Bible Commentaries
Римлянам 12

стих 1

После того, как Павел рассмотрел то, с чего надо было начать созидание царствия Божия: что от одного лишь Бога следует искать праведности, что от одной лишь Его милости посылается (Существует) нам спасение, что в одном лишь Христе помещено сокровище всяческих благ и ежедневно предлагается каждому, – сказав обо все этом, теперь в надлежащем порядке переходит он к воспитанию нравов. Ведь этим спасительным познанием Бога и Христа души как бы возрождаются к небесной жизни, а святыми увещеваниями (Наставлениями) и повелениями сама эта жизнь неким образом обустраивается и утверждается. Ибо напрасно было бы выказывать рвение к обновлению жизни, если прежде не показать, что всякая праведность происходит для людей от Бога и Христа, и состоит в том, что люди как бы воскресают из мертвых. И здесь имеется особое различие между Евангелием и философией. Ибо хотя блестяще и с великой похвалой собственной мудрости рассуждают философы о нравах, все что блистает в их заповедях суть лишь украшенные стены лишенного фундамента здания. Поелику, упустив из виду многие принципы, они предлагают учение подобное телу, лишенному головы. Не сильно отличается способ наставления и у папистов. Ибо если и говорят они мимоходом слова о вере во Христа и благодати Святого Духа, однако совершенно очевидно, что мирские философы значительно ближе им, чем Сам Христос. Подобно тому, как философы, прежде чем издавать законы о нравах, вначале рассуждают о цели блага и источниках добродетелей, из которых выводят все остальные обязанности, так и здесь апостол поставляет принцип, из которого проистекают (Выводятся) все свойства святой жизни. Принцип таков: мы для того искуплены Господом, чтобы посвятить Ему самих себя и все наши члены. Однако полезно будет рассмотреть все по отдельности.
1) Умоляю вас, братия, милосердием Божиим. (Нельзя сказать, насколько сильно нас должно затронуть сие заклинание, говорящее и милосердии Божием. Ведь ежели мы всем Ему обязаны, то, отказываясь что-либо для Него сделать, мы выказываем свою неблагодарность.) Мы знаем, что нечистые люди все, что говорится в Писании о благости Божией, похотливо обращают в повод для плотской вседозволенности. Наоборот, лицемеры, словно благодать Божия угашает усердие к благочестивой жизни и открывает дверь для греха, насколько это в их силах, злодейски затемняют знание о ней. Однако сие увещевание учит, что покуда люди не осознают, насколько обязаны милосердию Божию, они никогда не будут почитать Бога с серьезным чувством и не достаточно сильно будут побуждаться к страху и послушанию перед Ним. Для папистов достаточно исторгать из людей навязанное, не знаю как, повиновение. Павел же, чтобы завоевать нас для Бога не рабским страхом, а добровольной и радостной любовью к праведности, дает нам вкусить сладость благодати, в которой содержится наше спасение. И одновременно попрекает нашу неблагодарность, если не стремимся мы полностью посвятить себя столь благостному и щедрому Отцу. И увещевание Павла имеет тем большую силу, чем больше превосходит все остальные увещевания в явлении благодати Божией. Ибо сердце должно быть более, чем каменным, если вышеизложенное учение не сможет побудить его к любви Божией, милость Которого оно чувствует излитой столь обильно и столь щедро.

Итак, где же те, кто думает, что, ежели в одной благодати Божией помещено людское спасение, то не нужны уже никакие увещевания к благопристойной жизни? Поелику никакими заповедями, никакими повелениями благочестивая душа не побуждается так к послушанию Богу, как серьезным размышлением о явленной ей божественной благости. Здесь надо обратить внимание и на мягкость апостольского духа, ибо он предпочел адресовать верующим увещевания и дружеские призывы, а не жесткие приказы и повеления. Поелику знал он, что этот путь будет более благоуспешен среди обучаемых.

Представьте тела ваши. Итак, начало правильного стремления к добрым делам состоит в том, чтобы мы осознали свою посвященность Богу. Ибо отсюда следует, что мы должны перестать жить для самих себя и все деяния своей жизни посвятить на служение Ему. Посему здесь надо рассмотреть две вещи. Первое: мы принадлежим Господу; второе: нам надо быть святыми, потому что недостойно святости Божией, если Ему приносится нечто не освященное прежде. Установив сие, мы одновременно придем к выводу, что надобно всю жизнь размышлять о том, что такое святость, и будет похожим на святотатство, если мы вновь впадем в нечистоту. Ведь это не что иное, как профанация освященного.

Везде в речи апостола заметен тщательный подбор слов. Вначале он говорит, что надо принести наше тело в жертву Богу. Чем показывает, что мы уже не свои, а полностью перешли во владение Бога. А это не может произойти иначе, чем если мы отречемся от самих себя. Затем, добавив несколько эпитетов, апостол говорит, какой должна быть эта жертва. Называя ее живой, он хочет сказать следующее: Мы таким образом приносим себя в жертву Богу, что, заклав в себе прежнюю жизнь, воскресаем к жизни новой. Именем же святости он означает принадлежащее жертве свойство, ибо тогда лишь жертва приносится правильно, когда ей предшествует освящение. Третий эпитет, когда апостол говорит о правильном обустройстве нашей жизни (Дабы мы ... направили), чтобы сделать эту жертву угодной Богу, приносит нам не малое утешение, уча, что усердие наше угодно и приятно для Бога, если мы преданы невинности и святости. Телами же он называет не только кости и кожу, но и все вещество, из которого мы состоим. Он воспользовался этим словом, чтобы лучше обозначить все части нашего естества. Ибо члены тела суть орудия для действий. В другом месте он требует от нас чистоты не только тела, но и души, и духа 1 Thessalonians 5:23. Приказывая нам предоставить, он намекает на Моисеевы жертвоприношения, выставляемые на алтаре как бы на обозрение Богу. Однако он тут же изящно показывает, с какой готовностью должны мы выслушивать повеления Божии и без промедления их исполнять. Откуда мы заключаем, что несчастно заблуждаются все смертные, у которых нет намерения почитать Бога. Здесь мы видим, какие жертвы одобряет Павел в христианской Церкви. Ибо мы примирены с Богом через Христа единственным жертвоприношением и по Его благодати все стали священниками для посвящения себя и всего, что нам принадлежит, славе Божией. Так что не остается никакой жертвы умилостивления, и ее нельзя утверждать без великого оскорбления креста Христова.

Разумного служения вашего. Я думаю, что данная фраза добавлена для того, чтобы лучше объяснить и подтвердить все вышеизложенное, как если бы апостол сказал: Представьте себя в жертву Богу, если в душах ваших живет богопочитание. Ибо это законный путь богопочитания, от которого если кто отходит, то является превратным почитателем. А если Бог почитается правильно лишь тогда, когда все наши поступки мы совершаем по Его заповедям (Почитается), то исчезают все измышленные обряды, которых Бог справедливо гнушается, ведь послушание для Него дороже жертвы. Людям льстят их изобретения, являя им образ суетной мудрости (как говорит Павел в другом месте). Однако мы слышим, что небесный Судия изрек устами Павла совершенно противоположное. Ибо называя служение разумным, то служение, которое предписал Сам Бог, он тем самым отвергает как глупое, неразумное и необдуманно введенное все то, что соблюдаем мы помимо правила Его слова.

стих 2

И не сообразуйтесь с веком сим. Слово «мир», имеющее множество значений, здесь обозначает человеческий разум и человеческие нравы, с которыми апостол не без причины запрещает нам сообразовываться. Ибо поелику весь мир находится во зле, нам подобает совлечься всего, что имеем мы человеческого, если хотим мы облечься во Христа. И дабы не было сомнений, апостол сам истолковывает свое утверждение от противного, когда приказывает нам преобразиться в обновлении ума. Ведь для Писания привычны такие противопоставления, коими яснее излагается суть дела. Обрати здесь внимание на то, какое именно требуется от нас обновление. Не только обновление плоти, как толкуют это место сорбонские богословы, понимая под умом низшие части души, но и обновление ума, являющегося превосходнейшей нашей частью, которому философы приписывают всяческое главенство. Ибо они называет его ηγεμονικόν. Так что разум считается самым мудрым правителем. Павел же низлагает его с трона, и превращает в ничто, уча, что мы должны обновиться своим умом. Ибо как бы мы ни льстили самим себе, истинно утверждение Христово, что желающему войти в царство Божие надлежит возродиться во всем человеке. Ведь мы полностью чужды праведности Божией и сердцем и разумом.

Чтобы вам познать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная. Здесь ты видишь цель, для которой мы должны обновить наш разум, дабы, оставив все человеческие домыслы и пожелания, мы приникали к одной лишь воле Божией, разумение которой есть истинная премудрость. Если же для этого необходимо обновление нашего разума, дабы познали мы, что есть воля Божия, то отсюда явствует, насколько сам по себе наш разум противится Богу. Добавленные же эпитеты служат восхвалению Божией премудрости, дабы стремились мы к ней с большей окрыленностью. Безусловно, чтобы призвать к порядку наше упорство, необходимо утвердить прочную похвалу праведности и совершенства Божия. Мир убеждает себя в том, что творимые им дела являются благими. Но Павел возражает и говорит, что то, что благо и что правильно – следует оценивать по божественным заповедям. Мир в своих измышлениях льстит себе и услаждается собой, но Павел утверждает, что Богу не нравится что-либо, кроме Им Самим заповеданного. Мир, чтобы обрести совершенство, отвращается от слова Божия и обращается к собственным вымыслам, а Павел, утверждая совершенство в воле Божией, показывает, что обманывается тот, кто преступает эту черту.

стих 3

По данной мне благодати говорю. Если считать, что слово «ибо» не является здесь излишним, данное предложение вполне согласуется с предыдущим. Ведь апостол хочет, чтобы все наше усердие было направлено на исследование воли Божией, так что ему прежде всего надлежит отвлечь нас от праздного любопытства. Однако поскольку слово «ибо» часто встречается в речи Павла избыточно, можно его понимать и как простое утверждение. Ведь и в таком случае смысл будет весьма ясен. Впрочем, прежде чем дать повеление, апостол упоминает о данной ему власти, дабы люди внимали его словам не иначе как словам Божиим. Смысл таков, как если бы он сказал: Не говорю от самого себя, но, будучи посланником Божиим, доношу до вас вверенные мне заповеди. Благодатью (как и прежде) называет он апостольство, дабы восхвалить в нем благость Божию и одновременно дать понять, что не по собственной дерзости присвоил он себе этот титул, но по призванию Божию. Итак, утвердив свой авторитет, он налагает на Римлян необходимость послушания, если только не хотят они презреть Бога в лице Его служителя.

Затем следует заповедь, которая удерживает нас от исследования вещей лишь утруждающих разум, но не дающих ему назидания. Апостол запрещает кому-либо брать на себя больше, чем это позволяют его призвание и способности. Одновременно он увещевает думать и помышлять лишь о том, что может сделать нас трезвыми и скромными. Ибо я предпочел именно так понять это предложение, а не как перевел его Эразм: Дабы кто не мыслил о себе высокомерно. Ведь этот смысл несколько отходит от слов Павла, а мое толкование лучше соответствует контексту речи. Фраза же «нежели должно думать», говорит о том, что имел в виду апостол в предыдущем слове υπερφρονειν. Ибо мы думаем более, нежели должно, если заботимся о том, о чем не надлежит заботиться. Думать же трезво означает проявлять усердие к тому, что назидает и ведет тебя к скромности (Коими ты наставляешься).

Какую каждому Бог уделил. Здесь одно слово заменено другим: «подобно тому, как каждому». Кроме того, здесь говорится о причине того трезвого разумения, о котором упомянул апостол. Ведь поскольку распределение благодати многоразлично, каждый должен постановить для себя ту меру умствований, которая содержится в данной ему Богом благодати. Итак, излишняя склонность к умствованиям имеется не только в отношении напрасных и бесполезных для познания вещей, но и в отношении тех вещей, разумение которых в других случаях было бы полезным. Так происходит, если мы не смотрим на то, что нам даровано, а необдуманно и дерзновенно превышаем меру нашего разумения. Бог же не оставляет безнаказанной сию дерзость. Ибо надобно видеть, каким безумием объяты те, кто по глупому превозношению преступают положенные им пределы. Итог таков: разумная часть нашей жертвы состоит в том, что каждый в духе скромности и покорности отдает себя божественному руководству. Далее, противопоставляя веру человеческому суждению и удерживая нас от самоугождения, апостол также говорит о мере, дабы верные смиренно обуздывали себя в своих недостатках.

стих 4

Ибо как. Здесь апостол подтверждает призванием верующих то, что уже прежде говорил об ограничении разумения каждого по данной ему мере веры. Ибо мы призваны таким образом, что словно соединяемся в одно тело. Ведь Христос установил между верными такие же связи, какие имеются между членами человеческого тела. И поскольку сами по себе люди не могут придти к такому единству, Он Сам сделался соединяющими их узами. Ведь тот порядок, который мы видим в человеческом теле, должен иметь место и в сообществе верных. Приведя же это сравнение, апостол доказывает, сколь необходимо каждому мыслить лишь то, что соответствует его природе, его способностям и его призванию. Далее, данное сравнение, имея разные стороны, особенно в том отношении подходит к настоящему случаю, что подобно тому, как члены одного тела имеют многочисленные способности, и, притом, все разные, так что ни один член не обладает всеми способностями и не осуществляет все служения, так и нас Бог наделяет разными дарованиями, коим различением хочет соблюсти тот порядок, который Сам и установил. Дабы каждый, смотря по своим способностям, обуздывал себя и не вторгался в чужую область. И не должен кто-либо надеяться получить все, но, будучи довольным своей долей, он должен добровольно воздерживаться от присвоения чужого. Апостол же, красноречиво говоря о существующем между нами общении, одновременно намекает на то, с каким усердием все мы, имеющие каждый свои способности, должны стремиться ко благу общего тела.

стих 6

Имеем различные дарования. Павел говорит здесь не просто о воспитании между нами братской любви, он хвалит ту скромность, которая для нас есть лучшее устроение всей жизни. Он хочет, чтобы каждый претендовал лишь на то, чтобы не нуждаться в достоянии других братьев; это и есть взаимные узы общения, когда никто не достаточен сам для себя, но вынужден заимствовать от других. Итак, признаюсь, что сообщество верных существует не иначе как если каждый довольный своей долей передает братьям полученные им дары, и, наоборот, получает помощь от дарований других. Однако Павел хотел, во-первых, ниспровергнуть врожденную человеческую гордыню, дабы кто не сетовал о том, что имеет не все дары. Апостол увещевает, что не без лучшего совета Божия каждому даруется свое, поелику это способствует общему спасению всего тела, и никто не наделен такой полнотой даров, чтобы презирать других братьев.

Итак, здесь мы видим главную цель, к которой стремился апостол: не все обладают всем, но дары Божии распределены таким образом, что каждый имеет их отдельную часть. И все так должны стремиться к созиданию Церкви ниспосланными им дарованиями, чтобы никто, оставив свое служение, не присваивал себе чужого. Таким наилучшим порядком и такой симметрией соблюдается безопасность Церкви, где каждый так уделяет от данных ему Господом даров, что не мешает при этом другим. Тот же, кто извращает данный порядок, воюет с Самим Господом, установлением Которого этот порядок утвержден. Ибо различие дарований порождается не волей людей, а тем, что Господу было угодно именно так распределить Свою благодать.

Имеешь ли пророчество. Теперь апостол, приводя в пример отдельные виды благодати, показывает, как каждый по мере своих способностей, и сохраняя свой статус, должен заниматься данным ему служением. Ведь отдельные дары имеют положенные им пределы, отклоняться от которых означает портить сами эти дары. Речь апостола несколько путана, однако мы можем так связать ее отдельные части, что довод апостола будет звучать следующим образом: тот, кто обладает пророчеством, пусть осуществляет его по мере веры; тот, кто имеет служение, пусть исполняет его для служения другим; тот, кто имеет учение, пусть учит для научения остальных, и т.д. Если же каждый будет это иметь в виду, то все будут удерживаться в положенных им границах.

Впрочем, данное место толкуется по-разному. Некоторые понимают пророчество как способность видеть наперед, каковая способность процветала в изначальной Церкви. Ибо Господь хотел выказать превосходство и достоинство Своего царства всеми [возможными] способами. То же, что добавляется, по мере веры, следует относить по мнению некоторых ко всем членам. Я же предпочитаю следовать тем, кто (Понимают это слово в обобщенном смысле как означающее откровение божественной воли и искусство возвещения ее другим, которое.) распространяет это имя на особый дар откровения, чтобы кто-то исполнял служение толкователя в правильном и искусном изъяснении воли Божией. Посему сегодня в Христианской Церкви пророчество есть не что иное, как правильное понимание Писаний и особая способность его истолкования, поелику все ветхие пророчества и все изречения Божии через Христа и Его Евангелие теперь закончены. Ибо именно такой смысл имел в виду Павел, говоря (1 Corinthians 14:5): Хочу, чтобы вы говорил языками, но еще больше, чтобы пророчествовали. Отчасти знаем и отчасти пророчествуем.

Ниоткуда не видно, что Павел имел здесь в виду лишь те чудесные проявления благодати, которыми Христос снабдил вначале Свое Евангелие. Скорее мы видим, что здесь говорится об обычных дарованиях, постоянно пребывающих в Церкви. И мне не кажется достаточно обоснованным тот довод, который часто приводят в возражение: что апостол-же напрасно говорил это тем, кто по Духу Божию не мог произнести анафему на Христа. Ведь в другом месте он свидетельствует (1 Corinthians 14:32), что пророческий дух покорен пророкам, и приказывает первому говорящему замолчать, ежели другому из присутствующих будет откровение. На том же основании он мог увещевать тех, кто пророчествует в Церкви, дабы они сообразовывали свои пророчества с правилом веры и не уклонялись в сторону (От цели). Именем же веры апостол обозначает первые принципы религии; и если какое-либо учение будет уличено в том, что им не соответствует, тем самым изобличено будет во лжи.

В отношении остального трудностей нет. Апостол говорит, что тот, кто поставлен служителем, должен исполнять свое служение и считать, что принят на эту должность не для себя, а для других. Иначе говоря: пусть он исполняет свое служение, воистину служа людям, чтобы соответствовать своему званию. Так и учителям под именем учения он рекомендует преподавать твердое назидание. И Смысл таков: тот, кто выделяется знанием учения, пусть знает, что его цель – истинное назидание Церкви. И пусть он думает лишь о том, чтобы сделать Церковь ученее своим учением. Ибо учителем зовется тот, кто обустраивает и созидает Церковь словом истины. Тот же, кто выделяется умением увещевать, пусть стремится к тому, чтобы увещевание было действенным. И эти служения имеют между собой сходство и некоторую связь, однако не перестают от этого быть различными. Ведь никто не может увещевать, не сопровождая сие учением; однако тот, кто учит, вовсе не должен быть наделенным даром увещевания. Так же никто не пророчествует, не учит, не увещевает, чтобы при этом не служить; однако довольно нам будет соблюдать то различие, которое мы наблюдаем в дарах Божиих, и о котором знаем, что оно способствует порядку в Церкви.

стих 8

Раздаватель ли, раздавай в простоте. Из последующих слов мы ясно видим, что здесь говорится о том, каково правильное употребление даров Божиих. Словом же μεταδιδούντοίапостол означает не тех, кто уделяет из своего, но диаконов, возглавляющих раздачу церковной милостыни. Словом ελοΰντοίς апостол означает вдов и других служителей, которые занимаются попечением о больных по древнему обычаю Церкви. Ибо есть два различных служения: раздавать (Готовить) бедным необходимое для жизни и (Заботиться о них) прикладывать собственные усилия в попечении о них. Впрочем, первым апостол предписывает простоту, дабы без обмана и лицеприятия они верно исполняли вверенные им поручения, а от вторых он требует радушия, дабы подавленностью своей (каковая часто встречается) они не угасили благодать служения. Ведь больной или тот, кто каким-либо образом удручен, больше всего утешается тогда, когда видит других окрыленными и готовыми придти ему на помощь. Поэтому если он замечает на лицах их печаль, то приписывает это презрению к своей личности. Хотя προίσταμενοΰς в собственном смысле зовутся те, кому поручено управление Церковью (они были старейшинами, руководившими и управлявшими другими и надзиравшими за образом их жизни), однако здесь это название можно распространить на начальников всякого рода. Ибо не малое попечение требуется от тех, кто должен заботиться о безопасности всех, и также не малое усердие испрашивается от тех, кто день и ночь печется о спасении всех. Хотя обстоятельства времени показывают,что Павел говорил здесь не о всех начальниках, поелику тогда еще не было благочестивых правителей, но о старейшинах, которые были блюстителями нравов.

стих 9

Любовь да будет. Теперь апостол собирается говорить об отдельных служениях, и начинает с любви, которая есть узы совершенства. О ней он заповедует то, что прежде всего необходимо, дабы по устранении всякого притворства она происходила из чистой искренности души. Нельзя и сказать, как склонны все люди к показу той любви, которой на самом деле у них нет. И лгут они не только другим, но и самим себе, убеждая себя, что достаточно любят тех, кого не только презирают, но и воистину отвергают. Посему Павел возвещает здесь не иную какую любовь, а ту, которая лишена всякого притворства. Ведь каждый легко может засвидетельствовать о себе, действительно ли в тайниках его сердца нет ничего, что противилось бы любви. Слова же о зле и добре, которые тут же за этим следуют, здесь понимаются не в обобщенном смысле, но зло означает злостную неправедность, наносящую вред людям, а благо – доброту, помогающую другим. В Писании часто встречаются противопоставления, когда вначале запрещается порок, а затем заповедуется добродетель. В отношении же причастия αποστυγοΰντες я не следовал ни Эразму, ни древнему переводчику, переведших это слово как «ненавидьте«. По моему мнению Павел хотел здесь выразить нечто большее: и пламенность глагола «отвращаться» лучше соответствует второй части, где апостол приказывает не только заниматься благотворительностью, но и прилепляться к ней.

стих 10

Будьте братолюбивы. Апостол не может подобрать слова, достаточные для выражения силы той любви, с которой мы должны взаимно принимать друг друга. Ибо он называет ее братской, а ее чувство στοργήν, которое для латинян означает взаимную приязнь между родственниками. Безусловно, такой и должна быть та любовь, которую выказываем мы к детям Божиим. И дабы она была такой, апостол добавляет заповедь, весьма необходимую для сохранения благоволения среди людей, чтобы каждый с почтительностью относился к братьям. Ибо нет более сильного средства для отчуждения друг от друга людей, нежели когда кто-либо считает себя презираемым. Если же под почтительностью понимать служение всякого рода, то я не буду сильно возражать, однако первое толкование мне кажется более вероятным. Поелику ничто так не противится братскому согласию, нежели оскорбление, происходящее от презрения, когда кто-либо превозносит себя, пренебрегая другими. Наоборот, лучшее средство для воспитания любви – это скромность, когда каждый с почтительностью относится к остальным.

стих 11

В усердии не ослабевайте. Эта заповедь дается нам не только потому, что христианская жизнь должна быть деятельной, но и потому, что нам надлежит заботиться о братьях, даже оставив собственную выгоду. И притом не только когда они бывают добрыми, но и когда они недостойны и неблагодарны. Затем, поскольку в большинстве случаев нам надо забыть о самих себе, и если не перестанем мы смотреть на себя и требовать возмещения за каждое оскорбление, никогда не сможем стать пригодными к Христову служению. Добавляя же «духом пламенейте», апостол говорит, каким образом мы должны к этому стремиться (Ибо ежели мы воспламенимся Духом Божиим, Он будет делать так, чтобы мы не обленились. И не чуждо им). Ибо плоть, подобно ослу, всегда ленива. Один лишь Дух пламенен настолько, чтобы исправить нашу лень.

Итак, апостол требует от нас в благотворительности усердия, которое Дух Божий возжег в наших сердцах. Но почему, скажет кто-нибудь, Павел призывает именно нас к такому горению? Отвечаю: хотя это и дар Божий, нечто предписывается здесь и самим верным, дабы, отбросив лень, они приникли к пламени, возженному в них Богом. Ведь часто случается так, что побуждение Духа подавляется и заглушается нашими проступками. К этому же относится и третья часть: времени служите. Ведь поскольку жизнь наша коротка, возможность творить добрые дела быстро уходит от нас, так что мы еще ревностнее должны ее использовать. Так Павел и в другом месте повелевает беречь время, поелику дни скоротечны (дословно: злы – прим. пер.). Смысл может быть и таким, что мы должны уметь приспосабливаться ко времени, каковое качество весьма важно (Так, однако, чтобы во всяком деле мы придерживались правильного курса. И хотя в других рукописях читается «Господу» – это совершенно неуместно). Но мне кажется, что Павел, заповедуя служить времени, тем самым противопоставляет это бездеятельности. Далее, поелику во многих древних кодексах читаетсяκυρΐω, Господу, то, хотя на первый взгляд это и может показаться неуместным, я не рискну полностью отбросить такой перевод. Если читать место сие таким образом, то несомненно, что Павел отнес к богопочитанию все исполняемые братьями служения, и все, что способствует воспитанию любви, дабы еще больше воодушевить верующих.

стих 12

Утешайтесь надеждою. Эти три вещи также связаны между собой, и неким образом кажутся относящимися к предыдущей фразе «служите времени». Ибо тот лучше всего приспосабливается ко времени и пользуется возможностью к усердному подвизанию, кто полагает свою радость в надежде грядущей жизни и, тем самым, терпеливо сносит все скорби. Как бы то ни было (ибо не важно: связывать ли это с предыдущим, или нет), апостол запрещает нам полагаться на настоящие блага и основывать свою радость на земных вещах, как будто бы наше счастья состоит именно в них. Наоборот, он повелевает нам вознести наши помыслы к небу, дабы нам наслаждаться полной и незыблемой радостью. Если же наша радость содержится в надежде на будущую жизнь, отсюда рождается терпение в скорбях, поелику радость ту не сможет подавить никакое страдание. Посему эти два положения взаимно друг с другом связаны: радость рождается из надежды, а из скорбей рождается терпение. Ведь никто не сможет спокойно и терпеливо нести крест, если не научится искать свое счастье вне этого мира, чтобы, утешаясь надеждою, смягчать и сглаживать горечь своего креста. Поелику же и то, и другое много превосходит наши силы, необходимо пребывать в молитве и постоянно просить Бога, дабы не позволил Он нашим душам ослабеть, пасть на землю или оказаться сломленными скорбями. Далее, Павел не только призывает нас к молитвам, но и ясно требует стойкости, поелику брань наша постоянна, и каждый день происходят новые напасти, выдержать которые не смогут даже сильные, если только не почерпнут оттуда новые силы. Впрочем, лучшее для нас средство не ослабеть состоит в постоянной молитве.

стих 13

В нуждах святых. Апостол возвращается к обязанностям любви, из которых первая – благотворить тем, от кого мы меньше всего ожидаем воздаяния. Поелику часто случается, что больше всего презирают тех, кто больше других отягощен нуждою и нуждается в помощи (ведь люди думают, что оказываемые им благодеяния пропадают впустую), Бог особым образом вручает их нашему попечению. Ибо лишь тогда мы доказываем свою любовь, когда помогаем нуждающимся братьям только из-за милосердия к ним. Не последним образцом такой любви является благоволение и щедрость, выказываемая странникам, поелику они нуждаются больше всех остальных, не будучи у себя дома. Поэтому апостол особо указывает нам на этих людей. Итак, мы видим (Ибо видишь, по слову Божию.), что мы тем больше должны заботиться о человеке, чем больше им пренебрегают другие. Также заметь подходящий подбор слов, когда апостол говорит, что нужно участвовать в нуждах. Этим он намекает, что нам подобает так помогать братьям в нужде, как будто помогаем мы самим себе. Святым же он заповедует помогать особо, ибо хотя любовь наша должна распространяться на весь человеческий род, особым образом должна она выказываться своим по вере, которые связаны с нами более крепкими узами.

стих 14

Благословляйте. Я хочу раз и навсегда убедить читателя в том, чтобы он не искал дотошно какого-то порядка между отдельными заповедями, но довольствовался тем, что имеет здесь разбросанные краткие предписания, кои помогают ему освятить все стороны его жизни. И заповеди эти выводятся из того принципа, который апостол сформулировал в начале главы. Там он сразу же заповедует не мстить за наносимые нам обиды. Здесь же он требует нечто более трудное. А именно, чтобы мы не просили зла нашим врагам, но желали им всего наилучшего и молили об этом Господа, как бы ни мучили они нас и как бы бесчеловечно с нами не обращались. Подобная кротость сколь трудна для соблюдения, столь же достойна того, чтобы мы стремились к ней с искренним усердием. Ибо Господь не приказывает ничего, не требуя при этом нашего послушания. И не допустимо какое-либо извинение, ежели лишены мы того чувства, кое по желанию Господа должно отличать нас от нечестивых и сынов века сего. Признаюсь, что это весьма трудно и совершенно противно человеческой природе. Однако нет ничего трудного, что не превозмогается силой Божией, которой никогда не будет недоставать нам, если только не перестанем мы о ней молить. И хотя едва ли найдется один, кто столь преуспел бы в Господнем законе, чтобы исполнить эту заповедь, никто, однако, не может претендовать на то, что является сыном Божиим, и не может хвалиться христианским именем, ежели хотя бы отчасти не напитан этим духом, и не сражается каждодневно с противными ему чувствами.

Я сказал, что это труднее, чем просто не мстить, когда кто-то наносит нам вред. Ибо некоторые, хотя и удерживают руку от мщения, и не подвигаются желанием вредить, однако же желают, чтобы кто-то другой нанес вред и ущерб их врагам. Если же они умилостивлены настолько, что совсем не желают им зла, все равно, едва ли найдется один из ста, кто хотел бы блага своим обидчикам. Тем более, не будет он об этом просить у Бога. Бог же в Своем слове не только удерживает руку от злодеяний, но и укрощает мстительные чувства в душе. И не только это, но и хочет, чтобы мы заботились о спасении тех, кто, несправедливо мучая нас, навлекает на себя погибель. Эразм же обманулся в слове ευλογειν, поелику не обратил внимания на то, что противопоставляется оно проклятию. Павел же хочет, чтобы Бог и в том, и в другом был свидетелем нашей терпимости, дабы мы обуздывали гневливость не только в своих желаниях, но и, прося о милости, свидетельствовали, что печалимся о врагах наших, видя их погибель.

стих 15

Радуйтесь с радующимися. (Эти три части так соединены друг с другом, что первые две заключены в третьей. Относится же это) На третьем месте помещено общее положение, дабы верные, испытывая друг ко другу взаимную приязнь, разделяли бы участь друг друга. Прежде апостол перечисляет отдельные стороны такого поведения: радуйтесь с радующимися, плачьте с плачущими. Ибо природа истинной любви требует, чтобы каждый предпочитал скорее плакать со своим братом, нежели из-за роскоши и праздности пройти мимо его плача. Итак, смысл здесь таков: насколько возможно, сообразуйтесь друг с другом, и какая бы ни выпала кому судьба, пусть каждый сопереживает вместе с другим, идет ли речь о печали в невзгодах, или о радости в процветании. Безусловно, не принимать с радостью радость других братьев означает зависть, а не грустить, если брату плохо, – бесчеловечность. Итак, да будет между нами такое сострадание, которое бы всем внушило одинаковые чувствования.

стих 16

Не высокомудрствуйте. На греческом языке это место звучит значительнее, и больше соответствует своему антитезису. Апостол говорит: не думайте о себе высоко. Этим он хочет сказать: не подобает христианину амбициозно стремиться к тому, чтобы превосходить других или возвышаться над ними, но скорее ему подобают смиренномудрие и кроткие помыслы. Ибо именно ими превозносимся мы в глазах Господа, а не гордынею или пренебрежением к братьям. Заповедано нам умеренно домогаться высшего. Ибо ничто не потакает так суемудрию, как наше превозношение, когда мы, достигнув высокого положения, надеемся на еще большее. Слово же «смиренные» я понимаю в среднем роде, дабы восполнить приводимый антитезис. Итак, здесь осуждается всякая амбициозность и то превозношение души, кое зовется высокомудрием. Ведь главная добродетель верных – это умеренность, или покорность, скорее предпочитающая воздать честь другим, нежели присвоить ее себе. Сюда же относится и то, что добавляется после. Ибо ничто не надмевает души больше, чем мнение о собственной мудрости. Итак, апостол хочет, чтобы, оставив это, мы внимали другим и по их советам исправляли свои нравы. Ибо, то, что Эразм перевел φρονΐμους как «превозносящиеся«, довольно натянуто и выхолощено, поелику Павел повторяет дважды одно и то же без какого-либо ударения. А наилучшее средство против превозношения – не мыслить о себе слишком много.

стих 17

Никому не воздавайте злом. Не отличается от этого и то, что следует немного спустя. Только, может быть, мщение – это нечто большее, чем тот род возмещения, о котором ныне идет речь. Ибо мы воздаем злом за зло и тогда, когда не требуем полного отмщения. Например, когда дурно принимаем тех, кто нам не благотворит. Ибо мы имеем обыкновение оценивать заслуги других по отношению к нам, или способность поиметь эти заслуги, так что выполняем обязательства лишь по отношению к тем, кому сами обязаны, или от кого чего-то ожидаем. Наоборот, ежели кто отказывает нам в помощи, когда мы в ней нуждаемся, то, воздавая равным за равное (как выражаются некоторые), мы, если предоставляется случай, помогаем ему не больше, чем он помог нам. Есть и другие примеры того же рода, когда воздается злом за зло без открытого мщения.

Пекитесь о добром. Меня устраивает то, как перевел Эразм: заботьтесь с попечением. Однако дословный перевод нравится еще больше. Поелику каждый более всего заботится о своей выгоде и остерегается причинить себе вред, Павел, кажется, обращает его к другой заботе. Итог таков: следует усердно стремиться к тому (Стремясь, чтобы вашею), чтобы от нашей добродетели назидались все. Ибо как необходимо для нас осознание невиновности перед Богом, так же не следует пренебрегать и доброй молвой среди людей. Ведь если Бога подобает хвалить за наши добрые дела, то слава Его так же умаляется, если люди не видят в нас ничего достойного похвалы. И не только затмевается слава Божия, но и наносится оскорбление Богу, поелику, когда мы грешим, неопытным дается повод поносить Евангелие. Впрочем, когда нам повелевается заботиться о благе всех людей, надо обратить внимание – с какой именно целью. Ибо цель не в том, чтобы нас заметили и стали превозносить. Христос усердно обуздывает подобное желание, приказывая нам, исключив всех людей, считать свидетелем своих благодеяний одного лишь Бога. Но чтобы люди, вознося души к Богу, воздали Ему хвалу. Чтобы по нашему примеру усердствовали они о праведности. Чтобы, наконец, ощущали они приятное благоухание от нашей жизни и возлюбили Бога. Если же слышим мы злое из-за имени Христова, то неужели перестанем печься о добром перед людьми? Ибо тогда исполнится сказанное, что к нам относятся как ко лжецам, но, однако, мы правдивы, и т.д.

стих 18

Если возможно с вашей стороны. Спокойствие и такой образ жизни, который делает нас приятными для остальных, не последнее качество христианина. Если мы к этому стремимся, то нужно быть наделенным не только прямотой, но и высшей приветливостью и приятностью нрава, который привлекает не только добрых и праведных, но и нечестивых. Ибо здесь надобно выказывать двойную предосторожность. Дабы мы не настолько захотели стать приятными, чтобы отказались сносить ненависть из-за имени Христова столько, сколько это потребуется. Ведь можно видеть, как некоторые, из-за приятности нрава и спокойствия души угодные всем, по причине Евангелия вызывают неприязнь даже у ближайших родственников. Затем, пусть приятность не вырождается в соглашательство, дабы не льстили мы людским порокам под предлогом сохранения мира. Поелику не всегда можно достичь мира со всеми, апостол и добавляет две оговорки: если возможно, и с вашей стороны. Далее, по обязанности благочестия и любви мы не должны нарушать мир, если только нас не вынуждают к этому извне. Ибо подобает из-за усердия к миру многое сносить, прощать проступки, не требовать полного правосудия, однако так, чтобы быть готовыми и к войне, если потребуют обстоятельства. Ведь не может случиться так, чтобы у войска Христова был вечный мир с тем миром, князь которого – сатана.

стих 19

Не мстите за себя, возлюбленные. Зло, исправляемое апостолом в этом месте, тяжелее того, о котором он только что упомянул. Однако и то, и другое происходит из одного источника: из чрезмерной любви к себе и врожденной гордыне, ведущей к тому, что мы благосклонно потворствуем своим порокам, будучи нетерпимыми к порокам других. Поелику же эта болезнь порождает у всех яростное желание мщения, когда нас каким-либо образом обижают, то апостол заповедует здесь не мстить самим, как бы сильно нам ни навредили, но оставить то на усмотрение Господа. И поскольку не легко обуздать тех, кто однажды был уловлен сей страстью, апостол, называя слушателей возлюбленными, как бы удерживает нас ласковым обращением. Итак, заповедь состоит в том, чтобы за нанесенные обиды мы не мстили и не требовали мщения. И добавляется причина: поелику надо дать место гневу. Дать же место гневу означает оставить право мщения Господу, каковое право отнимают у Него те, кто сам пытается отомстить. Поэтому, если нечестиво посягать на прерогативу Бога, то не позволено и мстить. Ведь так мы предваряем суд Божий, Который восхотел оставить его за Собой.

Одновременно апостол намекает на то, что Бог будет мстителем за тех, кто терпеливо ожидает Его помощи. Те же, кто сами [защищают себя], не оставляют места помощи Божией. Впрочем, апостол не только запрещает нам осуществлять мщение собственной рукой, но и лелеять в сердце своем подобные пожелания. Посему напрасно проводить здесь различие между общественным и частным мщением. Ибо не более извинителен тот, кто просит помощи у правителей со злым умыслом и желанием мщения, чем тот, кто сам возлагает на себя обязанность мстить. Более того, не всегда следует просить Бога о мщении, как мы вскоре увидим. Поелику, ежели наши желания исходят из личного чувства, а не от чистой духовной ревности, мы не столько признаем Бога судьей, сколько делаем Его служителем наших превратных вожделений. Итак, место гневу дается не иначе, нежели там, где со спокойной душой ожидаем мы благоприятное время избавления, желая, между тем, чтобы те, кто ныне причиняет нам скорбь, образумившись, превратились в наших друзей.

Ибо написано: Мне отмщение. Апостол приводит доказательство, взятое из слов Моисея, Deuteronomy 32:35, где Господь провозглашает, что отомстит Своим врагам. Враги же Бога все те, кто без причины мучает Его рабов. Кто прикасается к вам, говорит Господь, прикасается к зенице ока Моего. Итак, будем же довольны тем утешением, что незаслуженно причиняющие нам скорбь не останутся безнаказанными. И, выказывая терпение, мы не делаем себя более доступными и подверженными беззакониям злых, но, скорее, даем место Господу помочь нам; Господу, Который есть наш единственный отмститель и избавитель. Хотя не подобает выпрашивать у Бога мщение нашим врагам, но следует молиться о том, чтобы они обратились и стали друзьями. Если же остаются они в своей испорченности, то с ними произойдет то, что и с другими презрителями Бога. Павел же не для того цитирует это свидетельство, чтобы после нанесенного оскорбления можно было возжигаться и, как требует зов плоти, просить у Бога стать отмстителем за наши обиды. Но, во-первых, он учит нас, что мщение принадлежит не нам, если не желаем мы присвоить себе то, что принадлежит Богу; а во-вторых, что не следует бояться еще большей разнузданности нечестивых, ежели увидят они, как терпеливо сносим мы их обиды. Поелику не напрасно Бог взял на Себя обязанность отмщения.

стих 20

Итак, если враг твой голоден. Апостол уже показал, как надо исполнять заповедь о не мщении и не воздаянии злом за зло. Именно тогда мы воистину исполняем эту заповедь, когда не только воздерживаемся от причинения зла, но и благотворим тем, кто причинил нам обиду. Ибо существует некая косвенная форма мщения, когда мы отказываем в благодеяниям тем, кто нанес нам вред. Под именем пищи и пития разумей все виды обязанностей к ближнему. Итак, насколько позволяют тебе обстоятельства, в чем бы ни нуждался твой враг – в имуществе ли твоем, в совете, или в поступках, – ты должен ему помочь. Кроме того, апостол называет нашим врагом не того, кого мы сами ненавидим, а того, кто проявляет враждебность к нам. И если таким следует оказывать помощь по плоти, то, тем более, не позволительно враждебными молитвами покушаться на их спасение.

Горящие уголья. Поелику мы неохотно тратим имущество и силы на врагов, апостол показывает, какой отсюда последует плод – плод от того, что будем мы проявлять человечность к нашим врагам. Уголья же толкуются здесь как погибель, которая (Смятение) обрушивается на голову врага, если мы благодетельствуем недостойному, и ведем себя с ним иначе (Вопреки его заслуге), нежели он этого заслуживает. Поелику таким образом его вина удваивается. Другим же больше нравится разуметь это так, что душа нашего врага побуждается к любви, когда видит он столь благодушное с собой обращение. Я же понимаю сие проще: что душа врага разрывается между тем и другим. Ибо, безусловно, враг или смягчается от благодеяний, или, ежели он настолько неистов, что никак не может успокоиться, его жжет и поражает свидетельство собственной совести, которая чувствует, что побеждена нашей добротою.

стих 21

Не будь побежден злом. Кажется, что это предложение служит подтверждением предыдущего. Ибо здесь брань наша совершается с порочностью, и ежели мы стремимся отомстить, то признаемся, что этой порочностью побеждены. Напротив, ежели за зло воздаем добром, тем самым выказываем непобедимое постоянство души. Безусловно, сие есть великолепнейший вид победы, плод которой ощущается не только разумом, но и самим делом. Это успех терпения по дарованию Господнему, лучше которого нельзя и желать. Напротив, тот, кто пытается победить зло другим злом, пересиливает своего врага в злобе, но ко своей погибели. Поелику, действуя так, сражается за дьявола.