Bible Commentaries
Деяния 7

стих 1

В первосвященнике и синедрионе еще заметна какая-то видимость справедливости. Однако в словах его заключено нечестивое предубеждение. Он не спрашивает, какие причины были у Стефана так учить, не приглашает его защитить собственное право (что было самым главным), но вопрошает: говорил ли Стефан вмененные ему слова. Так и сегодня паписты не исследуют, каково учение, можно ли доказать его из Писания, но спрашивают лишь о том, посмел ли кто-то возгласить против их суеверий, дабы предать обличенного пасти Вулкана.
Далее, ответ Стефана на первый взгляд кажется глупым и неподходящим. Он начинает (как говорится) плясать от печки. Он так строит свою речь, что нигде не упоминает о своем деле. Нет ничего более порочного, чем произнесение множества слов, не относящихся к делу. Но всякий, тщательнее взвесивший сказанное, легко поймет: в этой длинной речи нет ничего излишнего. Стефан говорит по делу, говорит то, что должен. Его обвинили в отступничестве, в том, что он пытался извратить религию и богопочитание. Итак, он старательно внушает мысль, что почитает Того же Бога, Которого почитали отцы. Таким образом, он устраняет обвинение в отпадении от веры и показывает, что его враги меньше всего руководствуются ревностью по закону. Они делали вид, что стремятся только ко славе Божией. Стефан же изобличает их лживое превозношение. Поскольку же они всегда ссылались на отцов и надмевались славой своего народа, Стефан показывает: у них нет никакой причины для гордости. Скорее, наоборот, пороки отцов были столь многочисленны, что надо было смиряться и устыжаться. Что касается основного содержания дела, то, поскольку речь шла о храме и обрядах, Стефан упоминает: отцы были избраны в качестве особого народа, прежде чем возник храм и родился Моисей. К этому относится приведенное выше вступление. Во-вторых, Стефан говорит, что все внешние обряды, переданные Богом через Моисея, сообразованы с небесным первообразом. Отсюда следует: обрядовый закон преследует иную цель, и глупо поступают те, кто, отступив от его истины, прилепляются к символам. И если читатели соотнесут с этими положениями всю речь Стефана, то не найдут в ней ничего, что не соответствовало бы его делу. Об этом я скажу еще раз в конце. Между тем, общий замысел речи Стефана не мешает нам по отдельности разобрать ее части, достойные особого внимания.

стих 2

Но он сказал: мужи братия и отцы! Стефан видел: в синедрионе по большей части сидели заклятые враги Евангелия. Но, поскольку в их руках еще находилась власть над народом, и они начальствовали над Церковью, еще не отвергнутой Богом, он без колебаний ради скромности называет их отцами. Стефан не пытается лестью обрести к себе расположение, но воздает честь божественно установленному правлению и священству, доколе по перемене обстоятельств это право не будет у них отнято. Между тем, почтение к занимаемому ими месту не мешает Стефану свободно с ними разногласить. Отсюда явствует: сколь смешны паписты, желающие обязать нас праздными и вымышленными титулами, чтобы мы подписывались под их любыми нечестивыми изволениями.

Бог славы. Вначале Стефан свидетельствует, что не отходит от истинной религии отцов. Ибо вся религия, весь божественный культ, учение закона и все пророки зависят от того завета, который Бог заключил с Авраамом. Значит, Стефан, говоря, что Бог явился Аврааму, имеет в виду следующее: закон и пророки проистекают из этого первоначального откровения, как из своего источника. Богом же славы он зовет Его для того, чтобы от ложных и вымышленных богов отличить Того, Кто один достоин божеской славы.

В Месопотамии. Как известно, так называется местность, лежащая между реками Тигром и Евфратом. Стефан говорит: прежде переселения в Харран, – ибо Авраам, наученный откровением, переселился туда из Халдеи. Этот город Месопотамии знаменит поражением Красса и римского войска, хотя Плиний относит этот город к Аравии. Не удивительно, что под Месопотамией здесь понимается и Халдея. Хотя в собственном смысле к Месопотамии относится регион, окруженный Тигром и Евфратом, географы присваивают это имя всей Ассирии и Халдее. Итог таков: Авраам покинул родину по недвусмысленной божественной заповеди. Так его предварила благость Божия, когда он искал то, что добровольно покинул дома. Смотри последнюю главу Иисуса Навина. Однако кажется, что рассказ Моисея несколько отличается от слов Стефана. Ведь, говоря в конце одиннадцатой главы, что Авраам, оставив дом, изменил местопребывание, он в начале двенадцатой утверждает: Бог разговаривал с Авраамом. Но решение довольно просто: Моисей не говорит в последнем отрывке о том, что произошло после ухода Авраама. Но дабы кто не подумал, что Авраам по дерзости, оставив дом, стал блуждать в чужой земле, как обычно поступают легковесные и глупые люди, он указывает на причину его ухода: в другое место ему приказал отойти Бог. Об этом и говорят слова откровения. Ведь, если бы Авраам уже находился в чужой земле, Бог не мог бы заповедать ему уйти из родного места, оставив родню и отеческий дом. Итак, мы видим, приведенный отрывок хорошо согласуется со словами Моисея. Ибо Моисей, сказав, как Авраам пришел в Харран, чтобы показать, что тот сделал это не по легковесности, но по приказу Божию, вставляет в рассказ то, о чем говорил ранее. Этот способ выражения весьма распространен у евреев.

стих 3

Выйди из земли твоей. Покинуть родину само по себе не было тяжким испытанием, но Бог словно хочет еще больше ранить душу Авраама. Это Он делает для испытания его веры. Сюда же относится и то, что Бог не указывает Аврааму конкретной земли для обитания, но некоторое время держит его в неизвестности. Тем более похвально послушание Авраама. Ибо сладость родной земли не удержала его от того, чтобы согласиться на добровольное изгнание. Он без колебаний следует за Богом, даже если ему не указан пункт назначения, и временно придется жить странником. То, что ему не сразу указывается земля обитания, весьма способствует отчаянию. Далее, сколь полезным было для Авраама усвоить эти начальные уроки, нам показывает повседневный опыт. Ибо многие по благочестию решаются на великие дела, но как только угасает пыл, они каются в своем замысле и меняют свою жизнь. Значит, дабы Авраам не продолжал вспоминать о том, что покинул на родине, Бог с самого начала предупреждает его не приниматься за что-либо по дерзости и необдуманно. Сюда же относится притча Христа о постройке башни (Luke 14:28). Христос учит, что прежде следует посчитать траты, дабы не быть вынужденным оставить начатое строение. Хотя заповедь покинуть родину и удалиться в чужую землю особо относилась к Аврааму, и Бог оградил его со всех сторон, в этих словах содержится образ нашего общего призвания. Нам не приказано покинуть нашу родину, нам приказано отречься от себя. Нам не приказано выйти из родного дома, но приказано попрощаться с собственной волей и плотскими желаниями. Затем, если нам что-то мешает следовать за Богом, отец или мать, жена или дети, от всех следует отречься. Аврааму дана прямая заповедь переселения, нам же это заповедуется условно. Ведь, если нам не позволено служить Богу, надо скорее избрать изгнание, чем оставаться праздными в родном гнезде. Итак, да пребудет всегда перед нашим взором пример Авраама. Он – отец верующих, искушенный всеми возможными способами. Но он оставил родину и забыл свою родню, чтобы полностью посвятить себя Богу. И нам, если мы хотим считаться детьми Божиими, не подобает от него отставать.

Которую покажу тебе. Следует отметить сказанное ранее: Авраама держали в неопределенности, чтобы испытать его терпение. Его пример может помочь и нам, научая нас полностью зависеть от Слова Божия. Действительно, главное упражнение веры состоит в следующем: уповать на Бога даже там, где мы не видим никакой выгоды. Бог часто показывает нам обетованную землю, в которой обустроит наше местопребывание. Однако, поскольку мы – странники в этом мире, здесь у нас нет постоянного прибежища. Наша жизнь, как говорит Павел (Colossians 3:3), сокрыта, и, уподобившись мертвым, мы надеемся на спасение, сокрытое на небесах. Итак, касательно постоянного обиталища, Бог ставит нас в зависимость от Своего обещания, приказывая нам странствовать. И чтобы подобная неопределенность не сломила наши души, следует придерживаться правила веры: надо идти туда, куда приказывает Бог, хотя бы обещанное еще и не было видно на горизонте.

стих 4

Тогда он вышел. Здесь Стефан хвалит послушание Авраамовой веры. Будучи призван, Авраам не откладывает исхода, но, отбрасывая промедление и смиряя все свои чувства, он подчиняет их владычеству Бога. Неясно, по какой причине он остановился в Харране. Но может быть его задержала болезнь отца, о смерти которого в Харране мы читаем немного спустя. Или же Авраам не решался идти дальше, пока Господь не открыл ему нужный путь. Мне кажется более вероятным, что Авраама задержала болезнь и слабость отца, поскольку Стефан подчеркивает: Авраам вышел из Харрана по смерти родителя.

стих 5

Здесь стоит отметить три момента. Бог упражняет терпение своего раба, поскольку, покинув родину, он был словно пришельцем в Ханаанской земле. Авраам не владел даже пядью земли, кроме той, которую купил себе для погребения. Но то, что не приносит пользы в настоящей жизни, не считается в прямом смысле владением. Кроме того, поскольку земля эта была куплена за деньги, Стефан справедливо отрицает, что Бог дал Аврааму что-либо. Ибо ожидаемое по обетованию надлежало обрести не за деньги или каким-то другим человеческим способом. Во-вторых, надо отметить: Бог, еще не показав Аврааму саму вещь, поддерживает его Своим Словом. И нам также принадлежит будущая земля. Ведь Бог обещает нам наследие, которым мы еще не владеем. Значит, когда сама вещь, то есть – владение землей, еще отсутствовало, Авраам в качестве помощи имел обетование Божие. И, довольствуясь им одним, имел только временное пристанище на Ханаанской земле. Поскольку έπαγγέλλεσθαι означает «обещать«. Не думаю, что имеется причина переводить вместе с Эразмом: Бог снова обещал. Я перевожу в противительном смысле: хотя ранее обещал, – дабы косвенно указать на разновидность фрустрации. Разве что кому-то понравится отнести это к часто повторяемым обетованиям, с чем я не буду спорить. В-третьих, надо отметить: обетование было такого рода, что мало отличалось от постой насмешки. Бог обещал семени Авраама землю, когда ему было уже восемьдесят лет, жена его оставалась бесплодной, и не было надежды на рождение потомства. Кажется, что разговор о земле в такой ситуации более чем глуп. Почему скорее не пообещать Аврааму семя? Но великое испытание веры как раз и состояло в том, что Авраам не стал допытываться и исследовать, но принял услышанное из уст Божиих. Итак, будем помнить: Бог утешает своего раба так, что при этом не только откладывает саму обетованную вещь, но и словно смеется над ним. Так же Он отчасти поступает и с нами. Называя нас наследниками мира, Он часто попускает, чтобы мы нуждались в пропитании и необходимой одежде. Это Бог делает намеренно, дабы уничтожить плотскую мудрость. Ведь только тогда мы воздадим Его Слову должную честь.

стих 6

Потомки его. Стефан напоминает иудеям, сколь несчастным было пребывание отцов в Египте. И показывает, что тяготившее их рабство не было случайным. Ведь Бог задолго до этого предсказал все случившееся. История сия отчасти была способна укротить их свирепый дух и научить смирению, отчасти же могла прославить божественную благодать. Ибо Бог всегда заботился о Собственном народе. Особое благодеяние состоит в том, что народ чудесным образом воскресили словно из мертвых. Между тем, иудеи научаются: Церковь Божия не была тогда на земле, по которой они странствовали. Отцы были избраны как особый народ и защищаемы верностью и опекой Божией до определенного времени. Тогда же были установлены внешние обряды закона. Все это относится к главной цели слов Стефана. Кроме того, отсюда можно вывести полезное увещевание. Рабство само по себе жестоко и неприятно. Если же к нему добавляется свирепость хозяев, оно кажется вовсе нетерпимым. Посему душа благочестивого тяжко ранится, когда он слышит, что народ его будет рабом, испытает недостойное и жестокое обращение. Добавим также, что это не легкое искушение. Ведь, на первый взгляд, обещание наследства Ханаанской земли противоположно предсказанию рабства в чужой стране. Кто не подумал бы, что Бог возвещает Аврааму несчастное порабощение народа, словно забыв о предыдущем обещании? Вначале Он говорит, что даст семени землю. Но никакого семени еще не было, больше того, надежда на потомство была исключена. Но когда же Бог обещает все это дать? После смерти Авраама. И сразу же добавляет: его семя уведут в другую землю, дабы там поработить. И сколько же лет продолжится порабощение? Четыреста лет. Разве это не означает брать слово назад, отказываясь от обещанного? И так случалось не один лишь раз. Бог часто поступает с нами таким образом, что, кажется, противоречит Сам Себе. Он говорит так, что, кажется, отменяет предыдущее обещание. Итак, с точки зрение плоти Бог непременно покажется противоречащим Сам Себе. Но вера наилучшим образом согласовывает между собой слова и дела Божии. Намерение же Бога в следующем: чтобы взгляд нашей веры взирал вдаль, Он показывает Свои обетования как бы на большом расстоянии. Значит, наше дело – стремиться к предложенному нам спасению через бесчисленные препятствия, различные помехи, долгим путем, через пропасти и бездны, наконец, идя навстречу самой смерти. Кроме того, видя, как избранный народ Божий порабощается в Египте и бесчеловечно угнетается, не будем приходить в отчаяние, если положение наше и сегодня не многим лучше. Ибо вовсе не ново, что Церковь Божия подавляется тиранией и словно попирается ногами нечестивых.

стих 7

И будут в порабощении. Этот суд связан с освобождением народа. То, что Бог отомстит Египтянам за тиранию и жестокость, будет сделано для народа, который Он взял под Свое покровительство, дабы явиться Избавителем Церкви. Посему, всякий раз как нечестивые неправедно нас угнетают, будем вспоминать о Божием суде над миром, не имеющим пропустить ни одно его беззаконие. Пусть каждый думает про себя так: я под защитой Бога, Судьи мира, Коему принадлежит мстить за все несправедливости. Посему не избегнут Его десницы те, кто ныне мне досаждает. Такое же место имеется и во Deuteronomy 32:35, где Бог возвещает о Своем мщении. Отсюда Павел выводит (Romans 12:19), что надо дать место гневу Божию. Он как бы говорит: для исправления нетерпения и обуздания злых побуждений достаточно и того, что Бог обещает отомстить за все перечисленное. Ведь мстящий за самого себя похищает это право у Бога. Однако не отменяется сказанное: Бог особым образом отомстит за обиды Своего народа. Как говорится в Псалме: не вредите помазанникам Моим, и пророков Моих не тяготите (Psalms 104:15).

Выйдут и будут служить Мне. Итак, искупление по времени предшествовало храму и культу закона. Отсюда следует: благодать Божия не связана с обрядами закона. Между тем Стефан указывает на цель освобождения: Бог отрядил особый народ и особое место для чистого почитания Своего имени. Отсюда мы снова выводим: всегда надо смотреть за тем, что Сам Он требует и одобряет. И другие народы хотели почитать Бога, но поскольку везде обряды были испорчены и повреждены, Бог отделил иудеев от прочих народов, и указал место, где Его следовало искренне и правильно почитать. Кроме того, этот отрывок учит нас: благодеяния Божии надо относить к тому, чтобы люди полностью себя Ему посвящали. И ныне Бог рассыпает по всему миру сокровища своей благодати. Посему нам, какие бы области мы ни населяли, надлежит стараться святить Его имя в чистом и священном почитании.

стих 8

И дал ему завет. Признавая, что обрезание было божественным заветом, Стефан достаточно очищает себя от клеветы. Между тем он показывает, как дурно поступают иудеи, помещая начало своего спасения во внешнем символе. Ведь, если Авраам был призван, а семени Его обетована земля прежде, чем возникло обрезание, совершенно ясно, что слава народа никак не зависит от обрезания. Тем же аргументом пользуется и Павел в четвертой главе Послания к Римлянам, ст. 11. Поскольку Авраам достиг праведности в необрезании и угодил при этом Богу, Павел выводит отсюда, что обрезание не является причиной оправдания. Итак, мы видим, что Стефан произносит отнюдь не напрасную и не пустую речь. Ибо к делу, прежде всего относилась задача напомнить иудеям, как Бог усыновил их отцов. Вероятно, и то, и другое Стефан изложил им весьма красноречиво: хотя обрезание и было установлено от Бога, будучи символом благодати, ему по времени и порядку предшествовало усыновление. Кроме того, здесь нет необходимости долго рассуждать о природе и силе обрезания. Но отметим: Бог прежде обещал Аврааму то, что подтвердил впоследствии через обрезание. Дабы мы знали: символы – пусты и бесполезны, если им не предшествует Слово. Отметим также, что в термине «завет» содержится полезное учение: Бог заключил с нами в таинствах клятвенное соглашение, дабы засвидетельствовать Свою к нам любовь. Если же это так, таинства – не только знаки внешнего исповедания для людей, но и внутренне подтверждают веру перед Богом. Кроме того, они – не пустые символы, поскольку Бог, будучи истинным, обозначает в них лишь то, что действительно дает.

стих 9

Затем говорится о самом большом преступлении Израильского рода. Израильтяне по нечестивому и бесстыдному сговору причинили зло невиновному брату. Эта жестокость противна самой природе. И иудеи не могут возразить, что преступление сие относилось к немногим. Ведь бесславие распространяется на весь народ, поскольку все патриархи, исключая Вениамина, осквернили себя собственным вероломством. Посему то, что Стефан удостоивает их почетного имени, способствует еще большему позору народа. Иудеи горделиво называли их своими отцами. И Стефан показывает, какими были главные из этих отцов. А именно: братоубийцами. Кроме того, что рабство представляло собой разновидность смерти, мы знаем, что они умышляли вначале, и какие жуткие невзгоды претерпел Иаков, в коих были повинны его братья. Отсюда очевидно: Бог был благостен и милосерд к противящимся и упорным. Ведь они желали погубить того, кто в будущем должен был стать служителем их спасения. Значит, по мере сил они противились всем благодеяниям Божиим. Так и позднее Стефан говорит, что Моисей был отвергнут, когда Бог соделал из него избавителя. Итак, у иудеев нет причин гордиться преимуществом своего рода. Им остается лишь, устыдившись, отнести к милосердию Божию все, чем они являются, и обратить внимание на то, что закон был им дан для Его прославления.

Бог был с ним. Бог был с ним не так, чтобы всегда помогать ему и являть Свою силу. Ибо не напрасно сказано в Psalms 104:18: в железо вошла душа его. Действительно, ему надлежало погрузиться в кромешную скорбь. Лишенный всякой защиты, в добавление к узам и каре за несовершенное преступление, он испытывал также поношение от других. Но Бог часто таким образом присутствует со Своими людьми, что на время как бы скрывается из виду. Исход же дела ясно показывает Его присутствие, которого вначале Иосиф усмотреть не мог. Далее, мы должны иногда вспоминать о том, что Иосиф был избавлен, призывая Бога в Египте, а не в Иерусалимском храме.

стих 10

Стефан описывает жизнь Иосифа, говоря, что Бог дал ему благоволение в очах фараона. Бог мог бы избавить его и иным способом. Но совет Его смотрел вдаль, дабы Иосиф, поставленный над царством, спас отца со всей его семьею. Кроме того, в двух словах – благоволение и мудрость – присутствует hypallage. Ведь мудрость была причиной благоволения. Хотя я согласен, что эти два благодеяния отличны друг от друга. Ибо Иосиф, хоть и был верным толкователем снов, обладателем божественной мудрости, никогда не был бы возвышен тираном до такой должности, если бы Бог не внушил фараону особую к нему любовь. Но следует отметить порядок, в котором Бог подавал ему благодать. Мудрость означает здесь не только дар пророчества в толковании снов, но и способность давать мудрый совет. Ведь Моисей указывает на оба качества. То же, что Стефан говорит только об одном, распространяется на все дары. Ибо какая бы правота ни была в людях, она должна в разной степени причисляться к дарам Божиими, и притом особым. И Бог по своему желанию соединяет с нею успех, дабы дары Его помогали тем, кому было угодно их ниспослать. Итак, хотя Иосиф поставлен над Египетским царством фараоном, в собственном смысле подобную честь дала ему десница Божия.

стих 11

И пришел голод. Отсюда явствует, что избавление Иосифа было благодеянием для всей семьи Иакова. Ведь, когда пришел голод, Иосиф своевременно обрел пропитание для прокормления голодающих. И сам он признает в этой части чудесное провидение Божие. Между тем, незаслуженная благость Божия к Иосифу сияет еще и в том, что он соделывается кормильцем своих братьев, продавших его за плату и считавших уже погибшим. Он дает пищу тем, кто предал его, лишив всех жизненных средств. Он лелеет и сохраняет жизнь тех, кто не усомнился лишить жизни его. Кроме того, Стефан напоминает иудеям: патриархи были вынуждены удалиться из земли, данной им в наследство, и умерли в другом месте. Итак, будучи на ней странниками, они затем стали и изгнанниками.

стих 14

Говоря, что Иаков пришел в Египет с семьюдесятью пятью душами, Стефан разногласит с Моисеем. Ведь Моисей насчитывает только семьдесят. Иероним думает, что Лука не сообщает дословно сказанное Стефаном, но заимствует это число из греческого перевода книг Моисея. Или же, что сам он, будучи прозелитом, не знал еврейского языка. Или же, что хотел уступить в этом язычникам, у которых было принято такое чтение. Далее, не ясно, намеренно ли греческие переводчики дали такое число, или сюда вкралась ошибка. Последнее весьма вероятно, ибо греки буквами часто обозначают числа. Августин в книге 26 О Граде Божием пишет, что сюда включены внуки и правнуки Иосифа. А слово «перешел» означает все то время, которое Иаков жил в Египте. Однако это предположение никак нельзя принять. Ведь и у других патриархов тогда успели родиться многочисленные дети. Мне кажется вероятным, что семьдесят толковников правильно перевели сказанное Моисеем. Ибо нельзя сказать, что они впали в заблуждение. В 10 главе Второзакония, повторяя это число, они вполне согласны с Моисеем. По крайней мере, во времена Иеронима данное место читалось без разночтений. Сегодняшние же кодексы гласят по-разному. Я думаю, что их разногласие вызвано ошибкой библиотекарей. Но дело это не столь важно, чтобы из-за него Лука должен был смущать язычников, привыкших к греческому чтению. Возможно, сам он поместил правильное число, но кто-то исправил его, сверившись с отрывком из Моисея. Мы знаем, что новый завет переписывался теми, кто, не зная еврейского, свободно владел греческим. Значит, чтобы согласовать слова Стефана с Моисеем, переписчики, возможно, перенесли сюда неправильное число, находящееся в греческом переводе книги Моисея. Если же кто станет упорно об этом спорить, оставим его наедине со своим мудрствованием. Вспомним о том, что не напрасно Павел запрещает нам любопытствовать о генеалогиях. Кроме того, столь малое число приводится здесь намеренно. Дабы больше проявилась сила Божия в распространении народа, существующего не такое уж долгое время. Ибо обычное человеческое порождение не могло за двести пятьдесят лет размножить столь малую группу до количества, приведенного в книге Исход. Скорее нам следует обдумывать это чудо, рассказанное Духом Святым, чем ломать голову, пытаясь узнать, зачем было изменено число. Ведь в данном повествовании есть и более сложные для решения вопросы.

стих 16

Стефан говорит, что после смерти патриархов перенесли в землю Ханаана. Но Моисей говорит только о костях Иосифа. И Иисус Навин (гл. 24) утверждает, что похоронены были лишь кости Иосифа, умалчивая о прочих. Некоторые отвечают, что Моисей упоминает только об Иосифе по причине его достоинства. Ведь по поводу своего тела он сделал особое завещание. Действительно, Иероним, повествуя о путешествиях Паулы, говоря, как она шла через Сихем, рассказывает, что там она видела могилы двенадцати патриархов. Но в другом месте он упоминает только о могиле Иосифа. Возможно, что для прочих была воздвигнутаκενοτάφια. Я не могу сказать здесь что-то определенное. Или выражение содержит здесь синекдоху, или Лука ссылается здесь не столько на Моисея, сколько на древнюю молву. Ведь иудеи знали многое, переданное им от отцов, как бы из рук в руки. Добавив, что они были положены в могиле, купленной Авраамом у сынов Еммора, он, безусловно, ошибся относительно Авраама. Авраам купил двойную могилу для погребения себя и своей жены у Ефрона Хетеянина. Иосиф же похоронен в другом месте, в поле, которое Иаков купил у сынов Еммора за сто агнцев. Посему это место следует исправить.

стих 17

Стефан переходит к истории избавления народа, прелюдией к которой было многочисленное потомство, родившееся вопреки обычаю за столь короткое время. Значит, умножение народа он зовет особым благодеянием Божиим, дабы мы знали: это произошло не по людскому обычаю и не по природному порядку. Однако с другой стороны кажется, что Бог отнял у евреев надежду. Ведь фараон тиранически угнетал их, и порабощение их возрастало со дня на день. Получив приказ выдавать младенцев мужского пола, они стояли пред лицом полного вымирания. И символ избавления был подан, когда родился Моисей. Но и он вскоре отвергается, вынужденный удалиться в изгнание. Иудеям остается только отчаиваться. Итог таков: Бог, помня о своем обещании, со временем умножил народ, чтобы исполнить обещанное Аврааму. Но иудеи, будучи неблагодарны и извращенны, отвергли благодать Божию, и по мере своих сил поставили себя в отчаянное положение. Здесь следует отметить провидение Божие, так устрояющее ход времен, чтобы все дела совершались только в положенный срок. Люди же, спешащие в своих пожеланиях, не могут терпеливо ждать и успокоиться, доколе Бог не явит Свою десницу. Ибо не обращают внимание на указанное мною правило. Кроме того, Бог для упражнения веры Своих людей, всякий раз, являя им радостные признаки благодати, противопоставлял этим признакам другие, как бы исключающие надежду на спасение. Кто не сказал бы, что с евреями покончено, когда эдикт царя приговорил к смерти все их мужское потомство? Тем более нам необходимо раздумывать об этом учении. Бог умерщвляет и оживляет, низводит в ад, и выводит оттуда.

стих 19

Ухищряясь. Древний переводчик уместно поместил здесь слово «обманывая». Стефан хочет сказать: царь Египта изобрел новые ухищрения и предлоги, дабы возложить на народ еще более тяжкое бремя. Так и все тираны, несправедливо мучая своих людей, более чем изобретательны в измышлении для этого причин. Нет сомнения, что фараон злоупотребил правильным предлогом: несправедливо пришельцам иудеям даром жить на его земле и, пользуясь большими удобствами, не нести никакого бремени. Так, обманным образом, из свободных людей он сделал дешевых рабов. Стефан, говоря, что тиран сей не знал Иосифа, указывает, сколь недолговечна у людей память о благодеяниях. Хотя все единодушно открещиваются от неблагодарности, нет более распространенного на земле порока.

Чтобы не оставались в живых. Эразм, на мой взгляд, перевел неудачно. Ибо ζωογονεΐσθαιозначает больше, чем фраза «дабы потомство не выжило». Отсюда выводится пословица: народ всегда жив в своем потомстве. Далее, Стефан перечисляет не все случаи плохого обращения. Он приводит лишь один пример жестокости, откуда можно заключить: семя Авраама было тогда на краю погибели. Ибо казалось, что фараон своим жестоким эдиктом как бы одним ударом поразил всех иудеев. Но это варварство еще больше являет нам невероятную, непостижимую божественную силу. Ведь фараон, сражаясь всеми способами, так ни в чем и не преуспел.

стих 20

Стефан намеренно указывает на обстоятельство времени. Моисей родился, когда царь приказал умертвить всех младенцев мужского пола. Значит, служитель искупления казался мертвым, еще не родившись. Но время, когда человек уже не может помочь, для Бога самое благоприятное. Одновременно становится ясным, как Бог выказывает Свою силу в людской немощи. Моисея прячут три месяца, но родители, заботясь о собственной жизни, в конце концов, вынуждены бросить его в реку. Разве что кладут его в корзину, чтобы он не сразу погиб. Когда же его берет дочь фараона, Моисей избегает смерти, но при этом, отделившись от израильтян, отходит к иному народу. Больше того, он стал бы яростным врагом своей родни, если бы Бог не хранил его душу. Итак, прежде чем явить какой-то знак благоволения своим братьям, Моисей прожил сорок лет.

стих 22

Всей мудрости Египетской. Лука говорит, что Египтяне учили Моисея, и относит это к его похвале. Но могло выйти так (как случается довольно часто), что, превозносясь мирскими науками, Моисей стал бы презирать неблагородную родню. Поскольку же Бог постановил избавить народ Моисея, Он тем временем готовил его изнутри и снаружи к положенной ему миссии. Но по-человечески можно спросить: почему Бог соглашается на столь длительные злоключения народа? Почему позволял фараону свирепеть день ото дня? Почему не дал Моисею вырасти среди своих? Почему усыновляет его дочери фараона и неким образом отделяет от израильского рода? Почему хочет, чтобы он до сорока лет наслаждался роскошью, и не лишил его этих удовольствий? Но сам благополучный исход дела заставляет нас признать: все это было установлено по особому замыслу для вящего прославления Бога. Сказав, что Лука упоминает об учении Египетском как о чем-то великом, я не хочу быть понятым так, словно в нем не было ничего порочного. Поскольку астрология рассматривает чудесное творение Божие не только в расположении звезд и их разнообразии, но и в движении, силе и тайном служении, она – полезная наука и достойна похвалы. В этом египтяне проявляли большое старание. Но, не довольствуясь простым порядком природы, они, как и халдеи, стали блуждать в пустых и глупых спекуляциях.

Не ясно, был ли Моисей научен этим суевериям или нет. Как бы то ни было, мы видим, сколь искренне, в стиле, достойном Минервы, он предлагает рассматривать в мироздании лишь то, что способствует благочестию. Великая скромность: тот, кто мог утонченно рассуждать с учеными людьми о тайнах природы, не только опускает возвышенные тонкости, но и снисходит до скромного уровня каждого и в простецком стиле проповедует неучам практически важные вещи. Иустин, баснословя о Моисее, делает его волхвом, ворожбой и заклинаниями проложившим путь народу через Красное море. Так сатана не только восстает на силу Божию, но и пытается ее опорочить. Но мы знаем: Моисей не сражался с заклинателями с помощью магического искусства, но исполнял лишь то, что поручил ему Бог. У египтян было мистическое богословие, прикрывающееся глупыми безумными измышлениями и чудовищными студодеяниями. Они будто хотели доказать, что безумствуют не без причины. Так и паписты, театрально играя свою мессу и проводя бестолковые обряды, измышляют какие-то тайны, дабы убедить, что в них имеется только лишь божественное. Обычные же священники не поднимаются на такую высоту. Но те из них, кто хочет быть заметнее других, не опускают ни одного детского и показного обряда, которому не присвоили бы какую-то духовную тайну. По этому вопросу наличествует глупейшая стряпня, называемая толкованием божественной службы. Но, поскольку подобными безумствами заняты одни священники, невероятно, чтобы Моисей, имевший царское образование, был с ними знаком. Он был напитан подлинными искусствами.

Был силен в словах. Это еврейское выражение означает двойное преимущество: тот, кто выделяется умом и ученостью, одновременно способен творить великие дела. Итак, Стефан имеет в виду, что Моисей был наделен редкими дарованиями, и все признавали в нем выдающегося мужа. Кроме того, высокое о нем мнение уменьшало надежду на то, что он станет служителем избавления израильтян.

стих 23

Когда же исполнилось. Отсюда многие выводят, что Моисей никогда не отчуждался в душе от своего народа. Но слова Стефана скорее говорят о другом. Дух Божий словно пробудил его душу ото сна, дабы посетить братьев, коими он долго пренебрегал. Вероятно он знал о собственном происхождении, знак которого носил в своей плоти, и слух о котором носился по всему двору. Ведь царская дочь не могла усыновить его без подозрения в бесчестии, если бы не открыла его происхождение. Однако долгое время он не имел расположения открыто выказать любовь к своему народу. И то, что Моисей, не зная о своем призвании, долгое время жил при дворе фараона, а затем внезапно был призван Господом вопреки ожиданию всех, немало способствует вящему прославлению Бога. Итак, эта новая забота о братьях, возникшая в его душе, родилась от нового и необычного внушения Духа.

стих 24

И, увидев одного. Такое зрелище предстало перед Моисеем не случайно. Поскольку Бог поставил его избавителем своего народа, Он восхотел явить через него образ и как бы прелюдию этого действа. Ведь Стефан ясно говорит: Моисей ничего не совершал по дерзости. Сознавая свое призвание, он сделал то, что подобало защитнику народа. Если бы Бог не вооружил его, ему не подобало бы убивать человека, каким бы вредителем и злодеем тот ни был. Благочестиво и достохвально противостать злым, сдерживать их насилие, защищать добрых от их несправедливостей; но вершить возмездие – не дело частного лица. Итак, не подобало Моисею убивать египтянина, кроме случая, когда Бог по праву его призвания вложил бы ему в руку меч. Однако героическое великодушие его было делом Духа Святого. Ибо в тех, кого Бог предназначает к великим свершениям, Он могущественно являет Свою силу, дабы сделать их пригодными к исполнению долга. В итоге, Стефан хочет сказать, что Моисей уже тогда стал служителем избавления народа, когда настал день, оговоренный в завете с Авраамом. Но народ именно этого меньше всего ожидал.

стих 26

На следующий день. Стефан уже показал, что отцы не только пренебрегали благодатью Божией, но и злобно ее отвергали. Хотя зло, о котором идет речь, исходит от одного человека, вина по праву возлагается на всех. Ведь, если они были бы благодарны Богу, то должны были обуздать этого наглеца. Но все молчат и позволяют оскорблять Моисея, совершившего для них такое благодеяние, и, по мере сил, подвергают опасности того, кого должны были усердно защищать. Стефан также намекает: только народ виноват в том, что ощущает облегчение не столь быстро. Таким образом, порочность людей часто задерживает Бога. Действительно, Бог готов своевременно помочь Своим людям, но мы удерживаем Его руку, полагая разные препятствия, а затем несправедливо жалуемся на Его медлительность. Далее, эта выказывало неблагодарность, нечестивую по отношению к Богу и жестокую по отношению к Моисею. Надо было возблагодарить Бога за то, что в царских покоях Он произвел такого добросовестного покровителя. Моисея же следовало почитать с любовью и уважением. Но в качестве дурного вознаграждения он получает угрозы и поношения. То, что о преступлении было доложено царю, надо приписать вероломству иудеев. Как впоследствии, уже лицезрея землю Ханаана, народ закрыл для себя вход собственным проступком, так и теперь отвержение благодати Божией в лице одного человека отложило время избавления на сорок лет. Хотя Бог еще раньше постановил, что именно Он будет свершать, вина за промедление по праву лежит на тех, кто мешал и препятствовал Моисею в его служении.

Вы – братья. Связь между людьми в целом такова, что они должны хранить между собой человечность и воздерживаться от всех несправедливостей. Но еще недостойнее и невыносимее, когда друг другу вредят те, кто связан между собой более прочными узами. Итак, Моисей приводит не только общий довод, призывающий к порядку желающих навредить людей. Он также упоминает о родстве и единокровности для смягчения их вражды. Однако безуспешно. Ведь, причиняющий несправедливость ближнему, резко и угрозами его отталкивает. Вполне привычно, что злая совесть толкает людей к ярости, и чем сомнительнее дело какого-либо человека, тем дерзновеннее и разнузданнее он себя ведет. Но под каким предлогом неправая сторона столь надменно восстает на Моисея? Она отрицает, что Моисей имеет право судить. Но Моисей не обличает по праву власти, он лишь дружески увещевает. Разве только судьи могут увещевать нас, когда мы грешим? Но сей порок, свойствен всем упорным и неуступчивым. Они не допускают никаких поучений, кроме того случая, когда принуждаются силой и властью. Тем более усердно надо обуздывать свое вожделение, дабы мы не набрасывались яростно на тех, кто хочет исцелить наши пороки. Этот пример учит нас: Божии служители не могут исполнять долг при столь извращенных людских нравах, не навлекая на себя поношения, не вынося оскорбления и не подвергаясь опасностям. Особые упреки они слышат, когда делают что-то доброе. Но им следует проглатывать это зло и не переставать исполнять заповеданное Господом, одновременно Ему угождая. Моисей подвергается ужасной клевете в том, что узурпирует права начальника. Так ему вменяется преступление оскорбления величества. Затем ему вменяют в вину, что он отомстил египтянину. И то, и другое весьма предосудительно. Отсюда можно заключить, сколь опасному искушению подверглась душа этого святого. И, видя, что его не сломили ни изгнание, ни злоключения, что он не стал жалеть о содеянном, и мы должны по его примеру учиться твердо и непреклонно противиться всем козням сатаны.

стих 30

По исполнении сорока лет. Поскольку Моисей не был тугодумом, каждый может понять, сколь много сомнений в собственном призвании могло придти ему на ум за такое время. Уловки сатаны искусны. Мы же по природе более чем склонны к отчаянию, и легко соглашаемся со всеми сомнениями насчет Слова Божия. Жестокая перемена: от удовольствий двора и расточительной жизни перейти к грязному и тяжкому труду пастуха. Особенно, поскольку Моисей видел, как много прошло времени, что еще он мог заключить, будучи в одиночестве, кроме того, что обещание Божие оказалось издевательским и напрасным. Будучи уже восьмидесятилетним, он занимался выпасом скота своего тестя. Как надеялся бы он на использование своих трудов в избавлении народа? Полезно тщательно размышлять над подобными борениями благочестивых, доколе мы твердо не усвоим: не следует унывать, если Господь иногда дольше обычного медлит исполнить наши пожелания. Наоборот, свидетельство замечательного смирения мы видим в том, что Моисей на протяжении столького времени не возроптал, не пытался занять начальственную должность, что обычно для смутьянов, но занимался пастушеским делом так же, как если бы никогда и не был призван к более великим свершениям. И, пребывая в столь спокойном ожидании, он, наконец, лицезреет явление Господа.

Явился ему ... Ангел Господень. Спрашивается: Кто был этим Ангелом? Кроме того, почему Он явился в подобном образе? Ибо Лука, назвав Его Ангелом, вскоре приводит такую речь: Я – Бог Авраама и т.д. Некоторые отвечают: как Бог иногда присваивает Своим служителям то, что свойственно прежде всего Ему, так и допустимо переносить на них Его имя. Но поскольку этот Ангел открыто возвещает, что является вечным Богом, Который – един, в Котором все существует, необходимо отнести эту фразу к божественной сущности. Ибо сказанное никак не подходит ангелам. Можно было бы сказать лучше: Ангел, поскольку говорит от имени Бога, принимает на себя Его лицо, и как бы дословно, словно из уст Божиих, передает заповеданное. Этот способ выражения весьма часто встречается у пророков. Но Лука говорит затем: это был именно тот Ангел, под руководством которого Моисей избавил народ. И Павел в Первом Послании к Коринфянам в десятой главе (ст.4) возвещает, что вождем этим был Христос. Посему нам не стоит удивляться, что Ангел присваивает себе принадлежащее одному Богу. Прежде всего, скажем: с самого начала Бог общался с людьми только через Иисуса Христа. Ибо у нас нет дел с Богом, если между нами и Им не стоит Посредник, примиряющий Его с нами. Значит, это место красноречиво свидетельствует о вечном божестве Христовом и учит, что у Него одна с Отцом сущность. Ангелом же Его зовут потому, что Он не только всегда сопровождается ангелами как спутниками, но и потому, что искупление народа предызобразило наше искупление, ради которого Отец послал Христа принять образ раба, облеченного в нашу плоть. Несомненно: Бог никогда не являлся людям таким, каков Он есть, но всегда в каком-либо образе, соответствующем их восприятию. Но есть и другая причина называть Христа таким именем. По извечному совету Отца Он был предназначен стать служителем человеческого спасения, и для этой цели явился Моисею. И сему учению не противоречит сказанное в Послании к Евреям во второй главе (ст.16): Христос никогда не воспринимал ангелов, но воспринял семя Авраамово. Хотя на время Христос и облекся в ангельский образ, Он никогда не принимал ангельскую природу, человеком же, как мы знаем, Он стал воистину и по-настоящему.

Остается сказать кое-что по поводу горящего куста. Весьма привычно, что Бог приурочивает Свои знамения к определенным вещам. Это обычный способ действия таинств. Далее, никакой иной образ не мог лучшим образом укрепить веру Моисея в данных обстоятельствах. Он знал, в каком состоянии оставил свой народ. Хотя число израильтян и было великим, они вполне походили на горящий куст. Ведь куст, чем более он многолиствен и ветвист, тем быстрее обнимается пламенем, повсюду возгораясь. Так и немощь народа израильского была подвержена несправедливостям, и, как бы отягощенный своей многочисленностью, он еще успешнее разжигал ненависть фараона. Значит, народ, подавленный свирепой тиранией, был словно ворохом ветвей, объятых пламенем. Ничто не мешало ему вскоре обратиться во прах, если бы в нем не обитал Господь. Далее, хотя тогда и свирепствовало пламя особого гонения, поскольку Церковь Божия никогда не свободна в этом мире от скорбей и невзгод, здесь неким образом изображается ее всегдашнее состояние. Чем еще мы являемся, как не пищею для огня? Бесчисленные факелы сатаны постоянно поджигают наши тела и души. Но Господь по чудесной и особой благодати спасает нас от истребления и всячески защищает. Итак, необходимо гореть пожару, жгущему нас в этой жизни. Но, поскольку Господь обитает среди нас, Он соделывает так, что нам не вредят никакие тяготы, как говорится в сорок пятом Псалме (ст.6).

стих 31

Дивился видению. Нам следует знать: Бог таким образом вел Себя с отцами, чтобы они твердо познали Его величие. Он восхотел, чтобы имелось ясное различие между посылаемыми Им видениями и знамениями сатаны. И такая определенность более чем необходима. Как бы иначе мы верили в речения Божии, содержащие завет вечной жизни? Значит, поскольку природа веры в том, что автор ее – Бог, необходимо, чтобы она определенно познавала: говорит именно Он и никто другой. Кроме того, поскольку сатана всегда бродит поблизости, внедряется с чудным искусством и обладает столькими способами обмана, особенно, когда лживо претендует на имя Божие, следует тщательно остерегаться его уловок. Мы видим, как некогда он обманул всех язычников, а также папистов. Ибо все суеверные чудеса, все безумные заблуждения, некогда бывшие и сегодня царящие в среде папства, рожаются от снов, видений и ложных откровений. Отсюда же черпают свои иллюзии анабаптисты. Значит, единственное врачевство заключается в том, чтобы Бог наделил Свои видения особыми признаками. И мы не рискуем впасть в заблуждение, когда Он являет нам Свое величие.

По этой причине душу Моисея охватывает восхищение. Затем приходит размышление. А после приближения Господь еще больше дает ему ощутить Свое присутствие. И Моисей приходит в трепет. Признаю, что сатана имитирует все подобные вещи. Но делает это плохо, как обезьяна. И Господь не только являет Себя подобным знаками, но и, помогая нашему тупоумию, отверзает нам очи, избавляя от заблуждений. Кроме того, Дух Святой запечатлевает в сердцах отметины и символы присутствия Божия, не оставляя в нем никаких сомнений.

стих 32

Я Бог отцов твоих. Теперь мы видим, на что направлено видение Моисея. На удостоверение авторитета Слова Божия. Немного пользы от видений, если к ним не добавляется учение. И добавляется оно не как что-то низшее, но как причина и цель всех видимых откровений. То, что Бог зовет Себя Богом Авраама, Исаака и Иакова, вызвано двумя причинами. Поскольку бесконечное величие Божие, если захотеть его постичь, скорее повергнет наш разум, мы, пытаясь приступить к Нему, тут же погибнем. Итак, Бог украшает Себя титулами, с помощью которых мы можем Его познать. Но следует отметить: Бог избирает Себе титулы, призывающие нас к Его слову. Он для того зовется Богом Авраама, Исаака и Иакова, чтобы передать нам спасительное учение, через которое Он является миру. Однако Бог, представляясь так Моисею, в собственном смысле приспосабливается к текущим обстоятельствам. Ибо видение и надежда на избавление народа, а также заповедь, вскоре данная Моисею, зависят от завета, некогда заключенного с отцами. Таким образом устраняется подозрение в новизне, и в душе Моисея зарождается надежда на искупление, основанная на древнем обетовании Божием. Эти слова как бы говорят: Я – Тот, Кто некогда обещал отцам заботиться о вашем спасении в благодатном завете, Кто взял под охрану род Авраама, больше того, Кто установил это время конечным для рабства вашего народа, – теперь являюсь тебе для удостоверения Моих слов. Так и сегодня, чтобы все обетования Божии были для нас надежны и прочны, они должны опираться на наше усыновление во Христе, на обещание сделаться нашим Отцом и Богом. Кроме того, Христос вполне обоснованно выводит из этого места, что благочестивые после смерти непременно живут (Matthew 22:32). Ведь, если весь человек погибает в момент смерти, речение: Я – Бог Авраама, – стало бы бессмысленным. Вообразим, что нет больше никакого Рима, разве не смешно, если бы кто-то назвал себя римским консулом? Ибо сравнение требует, чтобы его части друг другу соответствовали. Надо учесть и другое соображение: поскольку Богу подвластны жизнь и смерть, Он несомненно сохраняет жизнь тем, для кого хочет быть Отцом и кого считает Своими детьми. Значит, Авраам, Исаак и Иаков, умерев плотью, духом продолжают жить для Бога.

Объятый трепетом. Могло бы показаться глупым, что утешительный глас скорее испугал, чем обрадовал Моисея. Но Моисею было полезно устрашиться от присутствия Божия, дабы приучиться к большему почтению. Душу его поразил не только глас Божий, но и величие Божие, символ которого был виден в горящем кусте. Что же удивительного в том, что человек трепещет от лицезрения Бога? Вспомним, прежде всего, что таким образом души приучаются к страху и почтению. Как сказано в книге Исход в 20 гл. (ст.22): ты видел знаки, слышал звук трубы, дабы научиться бояться Бога. Но кто-нибудь возразит: почему же теперь Моисей испугался и не смеет рассуждать, хотя прежде без колебаний подошел к кусту? Отвечаю: чем ближе мы подходим к Богу, чем ярче блистает нам Его слава, тем больший страх охватывает нашу душу. Кроме того, Бог приводит Моисея в трепет именно для того, чтобы сделать его послушным. И этот страх служил хорошим приготовлением к большему упованию. Сюда же относятся следующие слова: сними обувь твою. Этим символом Моисей научается почтительно принимать заповеди Божии и всеми способами выказывать им должное уважение.

стих 33

Ибо место. Похвалою места Бог хотел вознести душу Моисея к небу, дабы тот не думал о чем-то земном. Если же Моисея надо было столь сильно подталкивать, дабы, забыв о земле, он обратил взор на Бога, разве с нами не надо поступать так же, учитывая нашу в тысячу раз большую лень? Но спрашивается: откуда происходит святость этого места? Отвечаю: честь происходит не от самого места, а от присутствия Божия. И святость места проповедуется ради людей. Ведь если присутствие Божие освящает землю, то сколь больший эффект производит оно в людях? Одновременно следует отметить: хотя место и пользовалось временным почетом, Бог никак не привязывает к нему Свою славу. Так Иаков водрузил в Вефиле жертвенник Богу, поскольку Бог дал в этом месте знак Своего присутствия. Когда же потомки попытались совершить то же, их культ оказался порочен. Наконец, место зовется святым только ради Моисея, чтобы больше приучить его к страху Божию и усердию в послушании. Теперь же, когда Бог везде явил Себя в лице Иисуса Христа, и не в неясных символах, а в полной истине и ясности, нам надлежит не только снять обувь, но и полностью совлечься самих себя.

стих 34

Я вижу. Теперь Бог объявляет Себя будущим избавителем народа и, в свою очередь, твердо поставляет Моисея служителем. Ведь из-за столь долгого промежутка времени прежнее служение оказалось прерванным. Говорится, что Бог видит наше зло, когда думает о нас и заботится о нашем спасении. Наоборот, говорится, что Он закрывает глаза и оборачивается спиною, когда, кажется, небрежет нам помогать. То же самое относится к термину «нисшел». Богу нет надобности перемещаться, чтобы нам помочь. Ибо десница Его обнимает небо и землю. Но это сказано сообразно с нашим восприятием. Когда Бог не облегчает страдания народа, то, может показаться, что Он отсутствует и заботится о чем-то другом, более возвышенном. Теперь же Он объявляет: израильтяне почувствуют Его близость. Все направлено к тому, чтобы Моисей, уверившись в воле Божией, не усомнился следовать за Ним, и с большим упованием занялся избавлением народа, зная, что это – дело Божие. Также следует отметить: Бог говорит о том, что услышал стенание. Ведь, взирая на несчастных и неправедно угнетенных, особенно когда мы вверяем Ему наши стоны и жалобы, Бог склоняется к милосердию. Хотя это слово, как и во многих других местах, можно понять в качестве слепого смутного ропота, не адресованного прямо Богу.

вирши 35-36

Стефан опускает многое, ибо стремится к главной цели. Иудеи должны понять: отцы были избавлены не потому, что заслужили это своим благочестием. Напротив, избавление было благодеянием для недостойных. Кроме того, после этих начатков следует ожидать чего-то более совершенного. Когда Моисей, поставленный от Бога их защитником и избавителем, уже неким образом готовился к служению, они закрыли ему путь. Значит теперь Бог избавляет их словно против воли. То, что говорится о чудесах и знамениях, относится и к похвале благодати Божией, и к объяснению призвания Моисея. Действительно, странно, что Бог захотел в чудесах явить Свою силу для столь неблагодарного народа. Но, между тем, Он придает авторитет Своему слуге. Значит в том, что затем иудеи не воздают ему должное: то, бранят, то презирают, то ругаются с ним, то ропщут, то восстают на него, – выражается их злоба и нечестивое презрение к благодати Божией. Итак, недостоинство их всегда преобладало, и Богу было нужно с чудесным терпением сражаться со столь извращенным и надменным народом.

Начальником и избавителем. Намек на противопоставление, отягчающее их преступление. Они повиновались бы Моисею, если бы судьей его поставил тиран. Поставленного же Богом, и при том – избавителем, они отвергают и горделиво презирают. Так нечестивые презирают Божию власть, а, отвергая благодать, также являют свою неблагодарность. То, что Моисею, адресована такая похвала, не означает, будто Бог переносит на человека Собственную честь и в чем-то Себя ущемляет. Ведь Моисей назван избавителем лишь в том смысле, что был служителем Божиим. Таким образом, похвала за дело избавления прямо относилась лишь к Богу. Итак, познаем же: всякий раз, когда люди украшаются титулами Бога, Бог не лишается Своей чести. Это значит лишь то, что дело Его осуществляется их руками. Сюда же относится и сказанное Стефаном: служение было заповедано Моисею через Ангела. Так Моисей подчиняется Христу, дабы под Его водительством и заботой выказать повиновение Богу. «Рука» означает здесь не служение, а начальство. Бог так воспользовался делами Моисея, чтобы в нем превознеслась Христова сила. Так и сегодня в деле спасения Церкви высшим правителем является Христос. Больше того, Он так пользуется служением людей, что сила и результат оного зависят целиком от Него.

стих 37

Пророка воздвигнет. Нет сомнения, этими словами Стефан хочет доказать, что Христос – конец закона. Хотя и не говорит этого прямо. Действительно (как было ранее сказано) Лука не приводит дословно сказанное Стефаном. Ему достаточно отметить основное содержание речи. Далее, в толковании на третью главу мы говорили, что свидетельство сие хорошо подходит Христу. Однако оно подходит и другим пророкам. Ибо Моисей, запретив народу предаваться порочным суевериям язычников, показывает, чему именно надо следовать. Вам нет нужды спрашивать колдунов и вещателей. Бог никогда не лишит вас пророков, которые будут добросовестно вас учить. Сейчас ясно, что служение пророков было временным, как и служение закона. Доколе Христос не принес миру совершенство всякой премудрости. Посему Стефан хочет сказать: Моисей, предлагая и хваля иного учителя, не привязывает народ к одному лишь себе. Пророки были толкователями закона, и все их учение было дополнением к тому, что сказал Моисей. Но как только стало бы ясным, что Христос, полагая конец всем пророкам, принес более совершенное учение, отсюда следовало бы, что Он поставлен на самую высшую должность. Особенно за Ним утверждается учительство, дабы евангельская вера не вызывала сомнений. Теперь мы понимаем, зачем Стефан привел это свидетельство Моисея. Чтобы показать: того, кого иудеи усердно именовали своим единственным учителем, они отвергали тогда, когда он жил, и презирают теперь, когда он умер. Ибо всякий, верящий Моисею, не откажется стать учеником Христа, Которого возвещал Моисей. Остальное смотри в третьей главе.

стих 38

Стефан продолжает рассказывать об извращенности народа, который, получив от Бога столько благодеяний, не переставал Ему злобно противиться. Если раньше они были непокорны и неблагодарны Богу, то их должно было привести в чувство хотя бы чудесное избавление. Но они всегда оставались такими же, какими были раньше. Действительно, надлежало, чтобы все совершенные чудеса не только запечатлелись в их памяти, но и постоянно предстояли перед взором. Они же, забыв обо всем, тут же возвращаются к египетским суевериям. Свежо было воспоминание о жестоком рабстве, которого они избегли, перейдя через море. Но своему избавителю они предпочитают тиранов, бесчеловечно их угнетавших. Значит вершина их безнадежного нечестия в том, что их надменность не смогли сломить столькие благодеяния Божии. Они всегда возвращались к прежнему образу мыслей. Тяжесть их преступления возрастает от того, что, по словам Стефана, в пустыне с ними был сам Моисей. Помимо того, что Бог, вынося их выходки, являл редкое и чудесное терпение, они полностью лишают себя оправданий, ибо, стесненные такими тяготами и нуждами, имея Моисея вождем в пути и хранителем своей жизни, они вероломно отступают от Бога. Ясно, что они похожи на неукротимых зверей, которых Бог даже в цепях не смог удержать в повиновении. Значит из того, что Моисей не перестал управлять ими в пустыне под водительством и защитой ангела, а также из обстоятельств времени можно заключить: сколь упорной и неисцелимой была их порочность. Знаменательное упорство – не смириться от стольких злоключений и вида самой смерти. То же, что, по словам Стефана, Моисей был с ангелом и отцами, вызвано разными причинами. С отцами он был, дабы по заповеди Божий являться их вождем. С ангелом же он был в качестве служителя. Отсюда следует: оскорбление было нанесено не частному лицу, а божественному правлению. Ибо почтение к тому и другому не удержало народ от вероломных преступлений. Об ангеле мы говорили прежде. Но причастие λαλοΰντος несет в себе двусмысленность. Его можно отнести к первому видению, когда Моисей был призван избавить народ. Или же к разговору Бога с Моисеем после пересечения Красного моря. Поскольку же в обоих случаях Христос свидетельствует, что является автором избавления, не суть важно, какое толкование избрать. Больше того, ничто не мешает принять оба сразу. Ведь Тот, Кто сначала стал говорить с Моисеем, дабы послать его в Египет, продолжил говорить с ним и дальше, доколе не завершил дело.

Принял живые речения. Эразм перевел, как «живое слово», но знающие греческий поймут, что я лучше передал смысл слов Стефана. Ибо в речениях больше величия, чем в словах. Я говорю о самом термине, ибо знаю, что речением является все, исходящее из уст Божиих. Далее, этими словами утверждается авторитет Моисеева учения. Ведь он вещал лишь то, что слышал от Бога. Отсюда следует: иудеи восставали не столько на Моисея, сколько на Бога в его лице. И это еще больше открывает их упорное нечестие. Общий способ утверждения всякого учения состоит в том, чтобы люди передавали лишь заповеданное Богом. Ибо, кто из людей дерзнет становиться впереди Моисея, которому, по велению Духа, надо выказывать веру лишь потому, что он добросовестно возвестил народу принятое от Бога учение? Но, спрашивается: почему Стефан называет закон живыми словами? Кажется, что это никак не соответствует высказыванию Павла. Он говорит (2 Corinthians 3:7), что закон есть служение смерти, что он производит гнев и является силой греха. Если понимать под живым словом то, которое действенно и не способно оказаться бессильным из-за презрения людей, то нет никакого противоречия. Но я толкую живое в активном смысле как животворящее. Ведь закон – совершенное правило благочестивой и святой жизни, являющее праведность Божию. Посему его справедливо считать учением жизни и спасения. Сюда же относится торжественная клятва Моисея, когда он заклинает небо и землю, говоря, что предложил иудеям путь жизнь и путь смерти. В этом же смысле (Ezekiel 20:0) Бог жалуется на нарушение благого закона, благих заповедей, о которых сказал: кто исполнит сие, будет этим жить. Итак, закон содержит в себе жизнь. Но если кто истолкует живое как исполненное действенности и силы, я не буду особенно спорить. То же, что закон назван служением смерти, для него привходяще из-за порочной человеческой природы. Ибо закон не порождает грех, но находит его в нас. Он показывает путь, но мы, будучи порочными, можем извлечь из этого лишь смерть. Посему закон смертоносен только относительно людей. Хотя Стефан капает здесь глубже. Он говорит не только о заповедях, но и обо всем учении Моисея, в котором заключены благодатные обетования, да и Сам Христос, единственное спасение и жизнь для любого человека. Следует помнить, к каким именно людям обращается Стефан. Плохо поступали эти ревнители закона, прилепляясь лишь к мертвой и смертоносной букве. Между тем, они бесновались против Стефана за то, что он искал в законе Христа, его истинную душу. Итак, косвенно он обличает порочное незнание, показывая, что в законе заключено нечто более возвышенное, чем они до этого считали. Ибо, будучи плотскими и довольствуясь внешним видом, они не искали в законе ничего духовного; больше того, не хотели даже о нем говорить.

Чтобы передать нам. Это способно опровергнуть выдвинутое против него ложное обвинение. Ведь, покоряясь игу закона и исповедуя себя учеником Моисея, Стефан не может призывать других не доверять учителю. Скорее он обращает обвинение на самих клеветников. Ибо на всем народе лежало общее поношение: его отцы не хотели подчиняться закону. Между тем Стефан учит: Моисей был пророком не только для своего времени. И после его смерти авторитет его обязывает потомков. Ибо учение Божие не угасает с жизнью своих служителей и не исчезает бесследно. Может ли умереть то, через что нам дается бессмертие? Что может быть глупее подобной мысли? Так надо думать и сегодня: апостолы и пророки говорили не только для своего века, они писали и для нас. И сила их учения вечна, ибо ссылаются они на автора Бога, а не на служителей людей. Между тем, Стефан учит: отвергающие предназначенное им слово, отвергают также совет Божий.

стих 39

Отринули его и обратились. Стефан говорит, что отцы отвергли Моисея. И одновременно указывает причину: они были больше привержены египетским суевериям. Ужасное и слепое безумие – желать нравов и установлений Египта, где они недавно претерпели столько невзгод! Он говорит, что отцы обратились сердцем к Египту, но не потому, что хотели вернуться, а потому, что склонялись к тем порочным делам, о которых должны были вспоминать лишь с ненавистью и презрением. Верно, что некогда иудеи спорили о том, чтобы вернуться. Но Стефан не затрагивает здесь эту историю. Он указывает на их надменность, употребляя слово: «обратились». Ибо, встав на правильный путь под водительством Бога, они неожиданно сходят с него. Подобно непокорному коню, который, не терпя наездника, упорно поворачивает назад.

стих 40

Сделай нам богов. Хотя иудеи различными способами отклонялись от правильного пути, Стефан выбирает именно этот достопамятный пример их гнусного и отвратительного вероломства. Когда они смастерили себе тельца, чтобы почитать его вместо Бога. Нельзя представить себе ничего постыднее такой неблагодарности. Они признают, что избавлены из Египта, не отрицают, что это произошло по благодати Божией и стараниями Моисея, и между тем спокойно отвергают и служителя, и Творца столь великого благодеяния. И под каким предлогом? Они делают вид, будто не знают, что произошло с Моисеем. Однако им известно, что он пребывал на горе. Они видели, как он поднимался на гору, до тех пор, пока Бог не закрыл его облаком. Кроме того, они знают, что Моисей отсутствовал ради их спасения. Он обещал вернуться в определенное время, чтобы принести им данный от Бога закон. Пока же он велит им оставаться в покое. Иудеи же неожиданно за короткое время поднимают нездоровую смуту. Но, чтобы скрыть свое безумие разумным предлогом, изъявляют желание иметь пребывающих с ними богов, словно Бог не давал им прежде никакого знака Своего присутствия. Но Его слава была ежедневно видна в облаке и огненном столпе. Итак, мы видим: сколь злобно их отвращение к Богу, раз они решаются на подобное идолопоклонство. Умолчу уже о том, сколь позорна и преступна их неблагодарность: они за короткое время забыли такие чудеса, которые надо помнить до скончания мира. Посему из одного этого отступничества сразу же видно, сколь упорен и неуступчив был народ. Учтем также и то, что делает эту историю прямо относящейся к делу Стефана. Народ извратил тогда божественный культ, отверг учение закона, ввел у себя чуждую и мирскую религию. Кроме того, это место знаменательно тем, что показывает источник, из которого от начала проистекали всяческие суеверия.

Теперь ясно, какова причина изготовления идолов. А именно: человек, будучи плотским, хочет присутствия Божия понятного для плотского восприятия. Вот причина, по которой во все века люди столь усердно выделывали себе идолов. И Бог до такой степени приспосабливается к нашей грубости, что неким образом предлагает Себя в видимых образах. Ибо во времена закона существовало много символов для свидетельства Его присутствия. И сегодня Бог нисходит к нам через крещение и вечерю, а также через внешнюю проповедь Слова. Однако люди грешат здесь двояким образом. Во-первых, не довольствуясь установленными Богом средствами, они измышляют себе новые. Немалый порок, когда люди, не соблюдая меры, всегда выдумывают что-то новое и, не колеблясь, преступают пределы, положенные Богом. Лишь тот образ Божий может быть истинным, который установил Он Сам. Итак, все, что помимо него измышляется человеческим воображением, – ложь и блудодеяние. За этим пороком следует другой, не менее нетерпимый. Человеческий разум, думая о Боге лишь грубым и земным образом, переносит эту грубость на все символы божественного присутствия. Он не только развлекается выделыванием идолов, но также извращает и портит все, установленное Богом, обращая это к противоположной цели. Бог, как я говорил, к нам снисходит, но с тем намерением, чтобы нас вознести на небеса. Мы же, будучи привержены земле, похожим образом хотим свести Его на землю. Так извращается Его небесная слава, и исполнятся сказанное израильтянами: сделай нам богов. Ибо всякий не почитающий Бога духовно создает для себя новое божество. Однако, если все обдумать, станет ясным: израильтяне не желают иметь созданного бога. Скорее они считают, что в образе золотого тельца будут поклоняться истинному и вечному Богу. Они искренне приносят ему условленную жертву. И одобряют своим согласием сказанное Аароном: вот боги твои, которые вывели тебя из земли египетской. Однако Господь не принимает во внимание их глупые выдумки. И всякий раз, как люди хотя бы на йоту отходят от Его Слова, жалуется, что на Его место поставлены боги иные.

стих 41

И сделали в те дни тельца. Почему им больше понравился этот образ, легко понять из предыдущего. Хотя Египет изобиловал бесчисленными идолами, известно, что в особом почете там находился телец. Откуда такая жажда идолов, если не от того, что, по словам Стефана, сердцем израильтяне оставались в Египте? Следует отметить выражение: они принесли жертву идолу. Аарон велит, чтобы народ собрался для поклонения Богу. Все собираются. Значит, они свидетельствуют, что меньше всего хотят лишать Бога положенного Ему культа, перенеся его на образ. Скорее они пытаются почтить Бога в образе тельца. Но поскольку, сделав идола, они оставили истинного Бога, все, что следует за тем, считается данным идолу. Ведь Бог отвергает все ложные извращенные культы. Несправедливо приносить Ему то, что Он не заповедал. И поскольку Он прямо запрещает воздвигать видимый образ, богохульно то, чем израильтяне позже пытаются Его почтить.

Веселились перед делом. Это выражение взято из Исаии, и из других пророков, порицающих иудеев за то, что те веселились от своих выдумок. Действительно, удивительно безумие людей, когда они присваивают себе что-то в божественных делах. Веселие я толкую как торжественную оргию, о которой Моисей говорит в тридцать второй главе книги Исход. Стефан порицает порок, характерный для всех идолопоклонников. Ведь в религии людям подобает принимать лишь то, что заповедано Богом. Они же измышляют что угодно и дерзко предпочитают Слову Божию дела своих рук. Стефан показывает: чем больше они угождают себе в этой распущенности, тем меньше они нравятся Богу. Посему, если мы хотим одобрения нашего культа Богом, следует воздерживаться от собственных инициатив и измышлений. Ибо все, что люди выдумывают от себя, есть не что иное, как богохульная профанация.

Идол же зовется идолом в уничижительном и презрительном смысле, как пустая и никчемная вещь. Ведь ни в каком смысле нельзя говорить, что люди делают себе Бога.

стих 42

Стефан учит: иудеи не прекратили грешить, но пошли еще дальше в своих заблуждениях. Так что их первое падение стало как бы входом в длинный лабиринт. Стефан относит к праведному мщению Божию то, что в те дни безумие возросло, что вместо одного идола иудеи измыслили множество других. Их пример учит нас быть внимательными в соблюдении правил Божиих. Ведь как только мы хоть на йоту от них отходим, нас со всех сторон начинает обуревать безумие, мы впадаем во множество суеверий и неизбежно погружаемся в глубокую греховную трясину. И Бог справедливо наказывает так людей, отказавшихся повиноваться Его Слову. Посему Стефан говорит, что Бог отвратился, что значит: повернулся спиной. Некогда Бог обращал Свои очи к народу, когда последний повиновался Его правлению. Теперь же, оскорбленный отпадением, Он отвращает от них Свой взор. Отсюда можно заключить: мы лишь тогда следуем правильным путем, когда нашим руководством занят Господь. Если же Его взор отвратится, мы тут же увлекаемся заблуждениями. Израильтяне уже тогда были покинуты Богом, когда сделали тельца. Но Стефан имеет в виду суровость мщения и как бы говорит: тогда их прямо предали превратному разуму. Так же учит и Павел: те, кто не воздал славу явившему Себя Богу, по праведному суду Божию преданы слепоте, бесчувственности и постыдным страстям (Romans 1:28). Отсюда и пошла порча религии. На место немногих суеверий заступили бесчисленные мерзости, а легкие отклонения переросли в грубое идолопоклонство. Поскольку люди пренебрегли вожженным для них светом, они оглупели по праведному суду Божию и стали рассуждать не лучше бессловесных скотов. Идолопоклонство плодовито: из одного вымышленного бога рождается сотня других. Из одного суеверия возникает целая тысяча. Но подобное безумие происходит оттого что Бог, предавая людей сатане, мстит за Самого Себя. Ведь с начала Своего правления Он Сам по Себе никак не изменился, и отдалился от нас только по причине нашей легковесности.

Приносили ли вы. Это место взято из пятой главы пророка Амоса (ст.25). Выражение, которое использует Стефан, собирает воедино все остальные пророчества. Кроме того, Амос, ополчившись на идолопоклонство народа и другие его преступления, добавляет: восстание иудеев на Бога вовсе не новое зло. Ведь уже в пустыне их отцы отошли от истинного благочестия. Он отрицает, что жертвы приносились Богу. И не потому что тогда вообще не было жертв. Но потому что Бог отвергал чуждый Ему культ. Так и у Исаии (43:42) Бог винит народ в том, что тот не почтил Его никакими жертвами: Ты не призывал Меня, Иаков, не почтил Меня жертвами твоими, и Я не заставил служить тебя в приношениях и фимиаме; ты не покупал Мне трости, не насыщал Меня туком; ты был тягостен Мне в грехах твоих, заставил Меня служить беззакониям твоим. Действительно, иудеи каждый день все это делали. Но Бог не принимает и не одобряет поклонение нечестивых. Он гнушается всем, что осквернено разными измышленными людьми примесями. Таким же образом Амос говорит об отступивших от Бога отцах. Следующее же за этим можно отнести либо к ним, либо к их потомкам.

стих 43

Вы приняли скинию Молохову. Союз некоторые принимают за противительную частицу. Как если бы говорилось: напротив, вы оказали почтение идолам. Но можно усмотреть здесь и частицу причинную. Не Мне вы приносили жертвы, ибо воздвигнутая вами скиния принадлежала Молоху. Я толкую сказанное несколько иначе. Бог вначале винит отцов в необузданности. Потом добавляет, что их потомки впали в худшие суеверия, изобретя для себя новых идолов. Пророк как бы говорит от лица Бога: если перечислять все, что с древности вы и ваш род совершили против Меня, о дом Иаковлев, то вот: в пустыне отцы ваши уже начали извращать заповеданный Мною культ. Но вы превзошли их нечестие, изобретя бесчисленную толпу богов. Такой порядок больше подходит намерению Стефана. Он хочет доказать: как только израильтяне перешли к ложному культу, они перестали знать меру в грехах. Но, пораженные от Бога слепотой, оскверняли себя новыми видами идолопоклонства, доколе не впали в максимальное нечестие. Итак, Стефан подтверждает пророческим свидетельством, что иудеи, родившись от нечестивых и непокорных отцов, никогда не переставали стремиться к худшему. Кроме того, хотя пророческие слова звучат немного иначе, их смысл тот же самый. Вероятно, что Стефан, обращаясь к иудеям, дословно процитировал по-еврейски сказанное у пророка. Лука же, поскольку писал по-гречески, последовал греческому переводчику. Пророк говорит: вы почтили Суккуфа, царя вашего, и Кия, образ ваш. Греческий же переводчик сделал из собственного имени существительное, из-за близости его к слову Суккот, означающему скинию. Но откуда он взял имя Ремфана, я не знаю. Возможно, это имя в том веке было более общепринятым.

Изображения, которые вы сделали. Слово «изображение», встречающееся у пророка, само по себе не означает ничего дурного. Также и у греков имя τύπου означает нечто хорошее. Ибо все установленные Богом обряды зовутся у них τύποι. Но пророк осуждает конкретно те τυπους, которые измыслили иудеи. Почему же, как не потому, что Бог не хочет получать поклонение во внешнем и видимом образе? Если кто возразит, что здесь идет речь о звездах, то я соглашусь, но буду настаивать лишь на том, что пророк, хотя и зовет идолов почетным именем, тем не менее, резко осуждает их культ как порочный. Так опровергается глупая и детская выдумка папистов. Отрицая, что образы и статуи, которым они поклоняются, – идолы, паписты зовут практикуемый ими культ εΐκονοδουλείαν, а не εΐδωλοδουλείαν. Но в то время, как они софистически насмехаются над Богом, всякий, не лишенный здравого смысла, увидит, сколь они смешны со всеми их нелепостями. Не буду спорить о самом слове. Все равно несомненно, что τύπου – более почетное имя, чем εΐκόνος. Но здесь осуждаются все τύποι, измышленные людьми, причем не только πρός την λατρείαν, но и πρός την προσκυνησιν, то есть – для какого-либо поклонения. Так рушится то гнилое различение, в котором паписты думают найти уловку.

Далее Вавилона. Пророк называет здесь Дамаск, и греческий перевод с ним соглашается. Посему слово «Вавилон», возможно, вкралось сюда по ошибке. Хотя, в итоге, нет никакого противоречия. Израильтянам предстояло переселиться в Вавилон, но поскольку в Сирийском царстве они видели свою надежную непобедимую опору, а столицей его был Дамаск, пророк возвещает, что Дамаск не помешает Богу переселить иудеев дальше. Он как бы говорит: покуда Дамаск противостоит вашим врагам, вы считаете себя защищенными. Но Бог перенесет вас дальше в Ассирию и в Халдею.

стих 44

Скиния свидетельства. Здесь Стефан показывает: нельзя винить Бога за то, что иудеи осквернили себя разными суевериями, словно Он позволил им блуждать без всякой узды. Ибо Бог заповедал им, какого почитания хочет Себе. Отсюда следует: иудеи только потому впали во все свои заблуждения, что не захотели следовать предписанной Богом форме. Хотя он упрекает их в двух вещах. В том, что, не довольствуясь правилом Божиим, иудеи дерзко измыслили для себя иные культы. И в том, что они в храме и в установленных Богом обрядах не видели правильной цели. Ведь все это должно было служить упражнением в культе духовном. Но иудеи из-за своей природной грубости понимали лишь земное и плотское. То есть, за тело они принимали его тень. Итак, мы видим: иудеи, во-первых, упрекаются за дерзость, за то, что, не довольствуясь простым Словом Божиим, они пошли за своими помыслами. И, во-вторых, за то, что вероломно злоупотребили истинным и правильным культом. У них была скиния свидетельства. Значит, ко греху их толкали только распутство и дерзость. Ведь, будучи научены тому, как надо правильно почитать Бога, они не могли ссылаться на неведение. Это достойно быть отмеченным. Когда Бог открывает нам Свою волю, Он неким образом полагает на нас узду. Поэтому, если мы, получив Его заповедь, станем отклоняться в разные стороны, то понесем на себе двойной грех. Ибо раб, знающий волю Господина своего и не сотворивший ее, будет бит сильнее. Это первый признак, по которому Святой Дух отличает порочный выродившийся культ от истинного и правильного. Больше того, если говорить кратко: первое различие между правым культом и идолопоклонством состоит в том, что благочестивые принимают все лишь из Слова Божия. Другие же в качестве закона почитают собственное суждение, хотя Бог одобряет лишь то, что заповедал Сам. Сюда же относится слово «свидетельство». Еврейское слово moed означает установленное место и время, или собрание людей. Но контекст слов Моисея указывает на иную причину такого названия. У Моисея Бог часто повторяет: там Я встречусь с вами. Значит, скиния были освящена Словом и заветом Господним. Там постоянно звучал Его голос, отличающий ее от прочих мирских мест.

По образцу, им виденному. Это относится ко второй части. Ибо может выйти так, что пользующиеся только заповеданными Богом обрядами все равно почитают Его неправильно. Ведь Бог задерживается на внешних обрядах лишь постольку, поскольку они – символы небесной истины. Так Он восхотел, чтобы структура древней скинии соответствовала небесному архетипу, дабы иудеи знали: не следует привязываться к внешним символам. Далее, о том, что означал упомянутый Моисеем образ, Exodus 25:40, пусть, кто хочет, прочтет в моих комментариях на Послание к Евреям. Здесь Стефан коротко учит лишь тому, что культ, заповеданный Богом иудеям, – духовен, а они плохо истолковали его из-за плотского недомыслия. Значит, как мы говорили ранее, Бог одобряет только тот культ, который основан на Его заповеди. Таким образом, нас учат, что для законного употребления заповеди должна присутствовать духовная истина. Если же это так, то спор, как говорилось, сводился к следующему: должна ли тень уступить телу, или не должна? Словами о том, что Моисей видел образ, Дух Божий сообщает, что нам не позволено произвольно примешивать свои образы. Напротив, все наши чувства должны утвердиться в образе, показанном от Бога, дабы вся религия сообразовывалась лишь с ним. Слово же «тип» означает здесь первообраз, то есть не что иное, как духовную истину.

стих 45

Внесли во владения. Это еще больше подчеркивает упорство народа. Когда скиния пребывала среди них, и они всюду носили ее с собою, иудеи все же не довольствовались божественным свидетельством, но с вероломной легкостью принимали чуждые мирские обряды. Свидетельствуя, что Бог обитает в их среде, они были далеки от Него и удручали Его, злоупотребляя данным от Него наследием. Добавь сюда и то, что Бог украшал скинию различными чудесами. Победы же, одержанные иудеями, узаконивали ее достоинство, как явствует из многих мест священной истории. Итак, весьма непокорны люди, не перестававшие все время отходить от столько раз заповеданного им культа.

До дней Давида. Хотя скиния Господня долгое время находилась к Силоме, вплоть до царствования Давида у нее не было постоянного пристанища. Ибо людям не подобало воздвигать для нее строение. Как часто повторяет Моисей: ее следовало помещать в то место, на которое указывал Бог. Да и сам Давид не решался отвезти отбитую у врагов скинию на гумно Орны, пока ангел с неба не возвестил ему, что Господь избрал именно это место. Стефан же заслуженно считает немалым благодеянием то, что Давиду было показано место, на котором израильтяне впоследствии стали почитать Бога. И в Псалме он хвалится этим как чем-то новым и необычным: возвеселился в том, что было мне сказано: пойдем в дом Иеговы. Твердо встанут ноги наши во дворах твоих, Иерусалим. То есть, с царством было соединено и священство. Значит, в постоянном местопребывании скинии показана незыблемость Давидова царства. Посему он столь сильно этого желал (Psalms 131:3) и связал себя обетом не жить в своем доме и не смыкать во сне очи, доколе не узнает место Господне и скинию Бога Иакова. Далее, Давиду было показано место, Соломону же позволено построить там храм.

стих 47

Соломон же построил. Кажется, что здесь Стефан косвенно упрекает Соломона, словно, строя храм, тот не учел характер божественной природы. Но он принялся за это дело не без божественной заповеди. Было также дано обетование, коим Бог засвидетельствовал, что будет присутствовать в этом месте со Своими людьми. Отвечаю: Стефан, отрицая, что Бог обитает в рукотворенных храмах, не имеет в виду Соломона, который хорошо знал: Бога надо искать на небе и туда возносить свой мысленный взор. Что он и засвидетельствовал торжественной молитвой: небеса небес не вмещают Тебя, сколь же меньше вместит Тебя это здание! Но Стефан упрекает неразумие народа, который злоупотреблял храмом, словно мог запереть там Бога. Это становится ясным из тут же приведенного свидетельства Исаии. Бог восхотел, чтобы Соломон построил Ему храм. Но сильно заблуждаются те, кто думает, будто Он заключен в подобное строение. Подобно тому, как Бог жалуется через пророка, что народ оскорбляет Его, привязывая к определенному месту. Кроме того, пророк не только потому обрушивается на иудеев, что они чтят Бога суеверным образом, думая, что сила Его приурочена к храму. Он упрекает их еще и потому, что, оценивая Бога по своим чувствам, иудеи думали, будто, совершив жертвоприношения и внешний культ, умилостивляют и подчиняют себя Бога. Это общее всем векам заблуждение, состоящее в том, что люди считают пустые обряды достаточными для богопочитания. Причина в том, что они, будучи плотскими и привязанными к миру, воображают Бога похожим на себя. Итак, Бог, чтобы отвадить их от подобной глупости, проповедует, что Он наполняет Собою все.

стих 49

Слова о том, что небо – Его престол, а земля – подножие Его ног, не следует понимать так, будто Бог телесен и по людскому обычаю разделяем на части. Но, будучи неизмеримым, Бог отрицает, что содержится в каких-либо конкретных местах. Значит, ошибаются те, кто думает о Боге и Его культе, исходя из собственной природы. Поскольку же пророк имел дело с лицемерами, он рассуждает не только о божественной сущности. Он учит в целом, что Бог не подобен людям и не обращает, подобно им, внимания на суетный блеск мира.
В свою очередь, возникает вопрос: почему пророк говорит, что в мире для Бога нет места успокоения. Ведь Дух Святой утверждает обратное в Пс.131:14: вот покой Мой во веки веков. Да и сам Исаия сравнивает небо с храмом, восхваляя его за то, что оно – славный покой Божий. Отвечаю: Бог, установив в храме и жертвоприношениях символы Своего присутствия, сделал это не для того, чтобы привязать к ним Свою силу. Значит, израильтяне, привязавшись к символам, превратно измыслили себе земного бога. Превратность их выражается и в том, что под этим предлогом они потакали собственным грехам. Словно пустые обряды – подходящий и легкий способ божественного умилостивления. Так мир обычно играет с Богом. Бог же, свидетельствуя, что присутствует во внешних символах, дабы обитать со Своим народом, одновременно призывает народ взирать на небо и искать Его там духовным способом. Однако лицемеры, привязавшись к миру, скорее хотят стащить Бога с небес. И, обладая только голыми символами, они возносятся в глупом уповании, беззаботно потакая своим грехам. Так и сегодня в папстве люди воображают Христа заключенным в хлеб и вино. И, почтив своего идола смешным культом, они горделиво превозносятся, словно святость их ни в чем не уступает ангельской.
Следует отметить эти два порока. Люди суеверно измышляют себе мирского и плотского Бога, снисходящего к ним так, чтобы им оставаться привязанными к земле и не стремящимися к небу. Затем люди думают, будто умилостивляют Бога глупым и вымышленным служением. Посему они останавливаются на видимых символах, и, презрев благочестие, стараются привлечь Бога детскими и никчемными приемами. Теперь мы видим, в каком смысле пророк говорит: нигде в мире для Бога нет места успокоения. Он восхотел, чтобы храм был знаком и залогом Его присутствия, но лишь для благочестивых, восходящих сердцем на небеса и чтущих Его чистой духовной верой. У суеверных же, ложными выдумками привязывающих Его к земным элементам и создающих для Него глупый земной культ, у лицемеров, надмевающихся в нетрезвом уповании, словно наилучшим образом Ему послужили, поиграв в свои нелепости, для Бога нет места успокоения. В итоге, обетование, принятое верой, делает так, что Бог выслушивает нас, словно присутствуя в своем храме, и являет Свою силу в таинствах. Но, если мы обратимся к Нему иначе, кроме как с верою, то не будем иметь никакого Его присутствия. Отсюда мы выводим: обитая в среде Своих, Бог не привязан к земле и не заключен в какое-либо место. Ведь искать Его можно только на небе и лишь духовным способом.

стих 50

Не Моя ли рука. Этими словами пророк учит: Бог не нуждается ни в золоте, ни в драгоценном украшении храма, ни в жертвоприношениях. Отсюда следует: истинный культ Божий не заключен в обрядах. Ибо из того, что мы Ему приносим, Бог не хочет ничего для Себя Самого. Он хочет лишь упражнять нас в благочестивом усердии. Эта мысль полнее передается в Psalms 49:0. Ведь, хотя идея умилостивить Бога жертвами – постыдная глупость, лицемеры как раз ее и придерживаются. Иначе они бы не придавали такого значения смешным выдумкам. Но перед Богом глупо все то, что отлично от духовного почитания. Посему будем знать: Бог ищет нас, а не нашего. Ведь все наше мы выпрашиваем именно у Него. Одновременно ясно, сколь сильно отличается истинная религия от измышлений плотских людей.

стих 51

Поскольку Стефан пока не ответил прямо на пункты обвинения, я охотно соглашусь с теми, кто думает, что он сказал бы больше, если бы толпа не прервала его речь. Мы знаем, какие судьи собрались его судить. Посему не удивительно, что они заставляют его замолчать шумом и криками. Мы видим: Стефан намеренно говорил так долго, пытаясь успокоить их словно диких зверей. Но ярость их, вероятно, возгорелась тогда, когда он показал, как они извратили закон, осквернили храм своими суевериями, и не оставили у себя ничего истинного. Ведь, привязавшись к пустым символам, они не поклонялись Богу духовно, не соотнося обряды с небесным первообразом. Кроме того, даже если Стефан не сразу приступил к своему делу, но постепенно пытался смягчить ожесточенные души слушателей, он все же очищает себя от выдвинутого обвинения.
Как было сказано, его обвиняли главным образом в двух вещах: в том, что он оскорбил Бога и Его храм, и в том, что пытался упразднить закон Моисеев. Стефан же, дабы опровергнуть данную клевету, начав с призвания Авраама, показывает: иудеи не по природе, не по собственному праву, не по заслуге своих дел первенствуют над язычниками, но по незаслуженной божественной привилегии, ибо Бог усыновил их в лице Авраама. Так же относится к делу и то, что завет спасения был заключен с Авраамом до появления храма, обрядов и самого обрезания. Иудеи столь хвалились этими вещами, что думали, будто без них нет никакого культа Божия и никакой святости.
Затем Стефан рассказывает о том, сколь чудесной и многообразной была благость Божия к роду Авраама, сколь злобно и извращенно народ изо всех сил противился божественной благодати. Отсюда явствует: нельзя приписать заслуге иудеев то, что они числятся народом Божиим. Бог добровольно выбрал Себе недостойного и не переставал благотворить неблагодарному. Таким образом, их горделивый дух мог бы смириться и укротиться; иудеи, оставив глупое превозношение, могли бы придти к Посреднику.
В-третьих, Стефан говорит, что передача закона и избавление народа осуществились под начальством ангела. И Моисей так исполнил свое служение, что предсказал пришествие следующих за ним пророков. И необходимо, чтобы из этих пророков был кто-то самый главный, полагающий конец пророчествам и дающий им надежное завершение. Отсюда следует: не ученики Моисея те, кто отвергает обетованное в законе учение вместе с его Автором. Наконец, Стефан показывает: весь древний культ, предписанный Моисеем, сам по себе бесполезен, и его надо соотносить с иной целью. Ведь он есть образ небесного первообраза. Иудеи же всегда были превратными толкователями закона. Они думали об одном лишь плотском и земном. Отсюда следует: ни храм, ни закон не получают никакого оскорбления, если Христос выступает как их истинная цель.
Кроме того, поскольку вопрос вращался главным образом вокруг двух положений: культ Божий в собственном смысле не заключен в жертвах и тому подобном, и все обряды лишь оттеняли пришествие Христа, – замысел Стефана состоял в том, чтобы по мере сил настаивать на этих положениях. Но когда дело подошло к главному, иудеи, придя в ярость, не захотели более слушать. Посему Стефан и не успел применить сказанное к своему делу. В качестве эпилога он вынужден пойти на жесткий упрек: жестоковыйные. Мы видим, как неожиданно со святой ревностью Стефан обрушивается на противников. Но, видя, что без пользы обращается к глухим, он обрывает свою речь. Его метафора заимствована от коней и быков. Моисей часто ее употребляет, желая назвать народ упорным и непокорным Богу. Следующий за тем упрек еще больше разжигает их ярость. Ибо обрезание служило иудеям прикрытием всех пороков. Значит, назвав их необрезанными в сердце, Стефан не только зовет их бунтарями и противниками Бога. Он хочет сказать, что вероломство их обнаруживается в символе, которым они надмеваются. Таким образом, то, что они считают своей славой, обращается для них в позор. Стефан как бы говорит: иудеи нарушили завет Божий, так что обрезание их – недействительно. Это речение взято из закона и пророков. Как Бог установил символы завета, так Он восхотел, чтобы иудеи знали, зачем они обрезываются. А именно: чтобы обрезать для Господа свои сердца и отказаться от всех порочных чувств. Как написано: и ныне обрежьте сердца ваши Господу. Посему, само по себе обрезание, по словам Павла, перед Богом ничто. Так и сегодня истина нашего крещения состоит в духовном омовении. И следует опасаться, как бы нам не сказали: вы не причастники крещения, поскольку ваши плоть и душа осквернены.

Вы всегда противитесь. Вначале Стефан удостоил имени отцов и братьев тех, на кого сейчас столь сурово обрушивается. Значит, покуда оставалась надежда на их укрощение, Стефан вел себя не только дружелюбно, но и весьма почтительно. Теперь же, увидев безнадежность их превозношения, он не только лишает их всякой чести, но и, не желая иметь с ними ничего общего, называет как бы чужеродными себе. Вы, – говорит, – похожи на ваших отцов, всегда восстававших на Духа Божия. Но он сам происходил от этих же отцов. И все же, присоединившись ко Христу, Стефан забыл свой род в той его части, в которой тот был нечестив. Стефан не всех порицает одинаковым образом, но лишь увещевает собравшуюся толпу. Кроме того, сопротивляющимися Духу зовутся те, кто надменно презирает Его, говорящего в пророках. Ибо здесь речь идет не о тайных откровениях, которые Бог внутренне посылает каждому пророку, а о внешнем служении. Это следует тщательно отметить. Стефан хочет лишить иудеев всякого оправдания. Посему он порицает их так, словно они намеренно и сознательно, а не по неведению восстают против Бога. Отсюда явствует, сколь сильно ценит Господь Свое Слово, сколь почтительно мы должны его принимать. Посему, чтобы не сражаться с Богом подобно древним гигантам, научимся спокойно выслушивать служителей, устами которых Он нас учит.

стих 52

Кого из пророков. Поскольку иудеи не были ответственны за грехи отцов, Стефан, кажется, несправедлив, приписывая им подобные преступления. Однако на это у него были веские причины. Во-первых, иудеи горделиво превозносились тем, что являются святым потомством Авраама. Поэтому было полезным показать им, сколь суетна чванливость. Стефан как бы говорит: у вас нет причин гордиться своим родом, ведь вы происходите от нечестивых убийц пророков. Таким образом, он косвенно говорит то, о чем более прямо вещали пророки: иудеи сыны не пророков, а выродившееся незаконнорожденное потомство, семя Ханаана. То же самое можно отнести и к сегодняшним папистам, когда они величественно превозносят своих отцов. Кроме того, для усиления смысла Стефан говорит, что противостояние истине не является для них чем-то новым. Эта злоба перешла к ним от отцов как бы по наследству. Таким способом и надлежало содрать личину Церкви с тех, кто тогда преследовал Стефана. Недостойное предубеждение против евангельского учения выражалось в том, что иудеи величали себя Церковью Божией, претендуя на сей титул из-за длительного преемства. Итак, Стефан возражает им и показывает: их отцы не меньше, чем они, презирали здравое учение и ненавидели пророков. Постоянный обычай Писания – приписывать детям вину отцов, когда первые впадают в те же самые преступления. Этому отвечает знаменитое речение Христово: исполняйте вашу меру, доколе не придет на вас праведная кровь от Авеля до Захарии.

Предвозвестивших. Отсюда мы выводим, что все пророки стремились направить свой народ ко Христу, как и Сам Христос является концом закона. Все пророчества, коими предсказывалось пришествие Христа, собирать чрезвычайно долго. Достаточно в целом знать: всем пророкам было свойственно обещать спасение по Христовой благодати. Имя «Праведный» приписывается здесь Христу не только для указания на Его невинность, но для обозначения результата Его деятельности. Ведь именно Ему принадлежит служение восстановить в мире праведность. В этом месте Стефан обличает иудеев в том, что они более, чем недостойны, своего искупления. Ведь некогда их отцы не только отвергли засвидетельствованное им пророками, но и жестоко умертвили вестников благодати. Сыновья же, в свою очередь, попытались убить предложенного им Начальника спасения и праведности. Этим сравнением Христос показывает, что преступный заговор Его врагов – вершина всякого нечестия.

стих 53

Которые приняли закон. Ярость, которую они испытывали к Стефану, иудеи называли ревностью по закону. Словно Стефан, сам будучи отступником от закона, подталкивал к отпадению и других. Намереваясь разрушить эту клевету, он не приводит длинной защитительной речи. Ибо его не хотели слушать, напрасным было что-то говорить глухим. Итак, Стефан вынужден разоблачить их лживый предлог одним словом. Ясно, – говорит он, – что вы лжете, выказывая усердие к закону, который не перестаете нарушать. Предыдущими словами он вменяет им предательство Праведника, а нынешними порицает за отступничество от закона. Кто-нибудь скажет: дело Стефана не улучшается от того, что иудеи грешат против закона. Однако, как мы говорили, Стефан порицает их не с целью строить на этом свою защиту, но для того, чтобы они не льстили себе в ложном самоуповании. Так и следует поступать с лицемерами, которые, спокойно презирая Бога, хотят казаться яростными защитниками Его славы. Весьма разительный контраст: делая вид, что исполняют вверенный им закон, иудеи в то же время надменно его презирают.

При служении Ангелов. Дословно будет: при служениях, но смысл не изменяется. Речение сие истолковано не кем иным, как Павлом, который учит нас (Galatians 3:19), что закон преподан, или вверен, через ангелов. Он пользуется здесь причастием, от которого производится данное имя. Павел имеет в виду, что ангелы – вестники и свидетели Божии в деле возвещения закона, дабы подтверждать и устанавливать его авторитет. Итак, поскольку Бог, дав иудеям закон, призвал ангелов как бы к торжественному поручительству, те же самые ангелы станут свидетелями их вероломства. Именно поэтому Стефан упоминает ангелов. Чтобы перед ними обвинить иудеев в нарушении закона. Отсюда можно сделать вывод о том, какое будущее ожидает презрителей Евангелия. Ведь оно настолько возвышается над законом, что неким образом затмевает его славу. О чем говорит Павел во 2 Corinthians 3:0.

стих 54

Слушая сие. Начало мероприятия еще как-то походило на суд. Но, вот, судьи уже не могут сдерживать свою ярость. Вначале речь Стефана прерывалась шумом и ропотом. Теперь же они поднимают крик, дабы не слышать ничего из произносимого. В итоге, они волокут на смерть сего святого мужа. Лука хорошо изображает, какова сила сатаны в наущении противников Слова. Говоря, что слушатели разрывались изнутри, он хочет сказать: они не просто воспламенялись, но прямо-таки обуревались яростью. И эта ярость выразилась в зубовном скрежете, как огонь проявляется в языках пламени. Такое воздействие слышание Слова Божия необходимо оказывает на всех отверженных, коими управляет сатана. Но положение Евангелия таково, что лицемерие, могущее вначале показаться скромностью, затем приводит к безумию, подобно тому, как порою внезапно пробуждается дремлющий пьяница. Посему Симеон именно Христу приписывает способность открывать помышления многих сердец (Luke 2:35). В этом не следует винить спасительное учение, цель которого скорее в том, чтобы приводить покоренные людские души в повиновение Богу. Но там, где душами владеет сатана, если проповедуется Слово, непременно обнаружится нечестие. Значит, это зло привходяще для Евангелия. Данный пример учит нас: не надо надеяться на то, что Слово Божие вразумит всех. Это учение особенно необходимо для нашей стойкости. Несущие учительское служение не могут добросовестно его исполнять, не вступая в схватку с презрителями Бога. Поскольку же никогда не переведутся преступные люди, поносящие величие Божие, порой необходимо прибегать к тем же обличениям, которые произнес Стефан. Ибо не подобает соглашаться там, где у Бога похищают славу. И что же из этого выйдет? Нечестие возгорится еще больше. Будет казаться, что мы подливаем масло в огонь. Однако что бы ни произошло, не следует щадить нечестивых. Их надо усиленно подавлять, даже если они исторгают из себя адское пламя. Те же, кто хочет ублажать слух нечестивых, не столько надеются на успех, сколько сломлены видом опасности. Но мы, хотя исход и не всегда отвечает нашим ожиданиям, должны знать: смелость в утверждении благочестивого учения – приятное жертвоприношение Богу.

стих 55

Исполнен Духа Святого. Едва ли можно выразить словами, сколь сильно стеснен раб Христов, когда видит себя отовсюду окруженным злобными врагами. Когда видит, что его защита подавляется отчасти клеветою и злобой, а отчасти силой и криками. Отовсюду смотрят жестокие лица. Его волокут на дикую ужасную смерть, и нет надежды на облегчение и спасение. Значит, лишенный людской помощи, он обращается к Богу. Здесь прежде всего следует отметить, что Стефан посреди полного отчаяния, когда перед взором предстояла одна смерть, отвращается от мира и людей и обращается к Богу, Судие над жизнью и смертью. И надо добавить: ожидания его не были напрасными, поскольку ему тут же является Христос. Хотя Лука хочет сказать следующее: Стефан уже был оснащен непобедимой силой Духа, и ничто не мешало его взору проникать сквозь небеса. Итак, Стефан воззрел на небо, дабы, радуясь лицезрению Христа, собраться с силами и, умирая, восторжествовать над побежденной смертью. Мы же чрезмерно прикованы к земле, поэтому ничего удивительного в том, если Христос Себя нам не являет. Отсюда выходит так, что не только во время смерти, но и от легкого слуха о грядущей опасности, от шелеста падающего листа мы тут же приходим в отчаяние. И заслуженно. Ибо где еще наша отвага, как не во Христе? Но мы забываем воззреть на небо, словно ожидаем защиту лишь от мира сего. Далее, этот порок можно исправить лишь в том случае, если Дух Божий вознесет ввысь по природе склонные к земле души. И Лука указывает на эту причину, объясняя, почему Стефан воззрел на небеса. Потому что был исполнен Духа. Под Его водительством и руководством и нам надлежит возносить взор на небеса всякий раз, как мы терпим нападки от злых. Действительно, покуда Он нас не просветит, наше зрение не будет столь острым, чтобы взирать на небо. Больше того, наши очи настолько слепы, что не могут даже определить, где находится небо.

Увидел славу Божию. Лука хочет сказать: как только Стефан воззрел на небеса, ему тут же явился Христос. Но прежде он учит, что Стефану были дано неземное зрение, дабы он с его помощью вознесся до самой божественной славы. Отсюда можно вывести общее утешение: Бог будет с нами всегда, когда мы, оставив мир, обратим к Нему все наши чувства. Не потому, что придет к нам во внешнем видении, как явился Стефану, но потому, что проявится изнутри так, что мы почувствуем Его присутствие. И этого способа видения будет нам достаточно. Ведь силой и благодатью Бог не только демонстрирует Свою близость, но и доказывает Свое в нас обитание.

стих 56

Вот, я вижу небеса. Бог хочет не только приватно укрепить Своего раба, но помучить Своих врагов. Подобно этому и Стефан пламенно на них нападает, открыто проповедуя явленное ему чудо. Но спрашивается: каким образом были отверсты небеса? Что касается меня, то думаю, что в природе небес ничто не изменилось. Но Стефану было дано новое зрение, проникающее через все препятствия к невидимой славе Небесного Царства. Ведь, даже если допустить, что небеса как-то разодрались, человеческий взор все равно никогда не проник бы на такую высоту. Затем, одному Стефану была видна божественная слава. От нечестивых же, стоявших рядом, было сокрыто не только это зрелище. Слепотствуя внутри себя, они не различали даже ясный свет истины. Итак, Стефан говорит об отверстых небесах в том смысле, что ему ничто не мешало лицезреть божественную славу. Отсюда следует: чудо произошло не столько с небесами, сколько с его взором. Посему не следует много рассуждать о физическом зрении. Несомненно, что Христос явился ему не природным, но особым и сверхъестественным образом. На что похожа была бы слава Божия, если бы по природе лицезрелась плотскими очами? Значит в этом видении надо думать только о божественном. Кроме того, следует отметить: слава Божия явилась Стефану не в полной мере, но насколько вмещало человеческое восприятие. Ибо творение не способно постигнуть ее безмерность.

Сына Человеческого, стоящего. Он видит Христа, царствующего в той плоти, в которой ранее был уничижен. Ибо победа Его состояла именно в этом. Итак, Христос явился Стефану вовсе не напрасно. По этой причине Стефан зовет Его Сыном Человеческим. Он как бы говорит: сего Человека, Которого вы считаете погибшим, я вижу обладающим небесной властью. Итак, злобствуйте, сколько угодно, я не усомнюсь даже пролить за Него Свою кровь. Ведь Он – будущий Защитник Своего дела и моего спасения. Но спрашивается: почему он видел Христа стоящим? Ибо в других местах говорится о Его сидении. Августин, будучи порою чрезмерно утонченным, говорит, что сидел Христос в качестве судьи, а встал в качестве Ходатая. Я же, хотя речения сии различны, думаю, что ими означается одно и то же. Ибо сидение и стояние не говорят о том, как располагается Христово тело, но свидетельствуют о Его силе и Царстве. Где мы поместим судилище, в котором Он сидит одесную Отца, если Бог так наполняет все, что никто не может указать места для Его десницы? Итак, когда говорится, что Христос сидит или стоит одесную Отца, в тексте присутствует метафора. Простой ее смысл в том, что Христу была передана вся власть, дабы Он царствовал от имени Отца и был вторым после Него в той самой плоти, в которой уничижался. Кроме того, хотя сила эта разлита по небу и земле, плохо думают воображающие, что Христос находится всюду по человеческой природе. Ибо то, что Он содержится в определенном месте, не мешает Ему осуществлять Свою силу во всем мире. Посему, если мы желаем ощутить Христово присутствие в действенности благодати, Его следует искать на небесах. Ведь именно оттуда Он и был явлен Стефану. Некоторые смехотворно выводят из этого места, будто Христос приблизился к Стефану, чтобы быть для него видимым. Мы же говорили, что очи Стефана так вознеслись верою и силою Духа, что им не мешало видеть никакое расстояние. Признаюсь, что в собственном, то есть, в философском смысле, над небесами нет никакого места. Но для меня достаточно следующего: превратно и безумно помещать Христа где-либо кроме неба, над всеми мирскими стихиями.

стих 57

Закричав громким голосом. Также это могло быть свидетельством их рвения. Ведь самомнение всегда подталкивает лицемеров кипятиться сверх меры. Так поступил и Каиафа, услышав слова Христа: после узрите Сына Человеческого. В знак негодования он разодрал на себе одежды, как если бы услышал нестерпимое богохульство. Или же весть о славе Христова была для них столь мучительной и тяжкой, что ввергала в полное безумие. Я больше склоняюсь к последнему мнению. Ибо Лука говорит, что их обуял внезапный порыв, а это обычно происходит с теми, кто не может себя сдерживать и сразу же устремляется в атаку.

стих 58

Стали побивать. Этот род смерти Бог установил как наказание для лжепророков. Так сказано во Второзаконии в тринадцатой главе. Но Бог там же определил, кого именно надо считать лжепророком. Того, кто стремится увести народ к чужим богам. Итак, побивание Стефана камнями было несправедливым и беззаконным. Он был осужден по ложному обвинению. Так и Христовым мученикам порой надлежит принимать одну кару с преступниками. Лишь содержание дела отличает одних от других. Но перед Богом и Его ангелами различие между ними столь велико, что поношение мучеников по достоинству превосходит всякую мирскую славу. Но здесь можно спросить: у иудеев была отнята власть, как же им было позволено побивать камнями Стефана? Ведь в случае со Христом они говорили: нам не положено никого убивать. Отвечаю: это было сделано путем насилия и восстания. Римский же начальник, возможно, потому не покарал это преступление, что решил терпеть многое в непокорном и бунтарском народе, дабы ненависть к имени Христову не перешла затем на него. Кроме того, мы видим, что римские начальники умышленно потворствовали распрям внутри народа, дабы, поссорив между собой иудеев, легче держать их в повиновении.

Свидетели же. Лука хочет сказать: в народном волнении сохранялось некое подобие суда. Не напрасной была заповедь, чтобы первыми бросали камни свидетели. Ведь там, где убийство совершается собственными руками, многих удержал бы страх перед Богом. В противном случае люди меньше страшились бы путем лжесвидетельства убивать невиновных. Между тем мы выводим: сколь слепым и ядовитым было нечестие этих свидетелей. Они, уже будучи убийцами на словах, не усомнились обагрить свои руки кровью невинного. Говоря же об одеждах, сложенных у ног Савла, Лука хочет сказать: со своей стороны Савл вполне был готов, ввергнувшись в отверженный разум, погибнуть вместе с другими. Кто бы не счел безнадежным того, кто с самой юности напитался подобным опытом? И возраст его указывается не ради смягчения вины, как думают некоторые опытные люди. Ведь Савл уже достиг того возраста, когда нельзя оправдываться незнанием. Немного спустя Лука сообщает: первосвященник послал его преследовать верующих. Итак, Савл вышел из детского возраста и мог уже причисляться к мужам. Почему же упоминается о его юности? Чтобы каждый подумал, сколько зла причинил бы он Церкви, если бы его своевременно не сдержал Христос. Достойный же пример силы и благодати Божией виден в том, что она в миг укротила безумного зверя в самом припадке его ярости. В том, что столь высоко вознесла несчастного человекоубийцу, которого преступление его, казалось, ввергло в саму преисподнюю.

стих 59

Молился. Поскольку Стефан уже достаточно говорил людям, теперь он заслуженно обращается к Богу, вооружаясь молитвой для перенесения всех бед. Ведь, поскольку в нашей брани надо каждый миг прибегать к божественной помощи, в крайне суровой, самой жестокой битве, призывание Бога совершенно необходимо. Сколь же сильно взъярились собравшиеся, видно из слов Луки. Увидев раба Христова смиренно молящимся, они ничуть не уняли свою жестокость. Далее, приводится молитва Стефана, состоящая из двух частей. В первой части, где он вверяет свой дух Христу, показано постоянство его веры. Во второй же, где он молится за врагов, засвидетельствована любовь к людям. Поскольку же из этих двух частей состоит все благочестие, мы видим в смерти Стефана редкий пример благочестивой и святой кончины. Вероятно, Стефан сказал и много других слов, но смысл сводился к этим двум фразам.

Господи, Иисусе. Я уже сказал, что эта молитва свидетельствовала об уповании. Действительно, какое величие души: видя летящие в тебя камни, от которых скоро умрешь, слыша отовсюду проклятия и поношения на свою голову, спокойно уповать на благодать Христову. Так Господь иногда как бы сводит Своих рабов в ничто, чтобы спасение их явилось еще чудеснее. Мы же познаем это спасение не плотским чувством, а через веру. Мы видим: Стефан никак не потакает плотскому желанию, скорее, уповая на спасение в самый момент гибели, он спокойно и мужественно желает смерти. Он без сомнения твердо верил в следующее: наша жизнь сокрыта со Христом в Боге. Итак, не беспокоясь о теле, Стефан довольствуется тем, что предает свою душу в руки Христа. Ибо он не мог бы молиться от души, если бы не забыл о настоящей жизни и не отверг все ее заботы. Покуда мы живем в мире, нас осаждает тысяча видов смерти. Поэтому нам надлежит вместе с Давидом ежедневно предавать свой дух в руки Господа, дабы Он спас нашу жизнь от всех опасностей. Но там, где нас определенно призывают к смерти, надо прибегнуть к сей молитве, упрашивая Христа принять наш дух. Ведь Сам Он для того предал Свой дух в Отчии руки, чтобы служить вечным стражем духу нашему. Бесценное утешение – знать, что наши души по выходе из тел странствуют не случайным образом, но принимаются Христом под надежную защиту. Больше того, всякий с искренней верою предавший Христу свою душу с необходимостью должен полностью положиться на Его решение. Кроме того, место сие ясно свидетельствует: человеческая душа – не исчезающее дуновение, как думают некоторые безумцы, но обладающий сущностью дух, остающийся после смерти. Отсюда мы также узнаем, что призываем Христа законно и правильно. Ведь Христу для того дана Отцом всякая власть, чтобы все могли Ему довериться.

стих 60

Преклонив колени. Вторая часть молитвы, в которой Стефан соединяет любовь к людям с верою во Христа. Действительно, если мы желаем спасительно соединиться со Христом, нам надлежит иметь такие же чувства. Стефан, молясь за врагов, притом за смертельных, в тот самый момент, когда их ярость могла бы вызвать в нем жажду мщения, ясно показывает, как именно относился к другим людям. И то, что Лука рассказывает о Стефане, как известно, всем нам заповедует Христос. Но едва ли имеется что-либо более трудное, чем прощать причиненные нам несправедливости и молиться о благе тех, кто желает нашей погибели. Посему пусть у нас перед глазами всегда будет пример Стефана. Он говорит громким голосом, но только то, искренность чего может засвидетельствовать Сам Бог. Голос же возвышает для того, чтобы приложить все усилия к смягчению ярости врагов. И хотя успех проявился не сразу, несомненно, что молитва его не была напрасной. Павел – красноречивое свидетельство того, что не всем был вменен сей грех. Я не сказал бы вместе с Августином, что, если бы Стефан не молился, Церковь не получила бы Павла. Это звучит неоправданно жестко. Я лишь утверждаю: из того, что Бог простил Павла, явствует, что молитва Стефана не была тщетной. Здесь возникает вопрос: как Стефан молится за тех, о ком прежде говорил как о противниках Духа Святого? Кажется, что это – грех против Духа Святого, которому навечно отказано в прощении. Ответ прост: обо всех говорится то, что относится ко многим. Значит, Стефан не имел в виду, что весь народ непокорен без исключения. Кроме того, выше я объяснил, какой именно вид противления порицал Стефан. Ибо не следует, что грешит против Духа всякий, временно Ему противящийся. Прося же Бога не вменять им греха, Стефан имеет в виду отпущение вины.

И, сказав сие, почил. Это добавлено, дабы мы знали: слова сии произносились при последнем издыхании. Это – свидетельство удивительного постоянства. Термин же «почил» означает легкий род смерти. Поскольку Стефан начал молится, уже готовый умереть, им двигала не надежда на снисхождение. Он стремился не столько к смягчению своих врагов, сколько к их вразумлению. Термин «почил», означающий в Писании смерть, здесь надо относить к телу, дабы кто не вообразил вместе с неучами, что спит также и душа.