Bible Commentaries
1 Иоанна 3

стих 1

Смотрите. Второй довод основан на достоинстве и преимуществе нашего призвания. Не обычной чести, – говорит апостол, – удостоил нас Небесный Отец, когда соделал Своими детьми. И столь великая благодать должна воспламенять в нас усердие к чистоте, дабы стать подобными Ему. И не может быть, чтобы признающий себя одним из детей Божиих себя не очищал. И дабы увещевание это имело большую силу, апостол усиливает благодать Божию. Говоря же, что «нам дана любовь», он хочет сказать, что усыновление Божие исходит из Его же простой милости. Ибо откуда у нас такое достоинство, если не от любви Божией? А любовь здесь провозглашается полностью незаслуженной. Апостол выражается метафорически, но он предпочел этот косвенный способ выражения, дабы высказать то, что необходимо нам знать. В итоге, Иоанн имеет в виду, что чем больше излилась на нас благость Божия, тем более мы обязаны Богу. Подобно этому и Павел заклинает римлян милосердием Божиим, чтобы они представили себя Богу в чистую жертву (Romans 12:1). Между тем, нас учат, что усыновление всех благочестивых незаслуженно и не основано на каких-либо делах.

То же, что говорят софисты, будто Бог усыновляет лишь тех, кого предвидит достойными, ясно опровергается словами апостола. Ведь в таком случае дар не был бы незаслуженным. И верить в этот артикул учения в наивысшей степени полезно. Поскольку усыновление – единственная причина нашего спасения, а апостол свидетельствует, что оно проистекает только из любви Божией, ничего не остается для нашего достоинства и для заслуг наших дел. Почему мы являемся детьми Божиими? Потому что Бог даром нас полюбил. Хотя мы скорее были достойны ненависти, а не любви. Поскольку же Дух есть залог нашего усыновления, отсюда следует, что, если в нас и есть что-то хорошее, его надо не противопоставлять благодати Божией, а, напротив, ей приписывать.
Звание детей, о котором говорит апостол, не может быть пустым титулом. Ибо зовущий нас Своими детьми есть Сам Бог. Подобно тому, как Он же дал Аврааму новое имя, отвечавшее его реальному положению.

Мир потому. Вот искушение, жестоко нападающее на нашу веру. Мы настолько не числимся в детях Божиих, настолько не имеем никаких признаков подобного превосходства, что, скорее наоборот, являемся посмешищем для всего мира. Выходит, из нашего настоящего состояния нельзя заключить, что Бог – наш Отец. И дьявол идет на все, чтобы затуманить это благословение Божие. Апостол же устраняет этот соблазн, говоря, что сегодня еще не открылось, какие мы, поскольку сам мир не знает Бога. Посему не удивительно, если мир также презирает и Божиих детей. Яркий пример сказанного мы видели в Исааке и Иакове. Хотя и тот, и другой были избраны Богом, одного из них преследует Измаил насмешками и наговорами, а другого – Исав угрозами и мечом. Поэтому, какими бы угнетенными мы ни казались в этом мире, спасение наше, тем не менее, остается незыблемым и неповрежденным.

стих 2

Мы теперь дети Божии. Теперь апостол переходит к собственным ощущениям каждого верующего. Хотя нечестивые и не понуждают нас отвергнуть надежду, все же наше настоящее состояние весьма отличается от славы детей Божиих. Что касается тела, мы – прах и тень. Смерть всегда вертится у нас перед глазами. Между тем, мы подвержены тысячам скорбей, наши души тяготятся бесчисленными злоключениями, так что мы всегда обнаруживаем в себе ад. Тем более необходимо отвратить все наши чувства от настоящего состояния дел, дабы беды, обступающие нас со всех сторон, не угасили упование на еще сокрытое от нас счастье. Ибо мысль апостола в том, что мы поступим весьма дурно, если будем оценивать дары Божии по нашему настоящему положению. Напротив, надо с твердым убеждением верить в то, что еще не полностью открылось.

Знаем только, что, когда откроется. Надо понимать, что это условие относится ко времени: «где» или «когда». Далее, глагол «откроется» понимается в ином смысле, нежели прежде. Недавно апостол говорил, что еще не открылось, чем мы будем, что плод нашего усыновления еще сокрыт, поскольку счастье наше заключено на небесах, а мы странствуем вдалеке от него на земле, поскольку эта тленная жизнь, постоянно подверженная сотне видов смерти, весьма отличается от вечной славы, подобающей детям Божиим, поскольку, заключенные подобно рабам в сосуд нашей плоти, мы далеко отстоим от полного господства над небом и землею. Теперь же фразу «когда откроется» апостол относит ко Христу. Тому же самому учит и Павел в Colossians 3:3, говоря: жизнь ваша сокрыта со Христом. Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе. Ибо вера наша устоит лишь в том случае, если будет взирать на грядущее пришествие Христово. Вот причина, по которой Бог откладывает явление нашей славы. Ведь Христос еще не явился в силе Собственного Царствия. Вот одно из оснований для поддержания нашей веры: терпеливо ожидать обещанную нам жизнь. Но, как только кто-то хоть немного отойдет от Христа, он с необходимостью падет духом.

Глагол «знать» означает здесь убежденность веры, отличающую ее от простого мнения. Речь идет не о простом или общем знании, но о том, которое каждый должен приспособить лично к себе, дабы твердо увериться в своем грядущем уподоблении Иисусу Христу. Значит, как бы ни откладывалось явление нашей славы до второго пришествия Христова, знание об этой славе обосновано наилучшим образом.

Подобны. Апостол не имеет в виду равенства. Ведь между Главою и членами надлежит быть некоему различию. Но мы будем подобны Ему, поскольку наше смиренное тело Христос сделает сообразным Собственному прославленному телу, как учит Павел в Philippians 3:21. И апостол хотел кратко показать, что конечная цель нашего усыновления в том, чтобы слава, сперва проявившаяся во Христе, исполнилась, в конце концов, и в нас. Но кажется, что приводимый апостолом довод весьма шаток. Ведь если лицезрение Христа сделает нас Ему подобными, у нечестивых будет общая с нами слава. Ибо они также увидят Христа. Отвечаю: речь идет о близком лицезрении, которого нечестивые не могут вынести без трепета. Больше того, они не только будут избегать и ужасаться лицезрения Бога; вдобавок к этому, слава Его затмит им очи, и они оцепенеют в собственном посрамлении. Мы знаем, что Адам, осознав за собою зло, испугался присутствия Божия. И Бог у Моисея ведет речь обо всех людях, говоря (Exodus 33:20): человек не может увидеть Меня и остаться в живых. Ибо божественное величие, подобно поядающему огню, непременно истребит нас, как сухую солому. Таково бессилие нашей плоти. Постольку же, поскольку в нас обновляется образ Божий, у нас появляются очи, приспособленные к лицезрению Бога. Бог уже начал восстанавливать в нас Свой образ. Но сколь малой его частью мы пока обладаем! Значит, мы не сможем созерцать Бога лицом к лицу, если не совлечемся всякого плотского тления.

Эта мысль также выражена во фразе «как Он (для нас) есть». Ибо и сегодня апостол не полностью лишает нас лицезрения Бога. Но в соответствии с учением Павла (1 Corinthians 13:12), теперь мы видим лишь как бы в зеркале, гадательно. И этот способ жития он в другом месте отличает от непосредственного видения. В итоге: Бог предлагает нам Себя для лицезрения не таким, какой Он есть, но таким, каким мы Его способны постигнуть. Так исполняется сказанное у Моисея: мы видим Бога как бы со спины, поскольку лицо Его сияет непомерным блеском (Exodus 33:23).

Кроме того, следует отметить, что приведенный апостолом довод основан на следствии, а не на причине. Ибо он не учит, что мы уподобимся Богу потому, что будем наслаждаться Его лицезрением, но доказывает нашу причастность божественной славе, исходя из того, что природа никогда не приступит к Богу столь близко, если не станет духовной, наделенной небесным и блаженным бессмертием. Однако же в нас нет такого совершенства славы, чтобы обнять лицезрением всего Бога. Ибо и тогда между Ним и нами будет большое различие. Но поскольку апостол говорит, что мы увидим Его, как Он есть, то он описывает, тем самым, новый неизреченный способ видения, которого ныне у нас нет. Ибо, покуда мы ходим верою, мы, по учению Павла, странствуем вдали от Бога (2 Corinthians 5:6). И всякий раз, как Бог предлагал Себя отцам для лицезрения, Он был видим ими не в Собственной сущности, а в определенных символах. Значит сокрытое сейчас величие Божие станет видимым в себе лишь тогда, когда сорвется покрывало смертной и тленной природы.

От прочих утонченных умствований я воздержусь. Ибо мы знаем, сколь сильно утруждал себя ими Августин. Однако он так и не приходит к определенному выводу ни в послании к Паулину и Фортунатиану, ни в книге «О граде Божием», гл. 22, ни в других своих сочинениях. То же, что он там говорит, стоит отметить: в данном исследовании наш образ жизни значит больше, чем манера речи. И надо остерегаться, как бы мы, доискиваясь до того, как можно увидеть Бога, не потеряли в спорах мир и святость, без которой никто Его не увидит.

стих 3

Всякий, имеющий сию надежду. Апостол заключает, что усердие к святости не должно ослабевать в нас по причине того, что счастье наше еще не настало. Ведь для него достаточно одной надежды. Далее, мы знаем, что надеются на нечто еще сокрытое. Значит, смысл таков: хотя Христос еще не явлен нашему взору, если мы надеемся на Него, надежда эта непременно побудит нас к очищению. Ведь она прямо направляет нас ко Христу, о Котором мы знаем, что Он – совершенный пример всяческой чистоты.

стих 4

Всякий делающий грех. Апостол уже показал, сколь неблагодарны мы будем Богу, если станем мало ценить честь усыновления, которой Он нас предваряет, и не ответим Ему, по крайней мере, взаимной любовью. Одновременно он вставляет здесь увещевание, что чувства наши не должны убывать из-за откладывания обещанного блаженства. Теперь апостол, поскольку люди обычно потакают себе в превратном самоснисхождении, говорит, что всякий согрешающий – беззаконник и преступник закона. Вероятно, что тогда некоторые преуменьшали свои пороки следующей уверткой: не удивительно, если мы грешим, ведь мы тоже человеки, но между грехом и беззаконием есть большое различие.

И апостол устраняет подобное извинение, определяя грех как нарушение божественного закона. Намерение его в том, чтобы внушить ненависть и отвращение ко греху. Само слово «грех» кому-то может показаться незначительным, беззаконие же или преступление закона прощается не так легко. Впрочем, апостол, осуждая в беззаконии всех согрешающих, не делает тем самым все грехи одинаковыми. Он просто хочет сказать, что грех рождается от презрения к Богу и нарушает справедливость закона. Посему это Иоанново учение не имеет ничего общего с безумным парадоксом стоиков.
Кроме того, слово «грешить» означает здесь не согрешение в каком-то отдельном поступке. И «грех» означает здесь не отдельные прегрешения, но апостол зовет грехом то состояние, когда люди влекутся ко злу всем своим сердцем. И под согрешающими он подразумевает лишь тех, кто привержен греху. Ибо верующие, хотя и страдают пока от гнета плотских похотей, не считаются беззаконниками, несмотря на то, что нечисты и не свободны от греха. Но поскольку грех в них не царствует, Иоанн и говорит, что они не грешат, что вскоре я истолкую подробнее.
Итог этого отрывка в следующем: превратная жизнь тех, кто потакает греховной вседозволенности, ненавистна Богу. Он не может ее выносить, поскольку она противится Его же закону. Но отсюда не следует, что верующие также являются беззаконниками, коль скоро они хотят подчиняться Богу, ненавидят себя за свои пороки, и даже за отдельные проступки. Потом, они по мере собственных сил стараются вести жизнь в повиновении закону. Однако там, где имеется осознанная воля грешить или постоянство в грехе, имеется и преступление закона.

стих 5

И вы знаете, что Он явился. Апостол еще одним доводом доказывает, сколь отличаются друг от друга грех и вера. Ибо служение Христово состояло в том, чтобы поднять наши грехи; именно для этой цели Он и был послан Отцом. Верой же мы принимаем силу Христову. Значит, тот, кто верует во Христа, необходимо очищается от грехов. Впрочем, в то время как в других местах говорится о поднятии грехов Христом в том смысле, что Он изгладил их жертвоприношением Своей смерти, дабы они не вменялись нам в глазах Божиих, здесь апостол имеет в виду, что Христос воистину и на деле упраздняет грехи, поскольку через Него распинается наш ветхий человек, и Дух Христов через покаяние умерщвляет нашу плоть с ее дурными похотями. Так что контекст не позволяет поднятие истолковать как отпущение. Апостол рассуждает так: те, кто не перестает грешить, делают благодеяние Христово недействительным. Ибо Он пришел как раз для того, чтобы упразднить царство греха. А это относится к освящению нашей души.

В Нем нет греха. Здесь идет речь не о личности Самого Христа, но обо всем Его теле. Куда бы Христос ни излил Свою силу, там, по утверждению апостола, не может быть греха. Посему он тут же заключает, что пребывающий во Христе не грешит. Ведь если Христос обитает в нас через веру, Он продолжает исполнять Свою миссию, очищая нас от грехов. Отсюда явствует, что именно значит здесь глагол «грешить». Ибо Христос не обновляет нас Своим Духом сразу и совершенно, в один день или один миг, но всю нашу жизнь продолжает в нас отчасти начатое обновление. Итак, не может быть, чтобы верующие, покуда живут в этом мире, были подвержены греху. Но, постольку, поскольку в них пребывает Христово Царство, грех сломлен и упразднен. Верующих оценивают по преобладающей стороне их жизни, то есть, о них говорится, что они праведны и живут праведно, потому что они с искренним сердцем стремятся к праведности.

Говорится, что они «не грешат», поскольку, даже если они и падают под немощью плоти, то все же не соглашаются с грехом, но, скорее, стеная, сражаются с ним и могут вместе с Павлом (Romans 7:19) воистину засвидетельствовать, что делают зло, которого не хотят. Апостол называет верующих «пребывающими» во Христе, поскольку мы прививаемся к Нему верою, становясь с Ним единым целым.

стих 6

Всякий согрешающий не видел Его. Апостол по своему обычаю добавляет обратное утверждение, давая нам понять, что без обновления жизни напрасно претендовать на веру и на знание Христа. Ибо Христос не пребывает праздным там, где царствует, но проявляет силу Собственного Духа. Он Сам говорит, что изгоняет грех, подобно тому, как солнечный свет рассеивает своим блеском тьму. И снова данный отрывок учит нас, сколь живо и действенно познание Христово, претворяющее нас в Его образ. Таким образом, здесь под чувством и знанием имеется в виду не что иное, как вера.

стих 7

Кто делает правду. Апостол учит, что новизна жизни подтверждается добрыми делами. И подобие между Христом и Его членами явствует лишь тогда, когда приносит свои плоды. Апостол как бы говорит: поскольку нам надлежит быть сообразными Христу, пусть истина и свидетельство этого проявляются в нашей жизни. То же самое увещевание произносит Павел, Galatians 5:25: если мы живем духом, то по духу и поступать должны. Ибо многие охотно сказали бы, что имеют скрытую в сердце праведность, в то время как их ноги, руки, язык и глаза открыто занимаются беззаконием.

стих 8

Кто делает грех. И здесь глагол «делать» относится к внешним делам. Так что смысл следующий: там, где люди ведут себя превратно и преступно, нет ни Бога, ни Христа. Но таковые скорее являются рабами дьявола. Данной фразой апостол еще лучше дает понять, сколь сильно отличаются от Христа подобные люди. Прежде он сделал Христа источником всякой праведности, теперь же, наоборот, делает дьявола главою греха. Ранее он отрицал, что Христу принадлежит кто-либо, кроме праведных, являющих себя таковыми собственными делами. Теперь же помещает всех прочих в одно сообщество с дьяволом, подчиняя их его власти, дабы мы знали: здесь не может быть середины. И там, где не властвует праведность Христова, с необходимостью присутствует тирания сатаны.

Однако не следует вместе с манихеями воображать себе два противоположных начала. Мы знаем, что дьявол зол не по природе, не по тварному происхождению, но из-за собственного падения. Мы знаем, кроме этого, что он не равен Богу, чтобы иметь право с Ним спорить, но обуздывается против воли, так что ничего не может без согласия и соизволения своего Создателя. Наконец, Иоанн, называя одних рожденными от Бога, а других – от дьявола, не мыслит никакой передачи субстанции, о которой бредят манихеи. Он просто хочет сказать, что первые управляются Духом Христовым, а вторые влекутся сатаной, насколько Бог дает ему такую власть над неверующими.

Сначала диавол согрешил. Как прежде апостол говорил не об одной лишь личности Христа, называя Его праведником, но представлял Его источником и причиной праведности, так и теперь, назвав дьявола согрешившим, он охватывает все его тело, то есть, всех отверженных. Апостол как бы говорит: подталкивать ко греху свойственно именно дьяволу. Отсюда следует, что все, приверженные греху, являются его членами и им управляются. Далее, начало, о котором здесь говорит апостол, не является вечностью, в отличие от отрывка, где сказано: в начале было Слово. Ибо положение Бога и положение твари весьма различны. В Боге время не имеет начала. Посему, так как Слово всегда было у Бога, нельзя найти какой-либо момент, когда Оно начало быть. И мы с необходимостью приходим к идее вечности. Здесь же Иоанн хочет сказать лишь то, что дьявол стал отступником сразу же от сотворения мира, и с этого момента не прекращал распространять в людях свой яд.

Для сего-то и явился Сын Божий. Сказанное прежде о том, что Христос пришел для поднятия грехов, апостол повторяет теперь иными словами. Отсюда можно сделать два вывода: те, в ком царствует грех, не могут числиться членами Христа и каким-либо образом принадлежать Его телу. Ведь там, где Христос проявляет Свою силу, Он поражает вместе и дьявола, и грех. И это тут же поясняет сам апостол. Ибо следующее предложение, где сказано, что рожденные от Бога не грешат, является выводом из вышеизложенного. Довод основан здесь на сравнении противоположностей, поскольку Царство Христово, необходимо приносящее с собой праведность, не может пребывать вместе с грехом. Впрочем, выше я говорил о том, что значит здесь «не грешить». Ибо апостол не делает детей Божиих полностью свободными от всякого порока, но говорит, что этим званием истинно хвалятся лишь те, кто от души старается проводить жизнь в послушании Богу.

Пелагиане и катары некогда злоупотребляли этим свидетельством, воображая, будто верующие в этом мире наделены ангельской чистотою. И в нашем веке это безумие возродили некоторые анабаптисты. Но все, бредящие о подобной чистоте, тут же показывают, насколько бесчувственна их совесть. Слова же апостола не только ничем не помогают их заблуждению, но и вполне достаточны для его опровержения.
Апостол говорит, что рожденные от Бога «не грешат». Теперь посмотрим, возрождает ли нас Бог в один миг. Совершенно ясно, что возрождение начинается в нас так, что остатки ветхого человека пребывают вплоть до самой смерти. Если же возрождение наше еще не окончательно и нетвердо, Бог избавляет нас от рабства греху лишь в некоторой степени. Отсюда явствует: дети Божии неизбежно будут страдать от пороков и ежедневно грешить. Грешить постольку, поскольку в них еще пребывает некоторый остаток ветхой природы. Однако же незыблемым остается положение, на котором настаивает апостол: цель возрождения в том, чтобы грех упразднился. Поэтому все, рожденные от Бога, живут праведно и благочестиво, ибо Дух Божий устраняет в них греховную похоть. Именно это и понимает апостол под семенем Божиим. Бог так обращает сердца благочестивых к правильным пожеланиям, что в них уже не господствует плоть с ее вожделениями. Она укрощается так, словно ее сдерживает узда. В итоге: верховную власть в избранных апостол приписывает Духу, силой Своей подавляющему грех и не позволяющему ему царствовать.

стих 9

И он не может грешить. Здесь апостол поднимается еще выше. Он ясно заявляет, что Божий Дух действенно управляет сердцами благочестивых, так что они с неотвратимым желанием следуют Его водительству. А это далеко от учения папистов. Сорбоннские теологи признают, что человеческая воля не может желать добра, если ей не помогает Дух, но воображают себе такое внушение Духа, которое оставляет нам свободное избрание добра или зла. Отсюда они выводят заслуги, поскольку мы добровольно повинуемся благодати Духа, которую в силах также отвергнуть. По их определению благодать Духа состоит лишь в том, чтобы мы могли желать добра, если это нам захочется. Иоанн же говорит совсем другое. Он не только учит тому, что мы можем не грешить. Он считает влияние Духа столь действенным, что оно с необходимостью удерживает нас в послушании праведности. И это не единственное место Писания, учащее, что воля обновляется так, что может быть только правильной. Бог свидетельствует, что дает Своим детям новое сердце и обещает сделать так, чтобы они ходили в Его заповедях. Добавь к этому, что Иоанн учит не только тому, сколь действенно работает Бог в человеке, но и открыто заявляет: Дух усиливает в нас Свою благодать до самого конца нашей жизни, и к обновлению жизни добавляет несгибаемую стойкость. Посему не станем воображать вместе с софистами какое-то среднее воздействие, которому люди могут свободно следовать или противиться, но будем знать: наши сердца управляются Духом Божиим, дабы постоянно прилепляться к праведности.

Далее, легко опровергнуть тот абсурд, который софисты приводят нам в возражение. Они говорят, что таким образом у человека устраняется свободная воля. Но это не так. Ибо воля принадлежит природе. Но поскольку испорченная природа порождает только дурные желания, то, чтобы она стала доброй, необходимо преобразование ее божественным Духом. Потом, поскольку люди тут же отпали бы от добра, необходимо, чтобы тот же Дух довел до конца начатое Им дело. По поводу же заслуг ответить весьма легко. Ибо вовсе не глупо думать, что люди ничего не заслуживают. Однако же дела, проистекающие от благодати Духа, не перестают считаться добрыми, поскольку совершаются добровольно. За них даже дается награда, поскольку, будучи незаслуженно принятыми Богом, они приписываются людям так, словно принадлежат им.
Но здесь возникает вопрос: если кто-то возрожден Духом Божиим, разве не могут в нем когда-либо исчезнуть страх Божий и благочестие? Ибо слова апостола, кажется, отрицают такую возможность. Те, кто думает иначе, приводят пример Давида, которым на время завладело животное оцепенение, не позволяя проявиться даже искорке Духа. Больше того, в Псалме 50 он сам просит вернуть себе Дух Божий. Отсюда следует, что ранее он был Его лишен. Но я не сомневаюсь в том, что семя, которым Бог возрождает Своих избранных, будучи нетленным, сохраняет постоянную силу. Допускаю: может случиться так, что оно заглушается на время, как видно на примере Давида. Однако, даже когда казалось, что в нем угасло всякое благочестие, под пеплом продолжал теплиться уголек. Действительно, сатана пытается похитить у избранных все данное им от Бога, но, хоть ему и позволяется многое, в избранных всегда остается скрытый корень, затем производящий ростки. Впрочем, Иоанн говорит здесь не об отдельных поступках, но о постоянном образе жизни.

Некоторые фанатики бредят о незнамо каком вечном семени в избранных, которое они всегда приносят с собою из чрева матери. Но это – более, чем глупое искажение слов апостола. Ибо он говорит здесь не о вечном избрании, а рассуждает о жизни с момента возрождения. Имеются и безумные вдвойне, которые под этим предлогом хотят позволить верующим все что угодно, поскольку Иоанн отрицает за ними возможность греха. Они хотят, чтобы мы без всякого разбора шли туда, куда нас влекут чувства. Таким образом, они позволяют блуд, воровство и убийство, отрицая, что грех может быть там, где царствует Дух Божий. Но мысль апостола совершенно иная. Он потому отказывает верующим в возможности грешить, что, как сказано у пророка (Jeremiah 31:33), Бог запечатлевает в их сердцах Собственный закон.

стих 10

Узнаются так. Апостол подытоживает сказанное: имя и место среди детей Божиих напрасно присваивают себе те, кто не доказывает это святой и благочестивой жизнью. Именно этот признак отличает их от детей дьявола. Далее, апостол не имеет в виду, что дети Божии настолько ярко видимы, что их можно сразу отличить от прочего мира. Он хочет лишь сказать, что в жизни всегда проявляются плод и результат божественного усыновления.

Не делающий правды. Делать правду и совершать грех представляется апостолом как нечто взаимно противоположное. Посему делать правду есть не что иное, как от всего сердца бояться Бога и ходить в Его заповедях, насколько позволяет человеческая немощь. Хотя праведность – это, строго говоря, полное исполнение закона, от которого верующие весьма далеки, коль скоро Бог не вменяет им проступки и грехи, праведностью зовется здесь то половинчатое послушание, которое они выказывают Богу. Иоанн говорит, что всякий живущий неправедно не есть от Бога, ибо Бог возрождает Своим Духом всех, кого призывает. Значит, обновление жизни есть постоянное свидетельство усыновления Божия.

И не любящий брата своего. Апостол приспосабливает общее учение к своей конкретной цели. До этого он и увещевал верующих ко взаимной братской любви. Теперь он сюда же относит кульминацию истинной праведности. Поэтому данная фраза добавлена в качестве пояснения. Впрочем, я уже раньше говорил, почему в любви к братьям заключена всякая праведность. Первое место занимает страх Божий. Но поскольку от него зависит братская любовь между людьми, часто путем синекдохи страх подразумевается в любви, а любовь в страхе. Значит, апостол говорит, что всякий настолько является и должен считаться праведным, насколько отличается благотворением и человечностью. И подтверждает эту фразу, говоря, что верующие были «научены так» от начала. Этими словами он хочет сказать, что данное им определение праведности не должно казаться верующим чем-то новым.

стих 12

Не так, как Каин. Еще одно подтверждение, заимствованное из обратного примера. Ибо в отверженных и детях дьявола царит ненависть, как бы главенствуя над их жизнью. В качестве примера сказанного он приводит Каина. Между тем, все это способствует утешению верующих, поскольку апостол в конце заключает: «не дивитесь, если мир ненавидит вас». Данное толкование следует прилежно обдумать. Ведь люди всегда заблуждаются в отношении правила жизни, помещая святость в придуманных ими делах, и, утруждая себя всяким вздором, думают, будто дважды угодны Богу. Подобно тому, как монахи горделиво именуют свой образ жизни состоянием совершенства. И в папстве нет иного поклонения Богу, кроме нагромождения суеверий. Но апостол говорит, что Богу угодна лишь та праведность, когда мы взаимно друг друга любим. И наоборот, дьявол царствует там, где царят ненависть, соперничество, зависть и вражда. Но одновременно следует помнить то, о чем я говорил выше: любовь к братьям потому не отделяется от любви к Богу, что рождается из нее как следствие от причины. Больше того, Иоанн расхваливает ее как доказательство нашего почтения к Богу.

Говоря же, что Каин был подвигнут на убийство брата по той причине, что дела его были злы, апостол хочет высказать уже упомянутую мною мысль: там, где царит нечестие, ненависть охватывает все стороны жизни. Он также упоминает о праведных делах Авеля, дабы мы научились терпеливо и без обид переносить незаслуженную ненависть мира.

стих 14

Мы знаем. Здесь апостол возвышенными словами расхваливает перед нами добродетель любви. Ибо она – свидетельство нашего перехода из смерти в жизнь. Отсюда следует: мы счастливы, если любим братьев, и несчастны, если их ненавидим. Всякий хочет избавиться от смерти и уйти от нее. Значит, нет глупее человека, который лелея в себе ненависть, добровольно способствует своей смерти. Далее, апостол, говоря, что переход к жизни познается из любви, не имеет в виду, что человек – сам себе избавитель. Словно, любя братьев, он исторгает себя из рук смерти и уготовляет себе жизнь. Ведь апостол рассуждает здесь не о причине спасения, но о том, что, поскольку любовь – главный плод Святого Духа, она также является надежным признаком возрождения. Посему довод Иоанна основан на признаке, а не на причине. Поскольку искренне братьев любит лишь тот, кто возрожден Святым Духом, отсюда законно следует, что Дух Божий, являющийся жизнью, обитает во всех, кто любит своих братьев. Но было бы глупым выводить отсюда, что жизнь обретается посредством любви, ибо любовь по порядку следует за жизнью.

Более убедительным был бы другой довод: если любовь удостоверяет нас в обладании жизнью, значит уверенность в спасении основана на делах. Но и его нетрудно опровергнуть. Хотя вера подтверждается всеми видами благодати Божией, словно неким вспомоществованием, она не перестает опираться на милосердие Божие. Например, когда мы наслаждаемся светом, то уверены в том, что он исходит от солнца. Если место, в котором мы находимся, озаряется солнцем, видимость улучшается. Однако мы не видим самих лучей, но довольствуемся лишь тем, что солнце дает нам возможность наслаждаться своим сиянием. Так происходит и в отношении веры. Когда она уже основана на Христе, к ней могут добавляться какие-то вспомоществования. Но уповает она на одну лишь благодать Христову.

стих 15

Человекоубийца. Дабы сильнее поощрить читателей к любви, апостол показывает, сколь отвратительна ненависть в глазах Бога. Нет никого, кто не ужаснулся бы человекоубийству. Все мы готовы проклясть само его название. Апостол же говорит, что человекоубийцами являются все, ненавидящие братьев. Он выразился жестко, но, однако же, не преувеличил. Ведь тому, кого мы ненавидим, мы желаем погибели. И неважно, если кто-то воздерживается от нанесения вреда собственными руками, Бог осуждает желание нанести вред, как и саму попытку его причинения. Больше того, даже если мы не желаем вредить сами, но хотим, чтобы вред был причинен брату с какой-то другой стороны, мы также являемся человекоубийцами.

Значит, апостол называет вещи своими именами, именуя ненависть человекоубийством. Тем самым он обличает людскую глупость. Ведь люди, гнушаясь словом «человекоубийство», само его считают сущим пустяком. Почему? Потому что наши чувства заворожены внешней видимостью, Бог же видит внутреннее состояние души. Посему, дабы больше никто не пытался преуменьшить столь великое зло, научимся проверять наши собственные суждения беспристрастным судом Божиим.

стих 16

Познали мы в том. Теперь апостол показывает, какова именно эта истинная любовь. Было бы недостаточным просто похвалить ее, не разумея ее подлинной силы. Совершенное правило любви апостол показывает нам на Христовом примере. Ибо Он, не щадя Собственной жизни, засвидетельствовал тем самым, сколь сильно нас любит. Посему апостол и велит нам стремиться к такой же любви. Итог следующий: наша любовь доказывается тем, что мы, переставая любить себя, переносим любовь на братьев, дабы каждый, неким образом забыв о себе, стал помогать другим.

Несомненно, что мы не ровня Христу. Но апостол поощряет нас к подражанию. Хотя нам и не догнать Христа, все равно надлежит следовать по Его стопам. Действительно, намерение апостола заключается в том, чтобы лишить пустой похвальбы лицемеров, гордящихся тем, что имеют веру, хотя любви к братьям у них не было. Поэтому этими словами он хочет сказать следующее: если в нашей душе нет усердия к любви, у нас нет ничего общего со Христом. Однако (как я уже говорил) он заповедует нам любовь Христову не в том смысле, чтобы требовать от нас точно такой же любви. Ведь такое требование, безусловно, ввергло бы в отчаяние всех до единого. Но апостол хочет, чтобы наши желания были упорядочены так, чтобы в жизни и смерти мы хотели послужить, во-первых, Богу, а потом и ближнему.
Между нами и Христом есть и другое отличие: наша смерть не обладает такой же силой. Наша кровь не умиротворяет гнев Божий, наша смерть не обретает жизни и не снимает с других положенное им наказание. Но апостол, проводя сравнение, говорил не о том, какими были цель или результат Христовой смерти. Он лишь хотел, чтобы наша жизнь сообразовывалась с Христовым примером.

стих 17

А кто имеет достаток. Теперь апостол говорит о повседневных обязанностях любви, проистекающих из ее возвышенного источника, когда мы готовы помогать ближним даже с угрозой для собственной жизни. Хотя, кажется, что апостол рассуждает здесь от большего к меньшему. Ведь тот, чьей жизни ничто не угрожает, и кто, тем не менее, отказывается облегчить нищету братьев от собственного достатка, тем более не будет полагать за них свою жизнь. Значит, апостол отрицает наличие в нас любви, если мы лишаем своих ближних пользования нашим достатком. Впрочем, Иоанн, расхваливая перед нами внешнюю благотворительность, одновременно показывает, какова ее истинная основа, и какое чувство должно ею управлять.

Итак, первое положение состоит в следующем: братьев любит лишь тот, кто делом доказывает это всякий раз, как требует повседневная жизнь. Второе положение таково: насколько велик достаток каждого, настолько же он обязан помогать братьям, ибо Господь через достаток дает нам возможность упражняться в любви. Третье положение: надо учитывать нужду каждого, поскольку каждый, нуждаясь в пище, питье и прочем, чего у нас в достатке, тем самым взывает к нашему чувству долга. Четвертое положение: никакая благотворительность, лишенная τή συμπαθεία, не угодна Богу. Многие на вид довольно щедры, и, однако же, несчастье братьев никак их не затрагивает. Но апостол заповедует открывать братьям свою утробу. А это происходит тогда, когда мы испытываем одинаковые с ними чувства, сострадая чужому горю как своему.

Любовь Божия. Здесь идет речь о любви к братьям. Почему же апостол называет эту любовь Божией? Следует придерживаться следующего принципа: любовь к Богу неизбежно должна породить в нас любовь к братьям. И Бог, повелевая нам любить людей ради Него Самого, тем самым получает доказательство нашей любви к Себе. Подобно тому, как говорится в Psalms 15:2: блага мои тебе не нужны; к святым, которые на земле, все желание мое.

стих 18

Станем любить не словом. В первой части предложения содержится уступка. Ибо мы не можем любить одним языком. Но, поскольку многие ложно претендуют на эту любовь, апостол делает уступку их притворству, приписывая ему имя самой вещи. Хотя во второй части фразы он изобличает никчемность их потуг, говоря, что истина может быть лишь в делах. Слова его надо понимать так: не будем болтать о любви языком, но будем доказывать ее на деле, ибо только такая любовь истинна.

стих 19

По чему узнаем. Слово «истина» апостол использует теперь в ином смысле, употребляя изящный стилистический прием. Если мы воистину любим ближних, то получаем отсюда свидетельство того, что рождены от Бога, Который есть истина. Или же: в нас взаправду пребывает истина Божия. Но будем всегда помнить: не от любви мы имеем то знание, о котором говорит апостол. Не надо думать, будто от нее надо черпать уверенность в спасении. Действительно, мы познаем, что являемся детьми Божиими, только из того, что Бог Духом Своим запечатлевает в наших сердцах благодатное усыновление. И верою мы принимаем Его надежный залог, данный нам во Христе. Итак, любовь – это вспомоществование низшего порядка для укрепления веры, а не фундамент, на который она опирается.

Почему же апостол говорит: «успокаиваем пред Богом сердца наши»? Этими словами он учит, что нет веры без доброй совести. Не потому, что от доброй совести происходит или зависит уверенность в спасении, но потому что мы лишь тогда истинно, а не ложно, убеждены в нашем соединении с Богом, когда действенность Святого Духа проявляет себя в нашей любви. Надо всегда стремиться понять, что именно хочет сказать апостол. Ведь, осуждая ложное, притворное исповедание веры, он говорит, что твердая уверенность пред Богом возникает лишь тогда, когда Его Дух производит в нас плод любви. И хотя добрую совесть не следует отделять от веры, нельзя выводить отсюда, что для твердого убеждения в спасении следует взирать на собственные дела.

стих 20

Если сердце наше осуждает. Здесь апостол доказывает от противного, что напрасно претендуют на имя христиан те, у кого нет свидетельства доброй совести. Ведь если кто сознает за собой зло и осуждается собственным душевным чувством, он, тем более, не избежит суда Божия. Отсюда следует, что беспокойство недоброй совести ниспровергает веру.

Апостол называет Бога большим нашего сердца, имея в виду Его суд. Ведь Бог видит много острее, чем мы, исследует много тщательнее и судит много суровее. Поэтому Павел говорит: хотя я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь (1 Corinthians 4:4). Ибо он признает, что ошибается во многом, как бы усердно ни исполнял свой долг, и прощает из-за неведения те свои ошибки, на которые обращает внимание Бог. Итак, апостол хочет сказать следующее: тот, кого обличает и упрекает собственная совесть, суда Божия избежать не может. Сюда же относится следующая фраза: Бог видит все. Ибо как от Него сокроется то, что вынуждены видеть даже мы, по сравнению с Ним ограниченные и слепые люди? Значит, слова апостол надо понимать так: Бог, подмечая все, много выше нашего сердца. Ведь далеко не ново понимать союз в качестве слова, указывающего на причину. Теперь смысл ясен: поскольку знание Божие проникает глубже нашей совести, пред ним может устоять лишь тот, чья совесть чиста.

Но здесь возникает вопрос. Несомненно, что сатана порою вводит отверженных в такое оцепенение, что они больше не чувствуют собственных злодеяний и без страдания и страха (как говорит Павел) спокойно идут к своей погибели. Также несомненно, что лицемеры обычно льстят себе, надменно презирая божественный суд, ибо, опьяненные ощущением собственной праведности, вовсе не думают о своих грехах. Ответ довольно прост. Лицемеры заблуждаются потому, что бегут от света, а отверженные потому ничего не чувствуют, что далеки от Бога. Больше того, их успокоенность может возникнуть лишь в закоулках недоброй совести. Но апостол говорит здесь о той совести, которую Бог выводит на свет и вызывает на суд, испытывая осознанием Своего беспристрастного разбирательства. Хотя также верно и общее положение: у нас не будет спокойствия и мира, кроме тех, которые Дух Божий дает очищенной совести. Ведь даже те, кого мы зовем оцепенелыми, порой ощущают тупые уколы, мучая себя в своем летаргическом сне.

стих 21

Если сердце наше не осуждает нас. Я уже пояснил, что сказанное не относится к лицемерам или откровенным презрителям Бога. Как бы ни нравилась отверженным их жизнь, Господь, по словам Соломона (Proverbs 16:2) все равно взвешивает сердца. Весы божественной справедливости не дают никому хвалиться чистотою сердца. Итак, слова апостола несут следующий смысл: мы лишь тогда в спокойном уповании предстаем перед взором Божиим, когда, сознавая за собой добро, приносим с собой свидетельство правого испытанного сердца. Истинны слова Павла о том, что верой, опирающейся на Христову благодать, нам открывается доступ к Богу и возможность упования (Esther 3:12). С другой стороны, вера дает нам мир, дабы совесть наша упокоилась перед Богом. Но между этими утверждениями нет никакого разногласия. Павел указывает на причину упования, Иоанн же говорит о его привходящем, но неотъемлемом качестве, которое, не являясь причиной, тем не менее, с необходимостью ему сопутствует.

Но здесь возникает еще большая трудность. Кажется, что для упования совсем не остается места. Ибо разве можно найти человека, которого бы ни в чем не обличало собственное сердце? Отвечаю: благочестивые также обличаются, но так, что одновременно знают об отпущении своих прегрешений. Им необходимо искренне страдать из-за собственных грехов, дабы страх научил их смирению и самодисциплине. Однако они тут же прибегают к жертве Христовой, в которой обретают надежное примирение. Хотя апостол в ином смысле говорит, что верующих не осуждает сердце. Ведь, сколь бы многочисленными ни признавали они свои прегрешения, их поддерживает совесть, свидетельствующая о том, что они истинно от всего сердца боятся Бога и желают подчиняться Его справедливому закону. И все, в ком присутствует это благочестивое чувство, все сознающие свое усердие к праведности как бы ни были далеки от совершенства, все же вполне угодны Богу. Они заслуженно зовутся имеющими умиротворенное сердце, поскольку никакие внутренние уколы не смущают их спокойствия и радости.

стих 22

И, чего ни попросим. Поскольку упование на Бога и призывание Бога между собой связаны, апостол, ранее сказав, что недобрая совесть противоречит упованию, учит теперь, что Бога могут призывать лишь те, кто боится и правильно чтит Его чистотою сердца. И второе положение следует здесь из первого. Общая аксиома Писания состоит в следующем: Бог не выслушивает нечестивых. Скорее, напротив, их жертвы и молитвы Ему отвратительны. Значит, здесь апостол закрывает дверь для лицемеров, дабы те не порывались предстать перед Богом, одновременно Его презирая. Между тем, он говорит о принесении Богу доброй совести не в том смысле, что благодать заслуживается нашими молитвами. Горе нам, если мы будем взирать на дела, дающие нам только повод для трепета перед Богом. Итак, верующие надеются на благосклонность суда Божия, только опираясь на посредничество Христово. Но поскольку с верой всегда соединена любовь к Богу, апостол, дабы еще больше обличить лицемеров, лишает их особой привилегии, которой Бог удостаивает Своих детей. Дабы они не думали, что открывают себе доступ к Богу собственными молитвами.

Говоря же: «потому что соблюдаем заповеди Его», – Иоанн не имеет в виду, что молитвенное упование основано на наших делах. Он настаивает лишь на том, что благочестие и искреннее почитание Бога нельзя отделять от веры. И не должно казаться глупым, что он, не говоря о причине, использует, тем не менее, выражающий причину союз. Ведь привходящее свойство, если оно неотъемлемо, порою выставляют в качестве самой причины. К примеру, кто-то может сказать: нам жарче оттого что солнце находится в зените. Но отсюда не следует, что от жар исходит от света.

стих 23

А заповедь Его. Апостол снова приспосабливает общее положение к своей конкретной цели. Итог таков: наша вражда с Богом столь велика, что нам нет доступа к Нему, если нас не соединит взаимная братская любовь. Хотя апостол расхваливает здесь не только любовь, как он это делал прежде. Спутницей любви он делает веру, идущую по ее следам.

Софисты искажают эти слова собственными измышлениями. Словно право молиться дается нам отчасти верою, а отчасти делами. Из того, что Иоанн в качестве законного основания молитвы требует соблюдение заповедей Божиих, а затем учит, что это соблюдение заключается в вере и любви, они выводят, что дерзновение в молитве должно опираться на эти две вещи. Я уже несколько раз говорил о том, что здесь идет речь не о том, откуда и каким образом люди обретают право призывать Бога. Здесь не идет речь о причине или заслуге. Иоанн лишь показывает, что Бог удостаивает права разговаривать с Собою только Своих детей, возрожденных Его же Духом. Посему контекст отрывка таков: там, где не царят страх Божий и почтение к Нему, Бог никогда нас не услышит.
Если же мы хотим соблюдать Его заповеди, сперва надо понять, что именно Он заповедует. Но апостол не отделяет веру от любви, требуя и то, и другое как бы в единой связке. Вот причина, по которой слово «заповедь» стоит здесь в единственном числе. Впрочем, этот отрывок весьма примечателен. В нем апостол ясно, и в то же время кратко, определяет, в чем именно заключается все совершенство благочестивой жизни. Итак, у нас нет повода жаловаться на трудность понимания. Ведь Бог не запутывает нас какими-то двусмысленностями, но просто, одним словом, говорит нам о том, что правильно, и что Ему угодно. Добавь к этому, что в этой краткости нет никакой неясности. Бог ясно показывает нам принцип и цель правильной жизни. Что же касается того, что здесь упомянута только любовь к братьям, и не говорится о любви к Богу, то причина этого (как я уже сказал в другом месте) в том, что братская любовь, проистекая только из любви к Богу, есть надежное и истинное подтверждение последней.

Во имя Сына Его. «Имя» отсылает нас к проповеди. И отсылку эту следует отметить особо. Ведь мало кто понимает, что значит веровать во Христа. Из этого выражения легко заключить: правильной является лишь вера, принимающая Христа Таким, Каким Его проповедует Евангелие. Отсюда вывод: нет веры без учения. Этому учит и Павел в Romans 10:14. Одновременно следует отметить, что веру апостол заключает в познании Христа. Ибо Христос – живой образ Отца, и в Нем заключены все сокровища премудрости и знания. Посему, как только мы от Него отходим, нам остается лишь бродить в заблуждениях.

стих 24

И кто сохраняет заповеди. Апостол подтверждает сказанное ранее: наша связь с Богом проявляется тогда, когда мы взаимно друг друга любим. И не потому, что связь эта начинается с любви, но потому что она, где бы ни возникла, не может оставаться праздной и бездейственной. И апостол приводит довод для доказательства сказанного: Бог пребывает в нас лишь тогда, когда в нас обитает Его Дух. Но Дух Его, где бы ни был, с необходимостью выказывает силу и действенность. Отсюда легко заключить: в Боге пребывают и соединены с Ним лишь те, кто соблюдает Его заповеди.

Итак, когда апостол говорит: «и в том узнаем», – союз «и», указывая здесь на причину, значит то же, что и «потому что» или «ибо». Впрочем, следует учитывать контекст настоящего отрывка. Хотя предложение это и согласуется со словами Павла (Romans 8:15), где он говорит, что Дух свидетельствует сердцу нашему, что мы – дети Божии, и что мы через Него вопием к Богу: «Авва, Отче!», – в отношении смысла имеется некоторое различие. Павел говорит об уверенности в незаслуженном усыновлении, которую Дух запечатлевает в наших сердцах. Иоанн же ведет речь о воздействии, которое производит обитающий в нас Дух. Подобно тому, как сам Павел говорит, что дети Божии – это те, кто ведом божественным Духом. Ведь там он ведет речь и об умерщвлении плоти, и об обновлении жизни. Итог всего этого таков: наше божественное сыновство явствует из того, что Дух Божий управляет и руководит нашей жизнью. Между тем, Иоанн учит: любые наши добрые дела проистекают из благодати Духа, и этот Дух обретается не по нашей праведности, но дается нам незаслуженно.