Bible Commentaries
Евреям 6

стих 1

Посему, оставив. К упреку апостол добавляет увещевание, дабы, оставив начатки, слушатели устремились к конечной цели. Ведь под начатками слова он разумеет начальное обучение, которым наставляют невежд, принимая их в Церковь. Апостол приказывает оставить эти азы. Не потому, что верующие должны про них забыть, но потому, что на них никак не следует останавливаться. Это лучше видно из приведенного ниже сравнения с фундаментом. Ведь при постройке дома никогда не следует отступать от положенного основания. Однако смешно все время трудиться над его закладкой. Хотя фундамент считается основой всего здания, глупо и бесполезно будут трудиться те, кто, занимаясь его постройкой, никогда не переходят к строительству стен. Наконец, архитектору надлежит как начинать с фундамента, так и спешить возвести все здание. Подобным образом созидается и христианство. Ибо начатки как бы образуют в нас фундамент, но сразу же после должно следовать учение, усовершающее постройку. Посему плохо поступают люди, остановившиеся на азах, и не ставящие перед собой никакой другой цели. Как если бы архитектор окончил свою работу, только заложив фундамент, и не выказывал заботу о дальнейшем строительстве. Значит, апостол хочет, чтобы в нас был положен фундамент веры. Но положен так, чтобы мы продолжали стремиться ввысь, доколе ежедневным преуспеянием не соделаем веру совершенной.

Обращению от мертвых дел. Здесь апостол имеет в виду обычный способ катехизации. Отсюда можно сделать вероятное заключение, что послание это было написано не в самом начале распространения Евангелия, но когда церкви созидались уже по некоторой методике. И состояла она в том, что катехумены, прежде чем быть допущенными к крещению, исповедовали свою веру. Как явствует из свидетельства различных отцов, имелись конкретные артикулы, о которых пастор вопрошал катехуменов. Экзамен касался в основном символа, называемого апостольским. Он служил как бы входом в Церковь для тех, кто, повзрослев, посвятил себя Христу, хотя прежде был чужд Его вере. Апостол потому упоминает об этом обычае, что катехуменам для начального обучения благочестию давалось немного времени. Подобно тому, как учитель кратко наставляет учеников в алфавите, дабы сразу же повести их дальше.

Но подумаем о смысле сказанного. Апостол говорит о покаянии и вере, в которых заключается все евангельское совершенство. Ибо что иное заповедует Христос Своим апостолам, нежели проповедовать веру и покаяние? Посему, когда Павел хочет засвидетельствовать добросовестное исполнение им служения, он говорит о своем усердии в обучении этим двум вещам. Значит, кажется, что апостол поступает глупо, веля оставить веру и покаяние, в которых следует проводить всю свою жизнь. Однако, добавляя фразу «в мертвых делах», он дает понять, что говорит о начальном покаянии. Ибо хотя любой грех подлежит раскаянию, поскольку или порождает смерть, или происходит от духовной смерти, но верующие, уже возрожденные Духом Божиим, не зовутся в собственным смысле кающимися в мертвых делах. Возрождение в них только началось, но любое, хоть и малое семя новой жизни, делает так, что они уже не считаются перед Богом мертвыми.
Значит, апостол разумеет здесь не все покаяние, размышление о котором должно продолжаться до конца жизни, а только начало покаяния, коим недавно обновили жизнь те, кто уже обратился к вере. Так и под верою апостол имеет в виду краткий итог учения о благочестии, в народе называемый артикулами веры. Сюда относятся учения о воскресении мертвых и вечном суде. Эти артикулы принадлежат к высшим тайнам небесной премудрости, больше того, к конечной цели всей религии, к которой всю жизнь мы должны стремиться. Однако, поскольку одно и то же учение иначе преподается невеждам, а иначе тем, кто уже как-то преуспел, апостол имеет здесь в виду обычно задаваемые вопросы. Веришь ли в воскресение мертвых? Веришь ли в вечную жизнь? Все эти вопросы адресуются младенцам в вере и, причем, лишь однажды. Значит, возвращаться к ним снова, не что иное как пятиться назад.

стих 2

Учению о крещениях. Некоторые читают здесь раздельно: о крещениях и об учении. Я же предпочитаю соединять все вместе. Хотя толкую сказанное не так, как другие. А именно: я вижу здесь то, что грамматики зовут аппозицией, то есть: не полагая снова основание покаянию, вере в Бога, воскресению мертвых, что является учением о крещении и возложении рук. Посему, если «учение о крещениях, о возложении рук» заключить в скобки, контекст станет яснее. Ведь если прочесть предложение без аппозиции, будет присутствовать глупый повтор одного и того же. Какое еще существует учение о крещении, нежели то, которое повествует о вере в Бога, о покаянии, о суде и тому подобном?

Впрочем, Златоуст думает, что крещение стоит во множественном числе потому, что иудеи, возвращаясь к первым принципам, неким образом упраздняли первое крещение. Я с ним не согласен. Ибо не учение о многих крещениях имеется здесь в виду, но крещениями апостол зовет торжественные обряды и установленные для крещения дни. Возложение рук он соединяет здесь с крещением, ибо, как существовали два чина катехуменов, так и имелись два обряда. Люди, ранее бывшие чужими, приходили к крещению не раньше, чем исповедовали свою веру. Значит, в их случае катехизация должна была предшествовать крещению. Но дети верующих, поскольку усыновлялись от утробы матери и по праву обетования принадлежали к телу Церкви, крестились во младенчестве. По прошествии же младенческого возраста, будучи наставленными в вере, они также подвергались оглашению, в их случае последующего крещению. Но тогда употреблялся иной символ, а именно: возложение рук. И это место ясно показывает апостольское происхождение обряда возложения рук. Однако затем он был превращен в суеверие. Подобно тому, как мир всегда от лучших установлений уклоняется к извращениям. Ибо люди вообразили, что этот обряд есть таинство, подающее Дух возрождения. Этим вымыслом был нанесен ущерб самому крещению. Ведь то, что принадлежало в собственном смысле последнему, было перенесено на возложение рук.
Итак, будем знать, что первые основоположники установили возложение рук в качестве торжественного молитвенного обряда, о чем также говорил Августин. Они хотели, чтобы этим символом подтверждалось исповедание веры, которое приносили вышедшие из младенчества верующие. Но меньше всего они имели в виду частично лишить силы крещение. Поэтому сегодня следует удержать чистоту установления и устранить суеверие.
Данное место также подтверждает для нас крещение младенцев. Ибо, зачем одно и то же учение в одних случаях зовется учением о крещении, а в других – о возложении рук, если не потому, что младенцы, уже приняв крещение, наставлялись в вере? Так что для них оставалось только возложение рук.

стих 3

И это сделаем. Устрашающие слова, но апостол мечет молнии для того, чтобы иудеи не надругались над благодатью Божией, потакая себе в собственных колебаниях. Он как бы говорит: не следует откладывать на завтра, поскольку не всегда будет возможность для преуспевания. Ибо не во власти человека всякий раз как он захочет, избавляться от пут и достигать цели. Ведь успешное завершение ристалища – особый божественный дар.

стих 4

Ибо невозможно. Это место дало повод многим отвергать данное послание. Особенно потому, что нова-тиане вооружались им для отрицания прощения согрешившим. Посему западные отцы и отказывали в доверии этому посланию, что им была ненавистна секта новатиан, а учение их еще не было столь сильным, чтобы опровергнуть противников доводами. Однако по уяснении мысли апостола сразу станет очевидным: в данном месте нет ничего, потворствующего столь безумному заблуждению. Другие же, для которых авторитет послания оставался непререкаемым, стараясь устранить нелепый смысл, прибегали к одним уверткам. Ибо «невозможно» некоторые понимали, как «маловероятно» или «трудно», что совершенно чуждо смыслу данного слова. Многие относили сказанное к покаянию, которым в древней церкви готовились к крещению катехумены. Словно апостолы собирающимся креститься предписывали пост или нечто подобное. Затем, что великого сказал бы апостол, если бы отрицал повторность покаяния, связанного с крещением? Суровым мщением Божиим он грозит всем, отринувшим однажды принятую благодать. И если бы апостол учил, что нет больше места первому покаянию, могло ли это внушить страх беспечным и колеблющимся? Ведь сказанное относилось бы также к любому другому виду проступков. Итак, что же сказать? Поскольку Господь всем без исключения дает надежду на милосердие, глупо по какой-то причине совершенно отстранять от нее людей.

Ключ к решению вопроса содержится в слове «отпадших». И всякий, уразумевший его смысл, легко избавится от любых затруднений. Далее следует отметить, что отпадение бывает двойственным. Одно – частичное, другое – полное. Тот, кто грешит каким-либо видом греха или многими его видами, отпал от достоинства христианина. Посему сколько грехов, столько видов отпадения. Однако апостол говорит здесь не о краже, не о клятвопреступлении, не об убийстве, не о пьянстве, не о прелюбодеянии. Он имеет в виду полное отпадение от Евангелия, когда грешник гневит Бога не одним каким-то грехом, а полностью отрекается от Его благодати. И чтобы лучше это уяснить, надо обратить внимание на антитезис между перечисленными видами благодати Божией и этим отпадением. Отпадает тот, кто отходит от Слова Господня, кто гасит Его свет, кто лишает себя вкушения небесного блага, кто оставляет участие в Святом Духе. Все это означает полное отречение от Бога.
Теперь мы видим, кого же апостол лишает надежды на прощение. А именно: тех, кто отступил от ранее принятого ими Евангелия Христова и от благодати Божией. И этого не может произойти без греха на Духа Святого. Ведь нарушающий вторую скрижаль закона или по неведению преступающий первую, еще не повинен в подобном отпадении. Несомненно, что Бог полностью и без остатка лишает Своей благодати лишь отверженных. Если же кто спросит, почему апостол упоминает о подобном отступничестве, обращаясь к верующим, далеким от столь преступного вероломства, отвечаю: Он своевременно указывает им на опасность, дабы предостеречь их. И это весьма полезно отметить. Ведь когда мы уклоняемся с прямого пути, то оправдываем свои пороки не только перед другими, но и перед собой. Сатана воровским образом пролезает в нашу душу, чувственно привлекает нас своим тайным искусством, и мы, заблуждаясь, сами не знаем, что заблуждаемся. Так постепенно мы отклоняемся в сторону, доколе, наконец, не падаем окончательно.
И это можно ежедневно наблюдать во многих. Посему апостол обоснованно предписывает всем ученикам Христовым осторожность во время земной жизни. Ибо длительное оцепенение превращается в привычку, за которой следует отчуждение души. Впрочем, попутно следует отметить, сколь сильно восхваляет апостол познание Евангелия. Он называет его просвещением, откуда следует, что люди слепы, покуда им не воссияет Христос, свет мира. Называетвкушением дара небесного, означая этим, что даруемое нам во Христе, превосходя нашу природу и весь мир, тем не менее, вкушается через веру. Называет причастием Духа, поскольку именно Дух уделяет каждому по Своей воле все, связанное с просвещением и пониманием. Без него никто не может назвать Иисуса Господом. Он отверзает очи нашей души, открывает нам божественные тайны. Апостол также зовет познание Евангелия вкушением благого Слова Божия, означая этим, что воля Божия явлена в нем не как-либо, но так, чтобы с приятностью нас услаждать. Наконец, этот эпитет говорит об отличии закона от Евангелия. Закон содержит только строгость и суд, Евангелие же – сладкое свидетельство божественной любви и отеческого прощения. Апостол говорит также о вкушении сил будущего века,означая, что через веру мы как бы допущены в Царство Небесное, чтобы духом созерцать блаженное бессмертие, сокрытое от наших чувств. Итак, будем знать: Евангелие познается правильно только через просвещение Духом, дабы мы, забыв про этот мир, воспряли к небесам, и, познав благость Божию, успокоились в Его Слове.

Однако здесь возникает новый вопрос: как может быть, чтобы однажды этого достигший, затем отпал? Ибо Господь не призывает действенно никого, кроме избранных. И Павел свидетельствует (Romans 8:24), что ведомые Его Духом воистину дети Божии. Он учит, что, если Христос сделает кого причастником Своего Духа, это станет для него твердым залогом усыновления. Однако избранные находятся вне опасности гибельного отпадения. Ведь Отец, давший их для сохранения Христу, Своему Сыну, больше всех на свете. И Христос обещает заботиться обо всех них, дабы никто из них не погиб. Отвечаю: одни лишь избранные удостоены Божественного Духа возрождения, отличаясь от отверженных в том, что преображаются в образ Божий, принимают залог Духа к упованию на грядущее наследие, и Тем же Духом запечатлевается в их сердцах Евангелие. Однако я отрицаю, что это мешает Богу одарить и отверженных вкушением Своей благодати, внушить им ощущение Своей благости и неким образом отчеканить Свое Слово в их душах. Иначе разве существовала бы та временная вера, о которой упоминает Марк (4:17)? Значит, даже в отверженных имеется определенное познание, впоследствии исчезающее, или потому, что лишено достаточно глубоких корней, или потому, что вырождается, подавляемое чем-то внешним. Так Господь удерживает нас в страхе и смирении.

Действительно, мы видим, сколь склонна человеческая природа к успокоенности и глупому самоупованию. Хотя обеспокоенность наша и должна быть такой, чтобы не смущать мира совести. Ибо Господь одновременно и создает в нас веру, и усмиряет плоть. Посему Он хочет, чтобы первая спокойно пребывала и отдыхала как бы в надежном пристанище, а вторая, упражняясь разнообразными видами брани, не распутствовала в праздности.

стих 6

Обновлять покаянием. Хотя это кажется чрезмерно суровым, ни у кого из тех, кого постигла подобная кара за отпадение, нет причин винить Бога в жестокости. Сказанное не противоречит другим местам Писания, где грешникам при первом их воздыхании сразу же предлагается милосердие Божие. Ведь там требуется покаяние, никогда не имеющее места в тех, кто некогда полностью отпал от Евангелия. Таковые, будучи по заслугам лишены Духа Божия, впадают в отверженный разум, дабы, поработившись дьяволу, идти к собственной погибели. Происходит так, что они, не переставая, грешат до тех пор, пока, придя в оцепенение, не начинают презирать или, подобно отчаявшимся, ненавидеть Бога. Таков конец всех отступников. Они, или, пораженные оцепенением, перестают чего-либо бояться, или проклинают Бога как Судью, от Которого не могут убежать. И апостол не говорит, что покаяние не находится в человеческой воле. Он говорит, что Бог дает его лишь тем, кто не отпал от веры полностью.

Подобное увещевание весьма полезно для нас, дабы, отлагая покаяние на завтра, мы не отдалялись от Бога все больше и больше. Нечестивые забавляются поговоркой о том, что достаточно покаяться в преступной жизни даже при последнем вздохе. Однако если уж дошло до этого, само жестокое мучение их совести свидетельствует о том, что обращение встречается среди людей нечасто. Значит, поскольку Господь обещает прощение лишь тем, кто отходит от нечестия, не удивительно, если погибают люди или от отчаяния, или от презрения упорствующие в своей погибели. Если же кто восстает после падения, из этого можно вывести, что он никогда не отпадал окончательно, как бы тяжко в ином случае ни грешил.

Снова распинают в себе. Апостол добавляет эту фразу для того, чтобы защитить строгость Божию от человеческой клеветы. Ведь Богу неприлично, прощая отпадших, подвергать осмеянию Собственного Сына. Итак, они недостойны того, чтобы обрести милость. Далее, причина, по которой апостол говорит о повторном распятии Христа, следующая: мы умираем со Христом на том условии, чтобы постоянно пребывать в обновленной жизни. Значит, те, кто снова впадает в смерть, нуждаются, как мы увидим в десятой главе, во второй жертве. Распиная в себе, то есть, насколько это от них зависит. Ибо, если бы людям было позволено возвращаться после отпадения, это значило бы предавать осмеянию Христа как бы во время Его триумфа.

стих 7

Земля. Весьма подходящее сравнение для пробуждение усердия к дальнейшему преуспеванию. Ведь подобно тому, как земля не может давать добрый урожай, если быстро после засевания не произрастит всходы, так и в нас, если желаем быть плодоносными, Слово должно пускать корни, прорастающие сразу, как только Господь его посеет. Ибо нельзя надеяться на плод, если Слово или подавляется в нас, или вырождается вовсе. Однако, хотя сравнение это весьма уместно, его надо разумно соотносить с намерением апостола. Земля, – говорит он, – испив дождя сразу после сеяния, произращает полноценный злак, и, наконец, по благословению Божию производит созревший урожай. Таким образом, те, кто принимает в свое сердце семя Евангелия, произращая из него подлинные злаки, постоянно возрастают к лучшему, доколе не принесут зрелого плода. Наоборот, земля, которая после обработки и орошения приносит одни лишь тернии, не оставляет надежды на обильную жатву. Более того, чем больше прорастает из нее порождаемое, тем более отчаянным становится ее состояние. Посему для возделывателя единственный выход в том, чтобы предать огню бесполезные и вредные сорняки.

Так и те, кто портит евангельское семя или своей леностью, или дурными чувствованиями, не являя в своей жизни никакого признака преуспеяния, показывают себя отверженными, от которых нельзя ждать никакого урожая. Значит, здесь апостол не только говорит о плодах Евангелия, но и увещевает нас с готовностью и окрыленно его принять, затем, сразу же после засева, произвести первые всходы, и, в-третьих, ежедневно давать прирост. Βοτάνην ευθετον одни переводят как «благоприятную поросль», а другие как «удобную». Оба значения здесь подходят. Но первое относится ко времени, а второе – к качеству. Аллегорическое же толкование, коим забавляются многие, я здесь полностью пропускаю, поскольку оно совершенно чуждо замыслу автора.

стих 9

Мы надеемся. Поскольку все вышеприведенное было подобно блистанию молнии, дававшему читателям возможность себя проверить, суровость сказанного следовало смягчить. Посему теперь апостол уточняет: он сказал все это не в том смысле, что придерживается такого мнения о своих адресатах. Действительно, всякий, желающий быть полезным в учении, должен так обращаться со своими учениками, чтобы скорее воодушевлять их, а не вводить в отчаяние. Ведь ничто так не отчуждает нас от выслушивания поучений, чем осознание нашего отчаянного положения. Итак, апостол свидетельствует: он увещевает иудеев именно потому, что надеется в их отношении на лучшее и желает привести к спасению. Отсюда мы выводим: остро и сурово обличать следует не только отверженных, но и избранных, тех, кого мы причисляем к детям Божиим.

стих 10

Ибо не неправеден. Данные слова означают то же, как если бы апостол сказал: исходя из доброго начала, я надеюсь и на доброе завершение. Но здесь возникает трудность: человеческие дела, кажется, в чем-то ограничивают Бога. Я, – говорит апостол, – убежден в вашем спасении, поскольку Бог не может забыть о ваших делах. Таким образом, кажется, что их спасение основано на делах, и Бог делается их должником.

Софисты, противопоставляющие Божией благодати заслуги дел, сильно настаивают на этом отрывке: не неправеден Бог. Ведь отсюда они выводят, что было бы несправедливо, если бы Бог не воздал за дела наградой вечного спасения. Отвечаю кратко: апостол здесь не говорит прямо о том, какова причина нашего спасения. Поэтому из этого места нельзя судить о заслуге дел, нельзя и выводить отсюда, что именно положено за дела. Писание нигде не показывает нам иного источника спасения кроме незаслуженного милосердия Божия. То же, что Бог повсеместно обещает награду за дела, связано с благодатным обетованием, которым Он усыновляет нас и примиряет с Собою, не вменяя нам грехи. Значит, награда полагается делам не по заслуге, но по простой божественной щедрости. Хотя даже это щедрое вознаграждение за дела имеет место только после того, как по благодеянию Христову мы принимаемся в благодать Божию.

Отсюда мы выводим: Бог не воздает нам по долгу, но исполняет добровольно данное Им обещание. И исполняет потому, что прощает и нас, и наши недостойные дела. Больше того, Он смотрит не столько на сами дела, сколько на Свою благодать в этих делах. Отсюда и выходит так, что Бог не забывает наши дела, поскольку видит в них Себя и плоды Своего Духа. Именно эту справедливость и подразумевал апостол, говоря, что Бог не может отречься от Себя. Значит, данное место соответствует фразе Павла: Начавший в вас доброе дело, и завершит его (Philippians 1:6). Ибо что такого может обнаружить в нас Бог, что побуждало бы Его возлюбить нас, кроме того, что Он Сам прежде нам ниспослал?

В итоге, ошибаются софисты, воображающие взаимосвязь между справедливостью Божией и заслугами наших дел. Скорее Бог смотрит здесь на Себя и Свои дары, дабы довести до конца то, что Он добровольно начал в нас, не побужденный к этому никакими нашими делами. И праведность Божия при воздаянии за дела состоит, утверждаю я, именно в том, что Бог верен и истинен. Он Сам сделал Себя нашим должником, не получая что-либо от нас, но Сам обещая нам все по Своей щедрости, как об этом говорит Августин.

Труд любви (труд для любви). Дословно: труд любви. Этим апостол хочет сказать, что нам, если желаем послужить ближнему, не следует экономить усилия. Ибо ближним надо помогать не только деньгами, но и советом, содействием и всякими другими способами. Итак, надо прилагать большое прилежание, терпеть многочисленные скорби, подвергаться порой множеству опасностей. И если кто хочет упражнять себя в делах любви, пусть настроится на трудолюбивую жизнь. Любовь евреев апостол доказывает тем, что они служили и продолжают служить святым. Отсюда мы познаем, что не стоит отказываться служить братьям.

Говоря же о святых, апостол не имеет в виду, что мы обязаны служить только им. Ведь наша любовь должна распространяться на весь человеческий род. Однако поскольку нам, прежде всего, поручаются домочадцы по вере, о них следует заботиться особо. Ибо любовь, дабы получить побуждение, отчасти взирает на Бога, а отчасти на общую всем нам природу. Чем ближе кто к Богу, тем достойнее он нашей помощи. Наконец, признавая кого-то чадом Божиим, мы должны в той же степени выказывать ему братскую любовь.

Говоря: «служив и служа», апостол похваляет стойкость, весьма необходимую в данном деле. Ибо люди больше всего склонны уставать в своем благотворении. Посему, хотя и многие готовы помогать братьям, добродетель стойкости встречается до того редко, что в доброй части помощников быстро охлаждается пыл. Однако к постоянному усердию нас должно побуждать уже то, что апостол свидетельствует: любовь, выказываемая святым, выказывается ради имени Господня. Он говорит, что Богу угодно все, потраченное нами на ближнего. Согласно сказанному: что сделали одному их малых сих, то Мне сделали (Matthew 25:40). А также: подающий нищему, дает ссуду Господу (Proverbs 19:17).

стих 11

Желаем же. Подобно тому, как апостол, дабы не огорчать чрезмерно читателей, к увещеванию примешал похвалу, так же он, дабы мягкость его не показалась потворством, охотно говорит о том, чего пока им недостает. Многими примерами, – говорит апостол, – вы выказали свою любовь. Остается, чтобы вашей любви соответствовала ваша же вера. Вы усердно трудились, дабы никого не лишать вашей помощи, но с неменьшим усердием вам надлежит стремиться преуспеть в вере, дабы выказать перед Богом полную и твердую уверенность.

Этими словами апостол указывает на две части христианства, отвечающие двум скрижалям закона. Посему те, кто отделяет одну из частей от другой, имеет лишь изуродованное и разорванное учение. Отсюда явствует, каковы те учителя, которые, не упоминая про веру, проповедуют одну невинность и порядочность к людям. Такова мирская философия, скрывающаяся под личиной внешней праведности. Если, однако, она вообще заслуживает называться философией, до такой степени плохо исполняя свое служение, что Бога, занимающего первое место, лишает присущих Ему прав. Итак, будем помнить: христианская жизнь является целостной только тогда, когда мы изъявляем усердие и в любви, и в вере.

Для совершенной уверенности. Поскольку исповедующих христианство еще разделяли различные мнения и тяготили многочисленные суеверия, апостол приказывает слушателям настолько утвердиться в правой вере, чтобы больше не колебаться и не увлекаться ветрами разнообразных сомнений. Однако заповедь эта относится ко всем. Как незыблема истина Божия, так же вере, на нее опирающейся, чтобы стать истинной, надлежит быть выше любого сомнения. Таковаπληροφορία, то есть – уверенная убежденность, когда благочестивая душа постановляет: не подобает подвергать сомнению то, что говорит Сам Бог, не могущий ни лгать, ни обманываться.

Слово «надежда» употребляется здесь вместо веры из-за близости этих понятий. Но кажется, что апостол умышленно его использует, поскольку ведет речь об уверенности. Отсюда можно заключить, сколь далеко от веры то общее познание, которое свойственно и бесам, и нечестивым. Ведь и они верят, что Бог справедлив и истинен. Однако не обретают от этого благой надежды, поскольку не принимают отеческую благодать во Христе. Итак, будем знать: истинная вера всегда соединена с надеждой.
Апостол говорит «до конца», или же до совершенства, дабы иудеи знали, что еще не достигли цели, и помышляли о дальнейшем продвижении. Он упоминает об усердии, дабы они знали, что следует не праздно сидеть, а прилежно стараться. Ибо людям весьма трудно вознестись на небеса. Особенно тем, кто едва ползает по земле. Им мешает множество препятствий. Нет ничего труднее, чем поднимать ум к небесам, когда вся сила нашей природы тянет вниз, и сатана бесчисленными уловками влечет нас к земле. Посему апостол заповедует остерегаться лености и расслабленности души.

стих 12

Но подражали тем. Оцепенению апостол противопоставляет подражание. Он как бы говорит, что стойкая душа нуждается в окрыленности. Однако сказанное становится еще весомее, когда апостол учит о том, что отцы стали участниками обетования только вследствие несгибаемой крепости веры. Ибо примеры лучше показывают нам сущность утверждения. Если бы нам предлагалось голое учение, оно затронуло бы нас не столь сильно, чем в том случае, когда мы видим исполнение требуемого от нас в лице Авраама. Далее, пример Авраама приводится не потому, что он единственный, а потому, что выделяется среди прочих. Ведь данное качество обще Аврааму со всеми благочестивыми, однако же он заслуженно был назначен отцом верующих. Посему не удивительно, если апостол особо выделяет его из тех, на кого обращает внимание читателей, ведя речь о ярчайшем образчике веры.

Вера и терпение посредством гипаллаги означают здесь стойкую веру, которой сопутствует терпение. Ибо вера требуется прежде всего. Но поскольку многие, вначале являвшие чудную веру, вскоре в ней ослабевают, истинное доказательство не зыбкой и не случайной веры состоит в терпении. Говоря, что обетование обретается верою, апостол отвергает мнение о заслугах. Но еще яснее его слова о том, что обретение состоит в наследовании. Ибо мы являемся наследниками только по праву усыновления.

стих 13

Обетование Аврааму. Апостол хочет доказать, что нам напрасно предлагается благодать Божия, если мы, верою восприняв обетование, не будем терпеливо лелеять его в наших сердцах. Довод его состоит в том, что обещание Богом Аврааму великого потомства могло показаться невероятным. Сара была бесплодной всю свою жизнь, оба супруга дожили до преклонной старости. И, будучи ближе к могиле, чем к брачному ложу, не имели никакой силы к порождению. К тому же утроба Сары, бывшая бесплодной даже в чадородном возрасте, уже давно стала мертвой. Кто поверил бы, что от них произойдет народ, по числу сравнимый со звездами и по многочисленности с морским песком? Это полностью противоречило разуму. Авраам же, тем не менее, ждал и не боялся посрамления, полагаясь на уста Божии.

Итак, чтобы понять рассуждения апостола, надо отметить обстоятельства времени. К этому относятся слова о том, что Авраам стал участником благословения, но после того, как уверовал в то, чего вовсе не могло быть. Славу надо воздавать Богу так, чтобы, успокоившись, полагаться на то, что еще не явлено нашим чувствам. Бог скрывает это и откладывает на потом, дабы упражнять наше терпение. Почему же Бог поклялся Самим Собой, мы вскоре увидим.
О том, что значит форма клятвы: истинно благословяя благословлю тебя, – мы говорили в третьей главе. Здесь не приводится, но подразумевается имя Божие, поскольку Он по Его же словам не будет истинен, если не даст обещанного.

стих 16

Люди. Апостол аргументирует от меньшего к большему. Если человеку, по природе своей лживому, при клятве выказывают веру, поскольку сказанное удостоверяется именем Божиим, то сколь большей веры достоин Бог, вечная истина, клянущийся Самим Собой? Свое утверждение апостол разукрашивает многими красноречивыми пояснениями. Во-первых, он говорит, что люди клянутся высшим. Этим он хочет сказать, что они, лишенные собственного авторитета, заимствуют его извне. Он добавляет: клятве выказывают такое почтение, что считают достаточной для удостоверения, полагая посредством нее конец всем спорам, если нет свидетельств и иных доказательств. Посему Тот, Кого все призывают в свидетели, разве не является Сам надежным свидетелем? Тот, Кто Своим авторитетом устраняет всякое сомнение в других, разве не может Сам удостоверить Собственные слова? Если имя Божие, призванное человеческими устами, пользуется таким почетом, то сколь же должно оно ценится, когда Сам Бог клянется Собственным именем?

Все это касается главного довода апостола. Но здесь надо попутно отметить два момента: именем Божиим следует клясться тогда, когда этого требует обычай. Второе: клятва позволительна христианам, поскольку является законным способом разрешения споров. Бог приказывает клясться ясными словами, призывая Собственное имя. Если же люди примешивают иные имена, то происходит профанация клятвы. И на это имеются три причины. Когда у нас не хватает доводов для доказательства истины, за подтверждением ее подобает прибегать к одному лишь Богу, Который Сам – вечная истина. Затем, поскольку только Бог знает людские сердца, то мы лишим Его Собственных прав, если в тайных делах, сокрытых от человеческого суждения, будем взывать к иному судье. В-третьих, поскольку, принося клятву, мы не только призываем Бога в свидетели, но и заклинаем Его в случае обмана отомстить за вероломство. Посему не удивительно, что Бог столь яростно обрушивается на тех, кто клянется иным именем, ибо тогда в той же мере умаляется Его честь.
И то, что в Писании иногда приводятся разные формулы клятвы, никак не противоречит сказанному. Ибо там клянутся небом и землею не потому, что приписывают им какую-то власть, или наименьшую часть божества, но потому, что такой косвенной клятвой призывают единого Бога. Ибо имеются разные виды клятвы. Главный из них тот, когда призывают Судью и прямо взывают к Его судилищу. Другой вид – когда называются самые дорогие нам вещи, например: жизнь или голова, или что-то в этом роде. Третий – когда в качестве свидетелей перед Богом выставляются творения. Но всеми этими способами люди клянутся не кем другим, как Богом. Посему не меньше порочности, чем невежества выказывают те, которые утверждают, что позволительно присовокуплять к Богу умерших святых, присваивая им право на мщение.
Кроме того, данное место учит, что между христианами имеется некое законное употребление клятвы. Это следует отметить против фанатиков, своевольно отменяющих предписанное Богом в законе правило святой клятвы. Ведь апостол несомненно говорит здесь о способе клятвы, как о чем-то благочестивом и угодном Богу. Далее, он говорит не о том, что клятва некогда была в ходу, но о том, что она до сих пор имеет силу. Итак, да будет она средством утверждения истины, когда иные доказательства нам не доступны.

стих 17

Бог, желая преимущественнее. Вот, сколь милостиво, как подобает наилучшему отцу, Бог приспосабливается к нашей медлительности. Поскольку Он видит, что мы не довольствуемся простым Его Словом, то, дабы больше утвердить его в наших сердцах, добавляет сюда клятву. Откуда явствует, сколь важно для нас иметь уверенность в Его благоволении к нам, дабы не было никакого повода для колебаний и беспокойства. Как Бог запрещает использовать Свое имя впустую или по пустякам, возвещая суровое мщение тем, кто необдуманно его употребляет, как велит выказывать почтение Его величию, так же Он учит, что Сам наивысшим образом чтит и уважает Собственное имя. Значит, уверенность в спасении, ради удостоверения которого поклялся Тот, Кто Сам запрещает необдуманные клятвы, совершенно необходимая вещь. Отсюда также можно вывести, сколь сильно ценит Бог наше спасение. Ради вспоможения ему Он не только прощает наше неверие, но и дружески врачует его, отказываясь от Собственных прав и даруя нам много больше положенного.

Наследникам. Кажется, что апостол особо имеет в виду иудеев. Хотя наследие относится и к язычникам, иудеи были первыми законными наследниками, а язычники – вторичными и чужими, ставшими таковыми вопреки природному праву. Так Петр, Acts 2:29, обращаясь к иудеям в первой своей проповеди, говорит: вам дано обетование и детям вашим, и тем дальним, кого призовет Господь. Бог оставил место для пришлых наследников, однако первое право отдал иудеям. И в главе 3:25: вы дети пророков и завета, и т.д. Так и здесь апостол, дабы внушить иудеям большую готовность к принятию завета, учит, что клятва была дана, прежде всего, ради них. Хотя положение это относится сегодня и к нам: ведь мы заступили на их место, оставленное ими по неверию.

Отметь, что здесь говорится о воле Божией, о которой нам свидетельствует Евангелие, дабы кто не усомнился, что учение это исходит из подлинного божественного намерения. Скорее верующие должны постановить: всякий раз как они слышат глас Евангелия, им проповедуется тайная воля Божия, сокрытая в Его существе. Отсюда явствует, что именно Бог постановил о нашем спасении прежде создания мира.

стих 18

Дабы в двух непреложных вещах. В Боге непреложны и слова, и клятвы. Относительно людей все обстоит иначе. Ибо их суетность делает их слово весьма зыбким. Слово же Божие восхваляется за то, что оно чисто и подобно семикратно очищенному золоту. Даже Валаам, будучи открытым противником Бога, был вынужден это засвидетельствовать: Бог не подобен сынам человеческим, чтобы Ему лгать, и не подобен людям, чтобы Ему изменяться. Сказал, и разве не сделает? Изрек, и разве не исполнит? Numbers 23:19. Значит, Слово Божие – надежная истина καί αύτόπίστος; когда же добавляется клятва, она служит как бы вершиной полноты Его правдивости. Отсюда мы получаем великое утешение: Бог, не умеющий лгать, все же не довольствуется простым обещанием, но подтверждает его Своей клятвой.

Мы, прибегшие. Этой фразой апостол означает, что мы уповаем на Бога не иначе как, лишенные всякой другой защиты, прибегаем к Его твердому обетованию, считая его единственным для себя прибежищем. Значит, в причастииκαταφύγεντες выражается наша нищета и нужда. Ведь мы прибегаем к Богу только будучи к этому вынуждаемы. Но, добавляя: за предлежащую надежду, – апостол хочет сказать, что нужную нам защиту не следует искать вдали. Ведь Бог добровольно идет нам навстречу и словно в Собственной руке подает основание для уверенности.

Этим положением апостол хотел и воодушевить иудеев к принятию Евангелия, и лишить извинений неверующих, отвергающих предложенную благодать. Действительно, слова – нет тебе причин больше говорить: кто взойдет на небо, или кто сойдет в бездну, или кто переплывет море; близко слово: оно в устах твоих и в сердце твоем – эти слова истиннее возглашаются в откровении Евангелия, чем в законе (Deuteronomy 30:12, Romans 10:6). Впрочем, в слове «надежда» содержится метонимия. Ибо следствие ставится здесь вместо причины. Я имею в виду то обетование, на которое опирается наша надежда. Ибо не согласен с теми, кто понимают надежду как то, на что мы надеемся. Больше того, следует добавить и то, что апостол говорит не о голом или подвешенном в воздухе обетовании, а о том, которое принимается верою. Или же, говоря кратко, надежда означает здесь обетование, принятое верою. В слове же κρατησαι, как и в слове надежда, апостол подразумевает то же самое постоянство.

стих 19

Как бы якорь. Изящное уподобление, сравнивающее веру, полагающуюся на Слово Божие, с якорем. Действительно, пока мы странствуем в этом мире, мы не стоим на твердой земле, но словно носимся посреди моря, причем весьма бурлящего. Ибо дьявол не прекращает сотрясать нас бесчисленными бурями, которые непременно опрокинули бы наш корабль и потопили его, не укорени мы якорь на дне моря. Ибо нашему взору нигде не явлена пристань, но, доколе простираются наши чувства, видна одна лишь вода, вздымающаяся и грозящая нам волнами. Подобно тому, как якорь посреди моря бросается в темное и глубокое место и, скрываясь там, удерживает на месте открытый для волн корабль, так и надежда наша должна укореняться в невидимом Боге. Различие же в том, что якорь бросается в море, то есть вниз, поскольку дном моря является земля, надежда же наша взмывает вверх и парит, поскольку в мире не находит ничего прочного, и должна не прилепляться к творениям, но успокаиваться в едином Боге. Подобно тому, как канат, к которому привязан якорь, соединяет корабль с землею через большую и темную глубину, так и истина Божия является узами, соединяющими нас с Богом, дабы никакое расстояние, никакой туман не мешали нам к Нему прилепляться.

Привязанные таким образом к Богу, мы, хоть и принужденные сражаться с непрерывным штормом, находимся вне опасности кораблекрушения. Посему апостол говорит: якорь этот безопасный и крепкий. Ведь может случиться, что из-за сильного течения либо оторвется якорь, либо порвется канат, либо от тряски развалится сам корабль. Все это порой происходит на море. Но не такова укрепляющая нас сила Божия, не такова сила надежды, не такова твердость божественного Слова.

И входит. Мы уже говорили о том, что, покуда вера не придет к Богу, она не может найти ничего прочного и незыблемого. Значит, ей необходимо проникнуть до самых небес. Но поскольку апостол обращался к иудеям, он намекает на ветхую скинию и говорит, что иудеи не должны задерживаться на видимом, но идти до самого места, сокрытого за завесой. Он как бы намекает: следует оставить все внешние и древние образы, дабы вера основывалась на одном лишь Христе.

Этот довод следует тщательно отметить: поскольку Христос восшел на небеса, туда же надо направлять и нашу веру. Отсюда мы учимся, что взор веры надо устремлять именно на Него. Действительно, люди напрасно искали бы Бога в Его Собственном величии, поскольку величие это сильно от них удалено. Но Христос протягивает нам руку, дабы возвести на небеса, и это некогда предзнаменовали тени закона. Первосвященник входил в святая святых не только от собственного имени, но и от имени народа, неким образом неся на груди и плечах двенадцать израильских колен. Ведь в память их в нагрудник были вшиты двенадцать камней, и имена их выгравированы на двух ониксовых камнях, располагавшихся на его плечах, дабы в лице одного человека все вместе могли войти во святилище. Итак, апостол весьма удачно упоминает о восшествии на небеса нашего Первосвященника, ибо вошел Он не только ради Себя, но и ради нас. Посему не стоит бояться, что вере нашей будет закрыт вход на небеса, поскольку последняя никогда не отделяется от Христа Иисуса. Коль скоро же нам надлежит следовать за предшествующим нам Христом, Он и зовется нашим Предтечею.