткое объяснение предыдущего положения. Ведь раньше Павел не просто заявил, что почитает Бога, но добавил наречие οϋτως. Теперь же он определяет (Ибо) точно, каким образом почитает Бога. Отсюда явствует: Павел усердно остерегался вовлечь себя в суеверия, царящие среди иудеев. Подобно тому, как если кто-нибудь ответит сегодня папистам, что почитает Бога согласно сказанному в законе и Евангелии. Отсюда мы узнаем: почитать Бога угодным Ему образом можно только верою, единственным основанием благочестия. Ибо Павел, доказывая, что является рабом Божиим, не выставляет напоказ голые обряды, но ясно говорит о своей вере. Кроме того, это место содержит полезное научение: покоряться Писанию и почтительно принимать его учение – единственная основа правильной ортодоксальной веры. Далее, Павел разделяет здесь Писание на закон и пророков, дабы яснее доказать свою полную солидарность со вселенским согласием Церкви.

стих 15

Имея надежду на Бога. Следует отметить порядок изложения. Ибо, исповедав, что верует в Писание, Павел добавляет сюда надежду на будущее воскресение. Этим он показывает: его вера происходит не от людских пожеланий, но от Слова Божия. Таким образом, всему предшествует почтение к Писанию, будучи началом веры, дабы всеми нами управлял его авторитет. Затем следует познание того, что Бог объявил в Писании, соединенное с твердой надеждой. И, делая иудеев своими сообщниками в этом, Павел имеет в виду их лучшую часть. Хотя, нет сомнения, что таким способом апостол хочет изобличить их тайные помыслы перед Феликсом, как явствует из заключения его защитительной речи. Кроме того, общее воскресение утверждается здесь против фанатиков, ограничивающих его членами тела Христова. И как Павел ясно говорит о будущем воскресении всех, так и Сам Христос призывает одних к суду, а других к вечной жизни (John 5:29).

стих 16

Посему и сам подвизаюсь. Как явствует из многих мест Писания: нет большего стимула к святому образу жизни, чем надежда на будущее воскресение. Поэтому Павел повсеместно, желая действенно ободрить верующих, напоминает им об этом событии. И апостол обоснованно заявляет: покорившись вере, он усердно стремится к тому, чтобы жить в чистоте перед Богом и праведно среди людей. Действительно, злая совесть заменяет тысячу свидетелей, обличая человеческую вялость. Из нее люди могут вывести, что несерьезно веруют в вечную жизнь, к которой не стремятся. Совесть свою Павел зовет άπρόσκοπον, как бы непретыкающейся там, где рабы Божии стремятся устранить препятствия, мешающие их продвижению. Апостол указывает на две части совести. Есть внутренняя совесть, взирающая на одного Бога. Из нее рождаются вера и целомудрие, соблюдаемое в отношении людей. Наконец, Павел, говоря, что стойко придерживается благочестия в почитании Бога и праведности среди людей, хочет сказать, что лишь те истинно надеются на будущее воскресение, кто не перестает делать добро.

вирши 17-18

После многих лет. Смысл таков: он уже долгое время не был в Иерусалиме, проживая в отдаленных странах, и после длительного перерыва пришел принести милостыни и предназначенную Богу жертву благодарения. Отсюда явствует бесчеловечность и неблагодарность иудеев. Хотя Павел всеми способами заслужил благоволение народа, они воздают ему за это столь несправедливо. Это место объясняет предыдущее, где упоминается о поклонении апостола. Ведь не подлежит сомнению: Павел пришел не с целью принести жертву в храме. Это намерение возникло у него уже после прихода. Он лишь указывает на то, что порицали в нем иудеи. На то, что, прежде всего, относилось к настоящему делу. Наконец, говоря, что, совершая эти действия, он был схвачен в храме, причем уже после торжественного очищения, при отсутствии какой-либо смуты, Павел снова снимает с себя всяческое обвинение. Ведь очищение свидетельствует о том, что он никак не осквернил храм. Затем, поскольку Павел не собирал вокруг себя народ, его нельзя было подозревать в возбуждении смуты.

вирши 19-21

Некоторые Асийские. Речь Павла здесь неполна, но не содержит и двусмысленности. Без причины возмутились асийские иудеи, на отсутствие которых он жалуется. Он как бы говорит: вы, возводящие на меня столько преступлений, не можете утверждать, как обстояло дело, но дерзко доводите непроверенный слух до сведения правителя. Неясно, кто нес ответственность за все зло, и кто провоцировал этот пожар. И Павел, ранее переложив вину на других, теперь, словно собравшись с духом, призывает своих противников свободно изложить все, что они против него имеют. Хотя я не согласен с Эразмом и древним переводчиком касательно перевода причастия στάντος. Они приводят его в настоящем времени. А συνέδριον истолковывают в отношении суда властителя, что мне кажется чуждым Павлова смысла. На мой взгляд, он имеет в виду, что на их συνέδρίω готов дать ответ за все содеянное. Но иудеи тогда не знали ничего, что можно было бы вменить в вину Павлу. Они разъярились от одного лишь слова. Как Павел говорит, что судят его за воскресение мертвых. То есть, всем тяготам он подвергся по той лишь причине, что надеялся на воскресение. Отсюда явствует: всякое новое обвинение теперь полностью исключается. Ведь если бы имелась какая-то вина, иудеи про нее непременно бы поведали. Вероятно, затем были сказаны и другие слова, более конкретные и определенные. Позднее мы увидим, что спор шел тогда о Христе. Лука же хотел лишь показать, что Павел достаточно очистил себя от ложных обвинений.

стих 22

Выслушав это. Ясно, что Феликс, не высказав это прямо, все же понимал: Павла тяготило не собственное преступление, а злоба священников. Ведь Лука, говоря, что дело было отложено до прихода Лисия, одновременно, как бы поясняя, добавляет: правитель точно знал все, относящееся к делу. Этими словами, думаю, он хочет сказать, что Феликс уже имел достаточно опыта, чтобы знать нрав священников и их повадки. Или же из всего сказанного он понял, сколь глупым было обвинение. Это подтверждает более мягкое и человечное обращение его с Павлом. Стражу его он доверяет сотнику, заключая Павла как бы в свободное заточение. Другие предпочитают читать в одном контексте от лица Феликса: когда придет Лисий, лучше знающий про это дело, тогда и я буду судить. Но этот смысл основан на весьма шатком доводе. Эти толкователи говорят, что слово «путь» без добавления никогда не означает учения закона. Однако я отношу это место не к закону, а к сектам, о которых знали также и все пришлые. Действительно, никто не сомневался, что фарисеи утверждали бессмертие души Итак, поскольку дело было общеизвестным, не удивительно, что Феликс снял с Павла вину. Далее, толковать слово «путь» как «расследование дела» – весьма натянуто. Не вижу также, почему правитель должен был приписывать Лисию большую осведомленность в законе. Невинность же Павла ярче явствует из того, что к нужному суждению тут же пришел даже мирской человек. И, словно перестав считать его узником, позволил близким Павла навещать его и служить его нуждам. Из этого места мы также выводим, что спутники и Церковь не покинули Павла. Ибо зачем было давать доступ его близким, если бы они не стояли наготове, являя свою озабоченность и желание послужить? Итак, научимся из этой истории: доколе у нас есть возможность, и представляется случай, не следует лишать мучеников Христовых всяческого утешения как людей, страдающих за Евангелие.

стих 24

Придя с Друзиллою. Выше уже говорилось о порочности и алчности Феликса. Что же касается его жены Друзиллы, то читателей стоит предупредить: они была старшей дочерью Агриппы (о позорной смерти которого Лука говорил в 12-й главе). Выдана она была за Епифания, сына царя Антиоха. Но когда юноша отказался принять иудейскую веру, ранее обещав это сделать, его брат, младший Агриппа (о котором упоминается в следующей главе) после смерти отца выдал ее за Азиза, царя Эмесского. От сожительства же с последним Друзиллу совратила лесть Феликса. Пораженный ее особой красотою, Феликс снарядил некоего Симона, иудея, родом из Кипра, склонившего ее к новому браку своим сватовством. И вышло так, что похотливая женщина, нарушив супружескую верность, вопреки закону стала женой необрезанного человека. Кроме того, хотя она и осквернила себя мирским супружеством, из этого места можно заключить, что в душе ее не полностью изничтожилась взращенное с младенчества благочестие. Ибо Феликс столь сильно желал слушать Павла и удостоил его беседы только ради угождения жене. Лука не говорит об этом прямо, но, назвав Друзиллу, дает понять, что Павла призывали рассуждать о Евангелии лишь из-за ее благоволения. Хотя такого рода отступников скорее возбуждает любопытство, чем искреннее желание научения.

И слушал его о вере. Исповедание Павла свидетельствует: прежде он молчал о вере не из-за боязни за себя, не потому, что избегал креста Христова. Но потому, что еще не настало подходящее время. Будучи призван на суд в качестве обвиняемого, он должен был отвечать на вмененные ему преступления, дабы затем, получив оправдание, свободно говорить о вере Христовой. Итак, теперь Павел видит, что ему открыта дверь для проповеди. И он не боится оскорбить правителя, не пугается опасности, не скрывает своего христианства. Отсюда мы узнаем, что Павел наделен как непобедимой стойкостью, так и благоразумием. Он никогда не угашал намеренно евангельский свет, но лишь выбирал для него удобное время. Полезно отметить здесь чудесный совет Бога, желающего порою возвещать Евангелие даже отверженным. Не для того, чтобы они в чем-либо от него преуспели, но чтобы сделать их более неизвинительными. Для Феликса и Друзиллы было бы выгоднее никогда не слышать вести о Христе. Ведь отвержение предложенной спасительной благодати или небрежение последней для них не осталось безнаказанным. Кроме того, следует отметить: некоторые желают слушать Евангелие по врожденному в них семени благочестия, но, услышав, тут же небрегут о нем или не сохраняют его. Но какой бы успех ни имела евангельская проповедь, она всегда – доброе и приятное благоухание для Бога. Независимо от того, животворит ли она людей или убивает.

стих 25

И как он говорил. Феликс надеялся на то, что речь Павла доставит ему удовольствие. Так люди, жаждущие новизны, охотно услаждают свой слух утонченными рассуждениями. Одновременно он хотел исполнить желание жены, дабы та ему не досаждала. Теперь же Феликс вынужден ощутить, сколь болезненно воздействует Слово Божие, лишающее его всех обычных удовольствий. Будучи в узах, Павел говорит о Божием суде. Человек же, обладающий властью над его жизнью и смертью, приходит в трепет, словно стоит перед собственным судьей. И не находит иного утешения, кроме того, чтобы удалить от себя Павла. Отсюда научимся, во-первых, тому, какая сила Духа Божия проявлялась в сердце и словах апостола. Он видит, что должен говорить от имени Христова, и прилагает всяческое усердие. Но осуществляет вверенное ему служение, словно с высоты небес, и, забыв о своих узах, возвещает небесный суд от лица Господня. И в том, что речь узника укоряет сердце правителя, проявляется величие Духа, превозносимое Христом: Дух, придя, будет судить мир, и т.д. Проявляется также сила пророчества, воспеваемая Павлом в 1 Corinthians 14:24. Исполняются и слова, сказанные Павлом в другом месте: Слово Божие не было у него скованным. Он не только свободно и бестрепетно его возвещал. Слово проникало в сердца даже тех, кто надмевался своим величием, поражая их, будто молния с неба.

Снова отметим, что отверженные, хотя их и поражает суд Божий, не обновляются к покаянию только из-за страха перед ним. Феликс затронут тем, что слышит, как Бог будет судить мир, но тут же бежит от этого страшного для него судилища. Так что грусть его, никак не приводящая к спасению, надуманна и ложна. Значит, покаяние требует страха, рождающего добровольную ненависть ко греху. Оно так поставляет человека перед Богом, что тот охотно соглашается судиться по Его Слову. Признак истинного преуспевания – когда грешник ищет врачевство там, где прежде получил рану. Кроме того, данный отрывок учит: люди тогда животворно проверяются Словом Божиим, когда, исповедав тяготящие их пороки, обращают свою совесть к будущему суду. И Павел, рассуждая о праведности и умеренности, болезненно потревожил раны Феликса. Ведь тот был похотливым человеком, преданным беззаконию и отличавшимся полной распущенностью.

стих 26

Надеялся он, что Павел даст ему денег. Хотя Феликсу была ясна невиновность Павла, хотя он постеснялся осудить его за деньги в угоду иудеям, – все же, правитель, будучи алчным и развращенным человеком, не захотел даром освобождать апостола. По этой причине он часто призывал Павла, своей лаской внушая ему надежду на возможность купить освобождение. Ибо алчные судьи часто вползают так в доверие людей, желая дать волю своим порокам. Отсюда мы заключаем: страх, охвативший Феликса от беседы с Павлом, был преходящим. Ведь надежда на прибыток побуждает его призывать того, кого раньше из-за страха он был вынужден отослать. Как же Феликс надеялся на плату от бедного и покинутого человека? Ведь его бездонное чрево не довольствовалось бы умеренным приношением. У меня нет сомнений (поскольку люди, связанные с деньгами, обычно умны и прозорливы), что Феликс, видя, как упорно настаивают иудеи на погибели Павла, успел кое-что о нем выведать. А именно: что он был необычным человеком, водившим дружбу со многими. Так что правитель не сомневался: друзья Павла охотно заплатят за его выкуп.

стих 27

По прошествии двух лет. Павел знал, что сребролюбивый судья отпустит его только после выкупа. Он также имел достаточно времени для сбора денег. Поэтому, вероятно, он не только пощадил бедность братьев, но и сознательно воздержался от сделки, сквернящей святость гражданского устроения. И, несмотря на то, что начальники, покидая свою область, обычно отпускают узников, вину которых не установили, у Феликса была причина поступить совсем наоборот. Иудеи ранее часто жаловались на его постыдную алчность, на хищения, жестокости, распущенное правление. Утомленный этими жалобами, Кесарь Клавдий удалил Феликса из Иудеи. И Феликс, дабы не ожесточать иудеев более, оставляет Павла в узах. Таким образом, невинного слугу Божия он делает как бы откупом за свои злодеяния для умилостивления священников.