Bible Commentaries
2 Тимофею 4

стих 1

Итак заклинаю. Этот вывод апостола следует прилежно отметить, ибо здесь он весьма подходящим образом соединяет Писание с его проповедью. И этим опровергается превозношение некоторых фанатиков, претендующих на то, что они больше не нуждаются в помощи учителей, поскольку чтения Писания самого по себе уже достаточно. Но Павел, рассуждая о пользе Писания, выводит не только то, что его следует читать всем, но и то, что оно должно преподаваться через учителей, которым вверено это служение. Итак, подобно тому, как вся наша мудрость заключена в Священном Писании, как не следует нам мудрствовать о чем-либо помимо него, и учителям нашим заимствовать откуда-либо еще то, что они проповедуют, так же и тот, кто, отбросив живой голос учителя, будет довольствоваться немым Писанием, на собственном опыте поймет, сколь плохо пренебрегать предписанным от Бога и Христа способом обучения. Поэтому будем помнить о следующем: чтение Писания рекомендуется здесь всем, но так, чтобы это не создавало помех для служения пастырей. Значит, верующие должны усердно преуспевать и в чтении, и в слушании Писания, коль скоро Бог не напрасно заповедал и то, и другое.

И, говоря об этом весьма серьезном деле, Павел добавляет клятву, предъявляя Тимофею Бога как мстителя, а Христа – как судью, в том случае, если он прекратит учительское служение. Действительно, подобно тому, как Бог, не пощадив Собственного Сына, показал этим бесценным залогом, насколько заботится о спасении Своей Церкви, так же Он и не позволит из-за небрежения пастырей безнаказанно делать добычей дьявола души, которые искупил столь дорогой ценою. Особенно подчеркнуто апостол говорит здесь о Христовом суде, поскольку от нас, выступающих от Его имени, Христос еще строже потребует отчета за плохое служение.

Христос будет судить, то есть, судить всех: и тех, кого застанет еще живыми во время Своего пришествия, и тех, кто к этому времени уже умрет. Поэтому никто не избежит Его суда. Явление же Христово и Его Царствие означают одно и то же. Ибо, хотя Христос царствует и ныне на небесах, и на земле, Царствие Его проявляется еще не вполне отчетливо и, как бы скрываясь под тенью креста, испытывает яростные нападки со стороны врагов. Поэтому оно прочно установится лишь тогда, когда, повергнув врагов и устранив и изничтожив всякую противную Ему власть, Христос полностью явит нам Свое величие.

стих 2

Настой (будь настойчивым) во время. Здесь апостол рекомендует нам не только настойчивость, но рвение, преодолевающее все трудности и преграды. Ведь мы, будучи по природе чрезмерно расслаблены и ленивы, легко останавливаемся перед любыми самыми незначительными помехами. Больше того, порою мы охотно ищем оправдания для своей лени. Но подумаем о том, сколькими ухищрениями владеет сатана, чтобы мешать нашему продвижению вперед, о том, насколько медлительны и привередливы мы в деле следования нашему призванию. И мы поймем, что Евангелию останется весьма мало места, если пастыри не будут проявлять пусть даже несвоевременную настойчивость. И слова о несвоевременной настойчивости следует относить как к пастырям, так и к слушающему их народу. К пастырям они относятся в том смысле, что те должны исполнять учительское служение не только в отведенные им часы или когда это им удобно. Им следует понукать себя, не щадя никаких сил и идя на любые тяготы. В отношении же народа несвоевременная настойчивость означает пробуждение спящих, одергивание уклоняющихся, исправление тех, кто увлечен мирской суетою.

Апостол велит быть настойчивым в убеждении, порицании, увещевании, желая этим сказать, что для нашего понукания надо использовать множество стрекал, заставляющих идти правильным путем. Ведь, если бы мы были в должной степени обучаемыми, служитель Христов увлекал бы нас за собой одним лишь кивком головы. Однако, на деле, чтобы растормошить нас, не достаточно просто умеренных увещеваний (не говоря уже о здравых советах), если к ним не добавляются пламенные порицания и упреки.

Со всяким долготерпением (со всякой мягкостью). Весьма необходимая оговорка. Ведь, если порицания не будут опираться на учение, они или падут под собственным напором, или будут произноситься на ветер. Ибо увещевания и порицания суть лишь вспомоществования для учения, поэтому без него они мало на что способны. В качестве примера можно привести тех, кто, отличаясь одной лишь пылкостью и остротой, не оснащен при этом основательным учением. Эти люди мужественно истощают себя, громогласно вещают, беспокойно суетятся – но безуспешно, поскольку строят без надлежащего фундамента. Я говорю здесь о добрых, но малообразованных и слишком пылких людях. Ибо те, которые весь свой пыл используют для нападок на здравое учение, много хуже и недостойны упоминания в этом месте. В итоге, Павел хочет, чтобы порицания были основаны на учении, дабы их не презирали, как что-то бесполезное и напрасное.

Далее, апостол хочет, чтобы острота порицаний умерялась некоторой мягкостью. Ибо нам труднее всего умерить свой пыл, если мы однажды вошли в раж. Однако там, где нами владеет нетерпение, мы трудимся без всякого успеха. Ведь в этом случае наша суровость не только подвергается насмешкам, но и раздражает людские души. Добавь к этому и то, что жесткие и необходительные люди, как правило, не могут выносить тугодумия тех, с кем имеют дело, и не в состоянии сдерживать собственное негодование и раздражение, которые, однако, следует подавлять в себе, если мы хотим принести пользу. Поэтому, пусть к строгости добавляется приправа мягкосердечия, дабы стало видно, что эта строгость исходит из благожелательной души.

стих 3

Ибо будет время. Исходя из человеческой порочности, апостол показывает пастырям, какую заботу и обеспокоенность они должны проявлять. Ибо скоро наступят времена, когда Евангелие может угаснуть и исчезнуть из людской памяти, если благочестивые учителя не приложат все усилия для его сохранения. Поскольку же сейчас ко Христу еще проявляется некоторое почтение, им, по словам апостола, надо воспользоваться этим обстоятельством, подобно тому, как кто-то сказал бы при надвигающемся шторме, что следует не расслабляться, а упорно работать, потому что вскоре такой возможности уже не будет. Говоря же, что люди не будут принимать здравого учения, апостол имел в виду, что оно станет вызывать не только отвращение и презрение к себе, но и ненависть. Учение же это апостол называет здравым, исходя, как обычно, из его воздействия, коль скоро оно истинно наставляет нас в благочестии. И то же самое учение Павел немного ниже назовет истиной, как бы именуя его правильным и подлинным истолкованием Слова Божия. Это учение апостол противопоставляет басням, то есть, бесполезным измышлениям, которыми искажается простота благовестия.

Отсюда мы, во-первых, узнаем, что чем большую наглость выказывают люди, презирая учение Христово, тем более усердно должны утверждать его благочестивые учителя и тем большую настойчивость проявлять для его сохранения. Более того, своим трудолюбием они должны упреждать все нападки сатаны. И если в иных обстоятельствах можно было поступать иначе, то теперь, при такой людской неблагодарности, подобный образ действий крайне необходим. Ведь те, кто вначале жадно хватается за Евангелие и выказывает незнамо какое к нему рвение, немного спустя начинают от него скучать, и из скуки в конце концов рождается отвращение. Другие с самого начала или яростно противятся благовестию, или, презрительно его слушая, над ним насмехаются. И, наконец, третьи, не терпя, чтобы на них возлагали бремя, сопротивляются Евангелию и от ненависти к священной дисциплине полностью отвращаются от Христа, становясь из друзей открытыми Его врагами. Так вот, с подобной неблагодарностью следует, тем не менее, бороться. И в этом случае надо прилагать еще большие усилия, чем в том, когда все добровольно принимают предложенного им Христа. Только бы нам не падать духом и не уступать в этой борьбе.
Кроме того, предупрежденные о подобном презрении к Слову Божию и Его отвержении, мы не должны пугаться словно чего-то нового, когда будущее, предсказанное здесь Святым Духом, станет исполняться на самом деле. Действительно, коль скоро по природе мы все склонны к суете, не будет ничего нового или необычного в том, если басни мы охотно предпочтем истине. Добавь сюда и то, что простое и смиренное на вид евангельское учение никак не удовлетворяет нашу гордыню и наше любопытство. Итак, сколь же мало людей чувствует вкус духовного и способно ощутить аромат обновленной жизни и всего к ней относящегося! И все же Павел пророчествует здесь о каком-то большем, еще не проявившемся нечестии определенной эпохи и повелевает Тимофею своевременно подготовиться к тому, чтобы ему противостать.

Будут избирать (нагромождать) себе учителей. Следует отметить глагол «нагромождать», означающий следующее: безумие будет столь великим, что люди, не довольствуясь небольшим количеством мошенников, возжелают слышать огромную их толпу. Коль скоро жажда чего-то суетного и вредного ненасытна, мир отовсюду и безостановочно добывает для себя все вообразимые и мыслимые средства, приводящие к его погибели. И у дьявола под рукою всегда имеется достаточное количество таких учителей, которых желает слушать мир. Ибо нива, на которой растут нечестивые, всегда плодоносна, какой мы и видим ее сегодня. Поэтому как никогда не будет недостатка в служителях сатаны, готовых обманывать, так никогда не будет недостатка и в поводах для обмана. И подобная порочность, постоянно царящая в людях, заслуживает именно того, чтобы они, отвергнув Бога с Его спасительным учением, охотно принимали всякий обман. Итак, то, что время от времени возникают лжеучителя, и порой даже в большом количестве, надо относить к справедливому мщению Божию. Ибо мы достойны того, чтобы унестись подобным потоком, коль скоро Слово Божие не находит среди нас никакого отклика, а если все-таки находит, то сразу же теряет авторитет.

Баснословным же учениям мы привержены настолько, что никакое количество мошенников не будет казаться нам чрезмерным. Возьмем, к примеру, папство, и посмотрим, какая огромная толпа монахов его сегодня наводнила! Если бы было надо прокормить одного благочестивого пастыря вместо десяти монахов и стольких же священников, сразу же возникли бы жалобы о несправедливом распределении средств. Итак, характер мира таков, что, с великой жадностью призывая к себе бесчисленных мошенников, он желает уничтожить все, связанное с Богом. И нет иной причины для стольких заблуждений, кроме той, что люди правильному обучению предпочитают добровольный обман. Именно на это и указывает Павел, говоря, что подобные учителя «льстят слуху». Желая обозначить причину столь великого зла, апостол использует здесь изящную метафору, означающую, что слух мира настолько утончен, и его желание новизны столь неуемно, что он без конца нагромождает себе учителей и каждый раз увлекается все новыми выдумками. Единственное же средство от подобного зла состоит в том, чтобы верующие научились полагаться на одно лишь чистое евангельское учение.

стих 5

Но ты будь бдителен. Апостол продолжает свое увещевание, дабы, чем больше будут усиливаться болезни, тем усерднее Тимофей занимался их излечением, и чем ближе будут опасности, тем большую он проявлял бдительность. И, поскольку служителям Христовым, верно исполняющим свое служение, уготованы скорые и неминуемые сражения, апостол одновременно увещевает Тимофея быть стойким и несгибаемым в перенесении злоключений.

«Совершать дело благовестника» означает делать то, что достойно звания благовестника. Впрочем, не ясно, охватывает ли апостол этим именем всех служителей Евангелия или имеет в виду какое-то особое служение. Я больше склоняюсь ко второму варианту, поскольку из четвертой главы Послания к Ефесянам с очевидностью явствует, что благовестники – промежуточный чин между апостолами и пастырями. Так что благовестники были как бы вторыми делателями после апостолов. И более вероятно то, что Тимофей, которого Павел еще раньше сделал ближайшим соратником во всех своих делах, в смысле церковного чина и достоинства служения был выше обычных пастырей, нежели то, что он был одним из их числа. Кроме того, почтительное упоминание о его служении направлено как к воодушевлению его самого, так и к утверждению его авторитета в глазах остальных. И Павел, без сомнения, преследовал обе эти цели.
Если в последней части предложения прочесть вместе с древним переводчиком «исполняй», смысл будет таким: полностью исполнить возложенное на тебя служение ты сможешь только тогда, когда соблюдешь мои заповеди; поэтому смотри, как бы тебе не ослабнуть в середине пути. Но поскольку πληροφωρεΐν часто понимается как «вызывать доверие» или «удостоверять», мне больше по душе другой смысл, также вполне подходящий к контексту: Тимофей, проявляя бдительность, терпеливо перенося скорби и настойчиво обучая других, достигнет того, что подлинность его служения окажется вне сомнений. Ибо, исходя из этих признаков, все признают его добросовестным служителем Христовым.

стих 6

Ибо я уже становлюсь жертвою. Апостол приводит причину, по которой прибег к столь серьезным заверениям. Он как бы говорит: пока я жил, я протягивал тебе руку, и ты не испытывал недостатка в моих увещеваниях; мои советы немало помогали тебе, а мой пример тебя укреплял; так вот, настало время, когда ты будешь учить и увещевать себя сам; впредь ты будешь плыть без спасательного круга; следи же за тем, чтобы после моей смерти ты не изменился в худшую сторону.

Впрочем, стоит отметить выражения, коими апостол указывает на свою смерть. Слово «разрешение» означает, что, умирая, мы погибаем не полностью, поскольку имеется в виду лишь разрешение души от тела. Отсюда мы выводим, что смерть есть не что иное, как оставление душою телесной оболочки. И подобное определение смерти содержит в себе свидетельство бессмертия души. Термин же «жертва» подходил к смерти Павла особо, поскольку он шел на нее ради утверждения истины Христовой. Ибо, хотя все благочестивые представляют собой угодные Богу жертвы, живя ли в послушании или умирая, мученики приносятся в жертву более возвышенным способом, проливая кровь за имя Христово. Добавь к этому, что глагол σπένδεσθαι, которым пользуется здесь Павел, означает не любую жертву, а именно ту, которая совершается при заключении завета. Поэтому эта фраза означает здесь то же, что апостол яснее излагает в Philippians 2:17, говоря: я радуюсь, даже если приношусь в жертву за жертвоприношение вашей веры. Ибо в том отрывке апостол имел в виду, что вера филиппийцев узаконивается его смертью точно так же, как некогда посредством жертвоприношений узаконивались заключаемые соглашения. И не потому, что наша вера в собственном смысле основана на стойкости мучеников, а потому, что эта стойкость немало способна утвердить нас в вере. Итак, Павел наделяет свою смерть великой похвалою, называя ее узаконением учения, дабы благочестивые от нее скорее воодушевились, а не пали духом, как обычно бывает после человеческой смерти.

Время моего отшествия (разрешения). И эта фраза достойна пристального внимания. Апостол изящно устраняет чрезмерный страх перед смертью, указывая на ее природу и силу. Ведь, почему еще люди столь сильно боятся какого-либо упоминания о смерти, если не потому, что видят в смерти погибель? Павел же, напротив, называя смерть разрешением, отрицает гибель в ней человека, и учит, что во время смерти происходит лишь отделение души от тела. По этой-то причине апостол и говорит столь спокойно о том, что его время настает, чего он не мог бы сделать без презрения к смерти. Ибо, хотя человеческий страх и ужас перед смертью вполне естественен и не может быть полностью устранен, его все же следует побеждать верой, дабы он не мешал нам по первому призыву Божию послушно покинуть этот мир.

стих 7

Подвигом добрым (доброй битвою). Поскольку обычно о событии судят по его исходу, битва, которую вел Павел, могла быть сочтена проигранной, коль скоро у нее был не столь уж счастливый исход. Поэтому апостол, напротив, называет этот исход великим, что бы ни думал о нем мир. Слова апостола свидетельствуют о великой силе его веры. Ибо общественное мнение не только сочло бы несчастным самого Павла, но и самым решительным образом возгнушалось бы его смерти. Кто не сказал бы, что Павел сражался безуспешно? Но сам апостол не зависит от превратных людских суждений, скорее, напротив, величие души Павла поднимает его над всеми бедами, не позволяя им в чем- либо мешать его славе и счастью.

Итак, битву, которою он бился, апостол называет доброй и славной. Больше того, он хвалится самой смертью, коль скоро она – как бы финиш его забега. Известно, что бегуны на ристалище достигают желаемого тогда, когда добегают до финиша. И апостол показывает, что по той же самой причине для подвижников Христовых желанна смерть, поскольку она завершает все их труды. Одновременно Павел учит, что в этой жизни не стоит почивать, коль скоро быстро преодолеть путь от старта до середины ристалища бессмысленно, если потом не продолжить бег до финиша.
Фраза же о сохранении веры может быть понята двояко: или так, что Павел до самого конца был верным воином Своего полководца, или так, что он устоял до конца в правом учении. И тот, и другой смысл хорошо подходит к контексту. Действительно, Павел мог подтвердить свою верность Господу только путем настойчивого провозглашения чистого евангельского учения. И все же я не сомневаюсь в том, что апостол намекает здесь на торжественную присягу, даваемую при заступлении на воинскую службу. Он как бы говорит, что выказал себя испытанным и верным Своему полководцу воином.

стих 8

А теперь (а что остается). Как ранее апостол хвалился своей бранью, прохождением ристалища и сохранением веры, так и теперь он утверждает, что трудился не напрасно. Ведь порой тот, кто усердно совершает свое дело, тем не менее не получает положенной награды. Но Павел говорит, что без награды он не останется. Эта уверенность имеется у него по той причине, что он взирает на день воскресения. И то же самое следует делать и нам. Ибо вокруг себя мы видим одну лишь смерть, поэтому наш взор должен не останавливаться на этом мире, но обратиться к будущему пришествию Христову. В этом случае ничто не будет мешать нашему счастью.

Впрочем, поскольку апостол упоминает о венце праведности и справедливом Судье, и пользуется глаголом «воздавать», паписты пытаются вывести отсюда заслугу добрых дел в противность благодати Божией. Но все их доводы нелепы. Ибо незаслуженное оправдание, подаваемое нам через веру, не противоречит воздаянию за дела. Напротив, эти два положения хорошо между собой согласуются: человек оправдывается даром по благодеянию Христову, и, несмотря на это, получит награду от Бога за свои дела. Ведь Бог, приняв нас в Свою благодать, тут же начинает считать угодными Себе и наши дела, удостаивая их (хотя и незаслуженно) определенной награды.
Хотя паписты ошибаются здесь дважды: во-первых, когда выводят из этого отрывка, будто мы имеем заслугу перед Богом потому, что делаем добро силою нашей свободной воли, а, во-вторых, когда делают Бога нам обязанным так, словно спасение приходит к нам не от Его благодати, а откуда-то еще. Однако из того, что Бог справедливо воздает нам все, что воздает, не следует, будто Он чем-то нам обязан. Ибо Бог справедлив, даже благодетельствуя даром. И Бог воздает обещанную Им награду не потому, что мы опережаем Его каким-либо угодным Ему делом, но потому, что Он с той же самой щедростью, какую ранее начал к нам проявлять, добавляет к Своим прежним дарам последующие.
Итак, паписты напрасно и превратно утверждают, будто этот отрывок доказывает, что добрые дела исходят от силы свободной воли, поскольку вполне разумно положение о том, что Бог увенчивает в нас Свои же Собственные дела. Не менее напрасно и глупо пытаются они этими словами ниспровергнуть праведность по вере, коль скоро благость Божия, посредством которой Он незаслуженно принимает человека, не вменяя ему грехи, ничем не противоречит воздаянию за дела, которое совершается по той же самой обещанной Богом милости.

И не только мне. Чтобы все остальные вместе с ним с воодушевлением участвовали в этой брани, апостол приглашает их к общению в положенной награде. Ибо несгибаемая стойкость апостола не могла бы служить нам примером, если бы одинаковое упование на венец не предлагалось всем. И, говоря: «всем, любящим пришествие Его», он наделяет благочестивых весьма примечательным признаком. Действительно, везде, где возобладает вера, она стряхнет с живущих в мире людей оцепенение и вознесет их души к надежде на последнее воскресение. Итак, апостол хочет сказать, что все приверженные миру сему и любящие эту преходящую жизнь, не думающие о пришествии Христовом и никак его не желающие, лишают себя бессмертной славы. Поэтому – горе нашей оцепенелости, подавляющей нас и мешающей серьезно размышлять о пришествии Христовом, к которому надлежит обратиться всей своей душою! Добавь к этому, что апостол исключает из числа верующих тех, кого устрашает пришествие Христово. А его нельзя полюбить, если оно не будет казаться нам сладостным и приятным.

стих 9

Постарайся. Поскольку Павел знал, что время его смерти настало, не сомневаюсь, что у него было много тем, на которые ради блага Церкви он хотел прилюдно поговорить с Тимофеем. Посему апостол без колебаний призывает его из далекой заморской страны. Действительно, причина, по которой апостол отзывал Тимофея из церкви, над которой он председательствовал, и притом из такой дали, была чрезвычайно весомой. Ведь то, чему Тимофей научился за короткое время общения с апостолом, еще долго приносило бы пользу всем церквям. Так что по сравнению с этой пользой потеря половины или целого года была весьма незначительной. Однако из последующих слов видно, что Павел призывал Тимофея также и ради самого себя, поскольку был лишен верных помощников. Однако положенное лично ему апостол не ставил выше интересов Церкви, и поступал так потому, что дело касалось благовестия в целом. И поскольку апостол защищал Евангелие, даже находясь в узах, он испытывал нужду в том, чтобы ему в этом деле помогали и другие.

стих 10

Возлюбив нынешний век. Для такого мужа, действительно, позорно оставить Христа из-за любви к этому веку. Однако не стоит думать, будто Димас, прямо отрекшись от Христа, снова посвятил себя нечестию и отдался мирским соблазнам. Он лишь предпочел свои личные удобства или свою безопасность жизни Павла. Он не мог быть с апостолом без того, чтобы испытывать многочисленные скорби и стеснения, подвергая опасности свою жизнь. Он был выставлен на всеобщее поношение, сносил множество обид, был вынужден оставить заботу о собственном имуществе. Поэтому, побежденный страхом перед крестом, Димас захотел позаботиться о самом себе. И нет сомнения, что мир встретил его с распростертыми объятиями.

Далее, то, что Димас был одним из главных спутников Павла, можно заключить из следующего: апостол упоминает его среди немногих в Послании к Колоссянам, 4:14 и в Послании к Филимону, 24, где причисляет Димаса к своим помощникам. Поэтому не удивительно, что апостол столь сильно упрекает здесь Димаса за то, что он выказал большую приверженность себе, нежели Христу. Другие же упомянутые апостолом люди покинули его по справедливым причинам и по его собственному желанию. Отсюда явствует: Павел заботился о себе не в такой степени, чтобы лишить церкви своих пастырей лишь для того, чтобы получить от этого какое-то облегчение. Без сомнения, апостол всегда старался призывать к себе или удерживать у себя лишь тех, чье отсутствие не мешало бы другим церквям. По этой причине Павел, призвав к себе Тимофея, одновременно отправляет Тита в Далматию, а других – в другие места. Больше того, чтобы эфесская церковь не оказалась осиротевшей и не потерпела ущерба из-за отсутствия Тимофея, Павел посылает туда Тихика, и сообщает Тимофею о том, что его обязанности будет кому исполнять.

стих 13

Плащ, который я оставил в Троаде. Относительно слова, переведенного как «плащ», переводчики между собой разногласят. Некоторые думают, что это слово означает ящик для книг, другие – что какую-то разновидность одежды, защищающую путника от холода и дождей. Но какое бы толкование ни выбрать, возникнет сложность: почему Павел велит принести себе ящик или одежду из столь отдаленного места? Как будто в Риме не было ремесленников, сукна, или древесины! Если же предположить, что ящик этот содержал книги, карты или послания, вопрос исчезнет, ибо все это нельзя было купить за деньги. Но, поскольку многие не принимают подобного предположения, я без труда соглашусь со словом «плащ». И вовсе не глупо то, что Павел попросил принести его из столь отдаленного места. Ведь из-за долгого предыдущего употребления этот плащ был для него удобнее других. Кроме того, апостол хотел избежать лишних трат. Хотя, признаюсь, что мне больше нравится первое толкование. Особенно, поскольку Павел тут же добавляет: «книги и пергаменты». Отсюда явствует, что апостол, даже готовясь к смерти, не прекращал заниматься чтением.

Но как же в этом случае быть с теми, кто думает, будто преуспел настолько, что уже не нуждается ни в каких дальнейших упражнениях? Кто посмеет сравнивать себя с Павлом? Еще больше эта фраза опровергает безумие тех фанатиков, которые, презрев книги и осудив всякое чтение, кичатся одними своими ένθουσιαςμοΰς [или ένθουσιαςμοϊς, если в дательном падеже, соответствующем нашему творительному – прим. пер.]. Мы же знаем, что в этом отрывке всем благочестивым рекомендуется постоянное чтение, дабы они получили от него пользу.

Но кто-нибудь спросит: к чему стремился Павел, прося об одежде, если он чувствовал приближающуюся смерть? И эта трудность также подвигает меня отнести сказанное к ящику с книгами. Хотя тогда у одежды могло быть и такое употребление, о котором сегодня мы ничего не знаем. Поэтому не хочу излишне утруждать себя этим вопросом.

стих 14

Александр. Этот человек явил собою пример ужасного отступничества. Ранее он выказывал некое усердие в распространении Царства Христова, а после стал враждебно на него нападать. Нет ничего вредоноснее этого сорта людей, ничего более заразного. Но Господь хотел, чтобы Его Церковь с самого начала не была избавлена от подобного зла, дабы мы, подвергнувшись похожим искушениям, не пали из-за них духом. Следует отметить, о каком именно великом зле со стороны Александра жалуется здесь Павел. Он имеет в виду, что этот человек противился его учению. Александр был ремесленником, не учившимся в школе, и не владел искусством спора. Но домашние враги всегда с избытком обучены нам вредить. И нечестность подобных людей всегда вызывает к себе доверие в мире. Так что порой злобное и бесстыдное невежество доставляет нам больше трудностей и хлопот, чем наивысшее остроумие, соединенное с учительскими способностями. Добавь к этому, что Господь, посылая своих людей в бой с подобным отребьем, намеренно призывает их не смотреть на мир, дабы они не стремились к внешней помпезности и блеску.

Из слов Павла можно заключить, что больше всего огорчали его нападки на здравое учение. Ведь, если бы Александр нападал лично на него или оскорблял только его, апостол стерпел бы все это с большим спокойствием. Но там, где нападают на истину Божию, его святое сердце пылает негодованием, поскольку во всех рабах Христовых должны исполниться слова: ревность к дому Твоему снедает меня. Сюда же относится и вырвавшаяся из уст Павла суровая молитва о том, чтобы Господь воздал Александру. Немного ниже, жалуясь на то, что был оставлен всеми, Павел, тем не менее, не испрашивает им мщение Божие. Скорее он действует в качества ходатая, выпрашивая для них прощение.
Так вот, почему же апостол, будучи столь кротким и милостивым ко всем остальным, выказывает себя жестким и неумолимым к одному этому человеку? Потому что другие согрешили из-за страха и немощи. И по этой причине апостол желает для них прощения Господня. Так и нам подобает сострадать немощи наших братьев. Но поскольку Александр восстал на Бога по злобе и со святотатственной дерзостью, поскольку он открыто нападал на уже познанную им истину, его нечестие не заслуживало никакого снисхождения. Поэтому не надо думать, будто Павел прибег к подобной молитве в пылу горячности. Напротив, вечной погибели для Александра, как и милосердия для других, он желал по внушению от Духа Божия и руководствуясь правым рвением. Поскольку же Павел изрекает это осуждение под водительством Небесного Духа, отсюда можно заключить, сколь драгоценна для Бога истина, нападки на которую Он столь сурово карает. В особенности следует отметить, насколько омерзительно осознанное и злобное восстание на истинную религию.

Впрочем, дабы никто не стал превратно подражать в этом апостолу и не молился необдуманно подобной молитвой, следует отметить три момента. Во-первых, мы не должны иметь в виду собственные обиды, дабы нами, как обычно бывает, не овладели любовь к себе и стремление к личной выгоде. Во-вторых, мы не должны, утверждая славу Божию, примешивать к ней какие-либо личные чувства, всегда мешающие правильному порядку. В-третьих, нам следует не выносить суждение поспешно, но осуждать лишь тех отверженных, которые выказывают себя таковыми собственным нечестием, дабы наши желания согласовывались с судом Божиим. В противном случае, есть опасность, что нам ответят так же, как Христос ответил Своим ученикам, воспылавшим на всех без исключения не слушающих их людей: вы не знаете, какого вы духа (Luke 9:55). Казалось, что эти ученики шли вслед за Илией, который просил у Господа того же самого. Но поскольку они были весьма далеки от его духа, подражание их было воистину порочным. Поэтому прежде, чем мы разразимся подобными молитвами, необходимо, чтобы Господь явил нам Свой суд, и, кроме того, чтобы Он умерял наше рвение уздою Своего Духа. И всякий раз, как мы будем вспоминать о гневе Павла на одного этого человека, вспомним и о удивительной милости апостола к тем, кем он был столь постыдно покинут, дабы научиться на его примере сострадать немощи братьев.

Далее, я хотел бы узнать от тех, кто воображает, будто Петр председательствовал над римской церковью, когда именно произошло описываемое Павлом событие. Ибо, по их мнению, Петр еще не должен был умереть, коль скоро между его смертью и смертью Павла пришло, по их словам, около года. Кроме того, понтификат Петра они продлевают до семи лет. Павел упоминает здесь о своей первой защите, но его дело не могло быть рассмотрено очень быстро. Так вот, возьмет ли Петр вину за столь вероломное отступничество только для того, чтобы не утратить титула папы? Действительно, тщательно все обдумав, мы придем к выводу о баснословности всего, во что верят касательно его папства.

стих 17

Господь же предстал мне (был со мною). Павел добавил эти слова для устранения соблазна, который мог произойти от того, что все позорным образом оставили его при первой защите. Ибо, хотя римская церковь не исполнила тогда своего долга, Павел отрицает, что от этого происходит какая-либо угроза для Евангелия, коль скоро он, уповая на небесную силу, готов взвалить на себя весь груз гонений. Он не пал духом из-за всеобщего страха, но сделал вывод, что благодать Божия не нуждается в каких-то иных вспомоществованиях. Павел не хвалится своим мужеством. Он благодарит Господа за то, что, будучи доведенный до крайности, не покорился столь опасному искушению и не был сломлен.

Итак, апостол говорит, что его поддерживала только десница Господня. Причем, он довольствовался лишь внутренней благодатью духа, которая подобно щиту помогала выдержать все удары извне. Павел приводит причину такого поведения: он поступал так для того, чтобы утвердилось провозвестие. Провозвестием же он называет особо вверенное ему служение распространения Евангелия среди язычников. Ибо проповедь других апостолов, адресованная лишь иудеям, не вполне подходила под понятие провозвестия. Павел же повсеместно и не без причины пользуется этим словом. И то, что он, несмотря на яростные нападки всего мира, на отсутствие какой-либо человеческой помощи, все же оказался непобежденным, особым и необычным образом подтверждало его служение. Этим Павел на деле доказал, что его апостольство исходило от Христа. Апостол также указывает на способ, коим подтвердилось его служение: язычники услышали о том, что Господь был с Павлом, могущественно выказывая Свою силу. Отсюда можно вывести, что призвание как язычников, так и Павла исходило от Господа.

стих 18

Избавился из пасти львиной. Многие под словом «лев» понимают здесь Нерона. Я же скорее думаю, что оно обозначает какую-либо опасность вообще. Апостол как бы говорит: я избавился от угрожавшего мне пожара или от когтей смерти. Он хочет сказать, что избавление случилось не без чудесной помощи от Бога, ибо опасность была такая, что в противном случае Павел был бы сразу уничтожен. И на то же самое, по его словам, апостол надеется в отношении будущего. Не на то, что избежит смерти, но на то, что сатана не победит его и не уведет с правильного пути. Именно об этом должны просить в первую очередь и мы: не помощи для тела, а преодоления всех искушений, готовности скорее сотню раз претерпеть смерть, нежели допустить в свою голову мысль оскверниться каким-либо злым делом.

Хотя мне известно, что некоторые понимают «злое дело» в пассивном смысле как означающее насилие со стороны нечестивых. Павел как бы говорит, что Господь не позволит нечестивым причинять ему зло. Но первый смысл подходит к контексту значительно лучше: Господь сохранит апостола чистым и свободным от любого преступления. Ведь затем Павел сразу же добавляет: и сохранит для Своего Небесного Царства. Этим он хочет сказать, что спасение истинно лишь в том случае, если Господь либо через жизнь, либо через смерть приведет нас в Свое Царство.
Это – замечательное место, утверждающее вопреки папистам непрерывное подаяние Божией благодати. Ибо, признавая, что начало спасения исходит от Бога, продолжение его они приписывают свободной воле, дабы, таким образом, стойкость оказалась не небесным даром, а человеческой добродетелью. Но Павел именно Богу приписывает дело сохранения нас для Его Небесного Царства. Этим он прямо утверждает, что вся наша жизнь управляется Его десницей, доколе мы, завершив свою брань, не одержим полной победы. И сказанное подтверждает достопамятный пример Димаса, о котором апостол упомянул немного выше. Ведь из отважного подвижника Христова он превратился в позорного дезертира. Все же последующее5 не нуждается в новом толковании, поскольку рассмотрено в другом месте.