Bible Commentaries
1 Иоанна 5

стих 1

Всякий верующий. Еще один довод, с помощью которого апостол доказывает связь между верой и братской любовью. Поскольку Бог возрождает нас верою, мы с необходимостью любим Его как Отца. Но любовь эта охватывает также всех его детей. Итак, веру нельзя отделять от любви.

Первое положение таково: все, верующие, что Иисус есть Христос, рождены от Бога. Отсюда еще раз видно, что объект нашей веры заключен в одном лишь Христе. Ведь она находит в Нем праведность, жизнь, все желанные для нас блага, и даже Самого Бога. Посему мы истинно веруем тогда, когда устремляем ко Христу весь наш разум. Впрочем, верить, что Иисус есть Христос, означает ожидать от Него все, что обещано относительно Мессии. Ибо здесь Христу приписывается не голый титул, но служение, порученное Ему от Отца. Подобно тому, как в законе через Мессию обещано полное восстановление всего, праведность и счастье, так и сегодня все вышеперечисленное яснее излагается в Евангелии. Значит, Иисус может считаться Христом лишь тогда, когда у Него просят спасения, ибо Он послан и ежедневно предлагается нам Отцом именно для этой цели.

Отсюда апостол справедливо объявляет рожденными от Бога всех, кто истинно верует. Поскольку же вера превышает способности человеческой природы, ко Христу нас может привлечь только Небесный Отец. Ведь никто никогда не придет к Нему собственными усилиями. Тому же самому апостол Иоанн учит в своем Евангелии 1,13: не от крови, ни от хотения плоти, но от Бога родились. И Павел (1 Corinthians 2:12) говорит, что мы наделены не духом мира сего, но Духом от Бога, чтобы знать дарованное нам Богом. Ведь ни глаз не видел, ни ухо не слышало, не чувство не восприняло той награды, которая приготовлена любящим Бога. И один лишь Дух постигает эту тайну. Кроме того, поскольку Христос дан нам ради освящения и приносит с Собою Дух возрождения, наконец, поскольку Он прививает нас к Своему телу, мы видим еще один довод, почему веру может иметь только рожденный от Бога.

Любит и Рожденного от Него. Августин и некоторые другие древние отцы относили сказанное ко Христу. Но они ошибались. Ведь апостол в единственном числе разумеет здесь всех верующих. И контекст ясно показывает: намерение его состояло лишь в том, чтобы из веры, как из источника, вывести необходимость взаимной братской любви. Довод здесь основан на общем природном порядке, но то, что относится к людям, апостол переносит на Бога. Следует отметить, что апостол ведет речь не об одних верующих, как бы упуская из вида чужих. Будто бы любить надо только первых, а о вторых никак не заботиться. Но, приказывая нам начинать с благочестивых, он воспитывает нас, как новичков, желая научить любить всех без исключения.

стих 2

Узнаем из того. Здесь апостол показывает, что такое истинная любовь. Это – любовь, относящаяся к Богу. До этого он учил, что любовь к Богу присутствует лишь там, где любят также и ближних, ибо второе – неизменное следствие первого. Теперь же он учит, что людей правильно любят лишь тогда, когда первое место отводят Богу. Такое определение любви весьма необходимо. Ибо часто бывает, что людей мы любим безотносительно к Богу. Так мирская и плотская дружба существует лишь для личной выгоды и прочих никчемных целей. Значит, как прежде апостол настаивал на следствии любви к Богу, так и теперь он настаивает на причине любви к ближнему. Он хочет, дабы мы лелеяли взаимную любовь друг к другу, но так, чтобы первое место отводили Богу.

С любовью к Богу апостол связывает соблюдение заповедей, и вполне заслуженно. Поскольку Бога мы любим как Господа и Отца, с этой любовью с необходимостью должно соединяться почтение. Кроме того, Бога нельзя отделять от Самого Себя. Поскольку же Он – источник всякой праведности и святости, любящий его обязательно должен обуздать свои чувства ради послушания праведности. Итак, любовь к Богу вовсе не является праздной. Но из этого места мы также узнаем способ истинного соблюдения закона. Ведь, если мы слушаемся Бога только понуждаемые страхом, мы далеки от истинного послушания. Значит, первое дело – посвятить сердца Богу в добровольном послушании, а потом – сообразовать свою жизнь с правилом закона. Это и хотел сказать Моисей, когда, подводя итог закону, произнес: Израиль, что же просит от тебя Господь Бог твой, кроме того, чтобы ты любил Его и слушался Его?

стих 3

И заповеди Его нетяжки. Это добавлено для того, чтоб трудность исполнения заповедей не охладила, как обычно бывает, наше усердие. Ведь те, кто окрылено и пылко начинает святую и благочестивую жизнь, затем, узнав о собственной немощи, становятся лентяями. Посему Иоанн для пробуждения в нас старания говорит, что заповеди Божии вовсе не тяжелы. Однако здесь можно возразить и сказать, что мы по опыту знаем совсем другое. И Писание также свидетельствует, что закон – воистину невыносимое бремя (Acts 15:10).

Причина этого ясна: поскольку прелюдией к исполнению закона является отречение от самого себя, скажем ли мы, что человеку легко от себя отречься? Больше того, поскольку закон духовен (как учит Павел, Romans 7:14), мы же не что иное, как плоть, между нами и законом Божиим с необходимостью возникает вражда. Отвечаю: данная трудность происходит не от природы закона, но от порочности нашей плоти. Об этом также ясно говорит Павел, ибо, сказав, что закон не мог принести нам праведность, он тут же вину за это возлагает на плоть.

И Павлово решение вопроса прекрасно согласуется с мнением Давида, на первый взгляд полностью противоположным. Павел называет закон служителем смерти (2 Corinthians 3:7), говорит, что он производит только гнев Божий, дан ради умножения греха и живет, чтобы убивать нас. Давид же, напротив, проповедует закон сладким паче меда и более желанным, чем золото (Psalms 18:11). Среди прочих похвал закону Давид говорит следующее: закон веселит сердца, обращает к Господу и животворит. Но Павел сравнивает закон с порочной человеческой природой. От нее и происходит отчаянная вражда с законом. Давид же учит тому, что чувствуют люди, которых Бог возродил Своим Духом. От Него происходят эта сладость и наслаждение, которые никак не может вкусить плоть. Иоанн не упускает из вида это различение, и чтобы никто не понял фразу заповеди Его нетяжки в общем смысле, ограничивает сказанное детьми Божиими. Этим он хочет сказать следующее: то, что повиновение Богу не тяжко и не изнурительно для нас, происходит силою Святого Духа.

Но вопрос еще не кажется решенным полностью. Ведь верующие, как бы ни управлялись Духом Божиим, ведут жестокие сражения с собственной плотью. И, как бы они ни старались, едва ли даже наполовину исполняют свой долг. Больше того, как бы поставленные между святилищем и камнем, они почти изнемогают под бременем закона. Мы видим, как Павел воздыхает о своем плене и несчастье, поскольку не может свободно служить Богу. На это я отвечаю следующее: закон зовется легким постольку, поскольку, наделенные небесной силой, мы побеждаем похоти плоти. Ведь как бы плоть ни упиралась, все же верующие чувствуют: ничто не услаждает их так, как повиновение Богу.
Кроме того, следует отметить, что Иоанн говорит не просто о законе, содержащем одни лишь заповеди, но о законе, соединенном с отеческим снисхождением Бога, смягчающим его суровость. Значит, знание о том, что Господь милостиво прощает нас, если наши дела не удовлетворяют закону, делает нас более пылкими в его соблюдении. Подобно тому, как сказано в Псалме 129:4: но у Тебя прощение, да благоговеют пред Тобою. Итак, легкость в соблюдении закона происходит оттого что верующие, поддержанные милостью, хоть и тяготятся, но не падают духом. Между тем апостол учит, что нам для служения Богу надо постоянно сражаться, ибо нам противостоит весь мир, не позволяя идти туда, куда зовет Бог. Значит, закон Божий будет соблюдать лишь тот, кто отважно сопротивляется миру.

стих 4

И сия есть победа. Ранее апостол говорил, что все, рожденные от Бога, победили мир, теперь же он объясняет, каким образом достигается эта победа. Ведь можно было спросить: откуда именно эта победа происходит? Поэтому апостол ясно называет веру победой над всем миром.

Замечательное место. Хотя сатана продолжает нападать на нас жестоко и свирепо, Дух Божий, возвещая нам, что мы находимся в безопасности, воодушевляет нас отважно сражаться, оставив всякий страх. И прошедшее время здесь более выразительно, чем было бы настоящее или будущее. Апостол говорит, что мы уже победили, дабы мы были уверены в этом настолько, как если бы враг уже лежал поверженным. Тем не менее, наша брань должна продолжаться всю жизнь, ежедневно происходят какие-то стычки, больше того, в каждое мгновение враг атакует нас с разных сторон, всякий раз новым и неожиданным образом. Но, поскольку Бог вооружает нас не на один лишь день, и вера наша длится не одни лишь сутки, представляя собой постоянную работу Святого Духа, мы до такой степени являемся победителями, как если бы битва уже закончилась. И упование это не ввергает нас в оцепенение, напротив, мы всегда наготове и рвемся в бой. Ибо Господь велит Своим людям быть уверенными, но при этом не хочет их самоуспокоенности. Скорее, Он возвещает им победу для того, чтобы они сражались еще воодушевленнее и отважнее.
Слово «мир» здесь понимается в широком смысле. Оно включает в себя все, противоположное Духу Божию. Так частью этого мира является порочность нашей природы. А также все похоти, все хитрости сатаны, все, что уводит нас от Бога. При столь великом собрании врагов, нам постоянно угрожает огромное полчище. И мы, еще не встав в строй, оказались бы побежденными тысячу раз, и ежедневно тысячу раз терпели бы поражение, если бы Бог не обещал нам несомненную победу. Но Бог ободряет нас к сражению тем, что еще прежде обещает эту победу. Впрочем, как обетование это постоянно укрепляет нас непобедимой божественной силой, так же оно сводит на нет силу врага. Ибо апостол не только учит, что Бог подкрепляет нас, дабы, укрепившись Его помощью, мы были способны противостоять, но и приписывает нашу победу одной лишь вере. Вера же получает извне то, с помощью чего побеждает врага. Посему тот, кто воспевает хвалу собственным силам, отнимает у Бога Ему принадлежащее.

стих 5

Кто побеждает мир. Обоснование предыдущего утверждения. Ибо крепость мы заимствуем у Христа, как о том говорит Павел (Philippians 4:13): все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе. Значит, сатану и мир победит лишь тот, лишь тот не покорится своей плоти, кто, отчаявшись в себе, станет уповать только на силу Христову. Ибо слово «вера» подразумевает живое принятие Христа, сообщающее нам Его силу и плоды Его служения.

стих 6

Сей есть. Дабы вера наша спокойно уповала на Христа, апостол говорит, что в Нем находится истинная суть образов закона. Я не сомневаюсь, что, говоря о воде и крови, он намекает на древние законнические обряды. Сюда же относится и приводимое им сравнение: дабы мы не только знали, что закон Моисея упразднен пришествием Христовым, но и искали во Христе исполнение всего, что некогда изображали обряды. Хотя имелись многие разновидности обрядов, все совершенство святости и праведности апостол заключает в двух вещах: воде и крови. Ибо водою смывалась всякая грязь, дабы люди приступали к Богу только чистыми и незапятнанными; в крови же было умилостивление и залог полного примирения с Богом. Однако закон лишь внешними символами оттенял то, что на деле и гарантированно принес нам Мессия. Итак, Иоанн вполне уместно доказывает, что Иисус есть обещанный некогда Христос Господень, поскольку Он принес с Собой нечто, освящающее нас всецело.

Касательно крови, коей Христос умилостивил Бога, по этому поводу нет никакой неясности. Но можно спросить, как же Христос пришел через воду? Ведь нет никаких оснований относить сказанное к крещению. Я твердо убежден, что Иоанн излагает здесь плод и результат того, о чем рассказывает в Своем Евангелии. Ведь слова о том, что из бока Христова проистекли вода и кровь, без сомнения говорят о чуде. Знаю, что с умершими что-то подобное происходит и – естественным образом. Однако то, что бок Христов стал источником крови и воды, несомненно произошло по божественному замыслу, дабы верующие знали: истинная чистота (символами которой были древние омовения) заключается во Христе, и все, некогда обетованное через окропления кровью, уже совершилось. Посему такое сжатое разделение на воду и кровь представляется весьма удачным. Ибо апостол подытоживает то, на что главным образом были направлены древние обряды, а именно: чтобы люди, очистившись от скверны и освободившись от всех грехов, видели умилостивленного к ним Бога и посвящали Ему себя. Истина же изображаемого исполнилась во Христе, поскольку закон содержал лишь одни видимые знаки. Об этом более подробно сказано в толковании Joshua 9:0-ю и 10-ю главу Послания к Евреям.

И Дух свидетельствует. Здесь апостол говорит о том, каким образом верующие ощущают Христову силу. Их уверяет в ней Дух Божий. И дабы вера их не колебалась, апостол добавляет, что полное надежное подтверждение состоит именно в свидетельстве Духа. Ибо Дух зовется истиной, поскольку авторитет Его незыблем и должен быть для нас вполне достаточен.

стих 7

Ибо три свидетельствуют на небе. Этот отрывок кое-где полностью пропускается. Иероним считает, что так произошло скорее по злому намерению, нежели по ошибке. И, причем, только у одних латинян. Но, поскольку даже греческие кодексы не согласны между собой, я едва ли рискну утверждать что-то определенное. Однако, понимая, что добавление данного предложения прекрасно соответствует контексту, и, зная, что оно содержится в лучших и надежнейших кодексах, я охотно его принимаю. Смысл будет таков: Бог, дабы еще сильнее утвердить нашу веру во Христе Иисусе, говорит, что на Христа надо полагаться трояко. Подобно тому, как наша вера признает Три Лица в одной Божественной Сущности, ее столькими же способами призывают ко Христу, дабы она надежно в Нем утвердилась.

Говоря, что «три суть едино», апостол имеет в виду не сущность, а скорее согласие. Он как бы говорит: Отец, его вечное Слово и Дух равным образом в некой чудной симфонии подтверждают служение Христа. Посему в некоторых кодексах читается είς έν. Но даже если прочесть έν εiσιν, как говорится в других рукописях, нет сомнения, что Отец, Слово и Дух в том же смысле зовутся одним, в каком позже будут названы одним кровь, вода и Дух.

Поскольку же Дух, будучи одним свидетелем, упоминается здесь дважды, повторение это кажется довольно глупым. Отвечаю: так как Дух свидетельствует о Христе разными способами, Ему вполне уместно приписывается двоякое свидетельство. Ведь Отец с вечной Премудростью и Духом возвещают с небес, что Иисус есть Христос, как бы используя Свою власть. Значит, здесь мы должны видеть только величие Христова божества. Поскольку же Дух, обитающий в наших сердцах, есть залог и печать, скрепляющая это постановление, Он снова обращается к нам на земле посредством Своей благодати. Впрочем, коль скоро, возможно, не все принимают это чтение, я истолкую следующую фразу так, как если бы апостол упомянул только трех свидетелей на земле.

стих 8

И три свидетельствуют. Теперь апостол приспосабливает сказанное о воде и крови к своей основной цели. Он хочет сказать, что нет никакого извинения тем, кто отвергает Иисуса Христа. Ведь Он вполне надежными и ясными свидетельствами доказал, что и является Тем Самым некогда обетованным Мессией. Ибо кровь и вода, будучи залогом и следствием принесенного Им спасения, воистину говорят о Его божественном посольстве. Затем, в качестве третьего свидетеля добавляется Святой Дух, Который, однако, играет здесь главную роль, поскольку в противном случае вода и кровь проливались бы без всякого успеха. Ибо именно Дух запечатлевает в наших сердцах свидетельство крови и воды, именно Дух силою Своею делает так, что и нас достигают плоды Христовой смерти. Больше того, Он делает так, чтобы кровь, пролитая для нашего искупления, проникла в самые наши души, или (говоря кратко) делает так, что Христос со всеми Своими благами становится нашим. Так и Павел в Послании к Romans 1:4, сказав, что Христос силою воскресения Своего явил Себя Сыном Божиим, тут же добавляет: через освящение Духа. Поскольку, какие бы знаки божественной славы ни сияли в Иисусе Христе, они, все же, ускользнут от нашего взора и останутся неясными, если Дух не отверзнет очи нашей вере.

Теперь понятно, почему Иоанн зовет Духа свидетелем вместе с водою и кровью. Ведь присущее Духу служение состоит именно в том, чтобы кровью Христовой очищать нашу совесть, и делать так, чтобы в нас оказалось действенным принесенное Им очищение. Об этом кое-что говорилось в комментариях на начало предыдущего послания, где Петр употребляет почти то же самое выражение: Святой Дух очищает наши души окроплением Христовой кровью. Впрочем, из этих слов можно заключить, что вера принимает Христа не голым и с пустыми руками, но животворящим, вместе с Его силой. Ибо какая польза была бы от послания Христа на землю, если бы Он не умилостивил Бога жертвою Своей смерти? Если бы Отец не поручил Ему служения очищения?
Но здесь можно возразить: приведенное апостолом различение излишне, поскольку Христос, изглаживая грехи, тем самым нас и очистил. Значит, апостол говорит здесь дважды об одном и том же. Признаю, что в умилостивление одновременно включается и очищение. Посему я не различаю между водою и кровью так, словно это две разные вещи. Однако, если каждый из нас подумает о своей немощи, то легко поймет, что кровь не напрасно отделяется здесь от воды. Кроме того (как было сказано), апостол намекает на обряды закона. Но Бог по причине человеческой немощи установил не только жертвы, но и омовения. Апостол же хочет сказать, что истина того и другого исполнилась во Иисусе Христе. Посему немного ранее он говорил, что Христос пришел не только через воду. То есть, во Христе обретается не только какая-то часть нашего спасения, но вся его целокупность. Так что не стоит искать его где-либо еще.

стих 9

Если мы принимаем свидетельство. От меньшего к большему апостол доказывает неблагодарность людей, если они отвергают Христа, служение Которого удостоверено Богом. Ведь, если в человеческих делах мы доверяем словам людей, способных ошибаться и лгать, сколь глупым будет, если Бог, будучи верховным Судьей на Своем судилище, заслужит от нас меньшей веры. Итак, принять Христа нам мешает только наша испорченность, в то время как Он законным образом удостоверяет Собственную силу.

Далее, свидетельством Божиим апостол зовет не только свидетельство, запечатлеваемое Духом в наших сердцах, но и то, которое мы получаем от воды и крови. Ибо сила очищать и умилостивлять была не земная, но небесная. Посему кровь Христову следует оценивать не по людскому обычаю. Скорее надо смотреть на замысел Божий, поставивший Христа для уничтожения грехов, на проистекающую отсюда божественную силу.

Вот свидетельство. Союз ότι указывает здесь не на причину, а на истолкование. Ибо апостол, сказав, что Бог заслуживает веры много больше людей, добавляет теперь, что люди могут доверять Богу лишь тогда, когда веруют во Христа. Потому что Бог предлагает нам Его одного и в Нем одном желает нас утвердить. Отсюда апостол выводит: мы можем веровать во Христа спокойно и уверенно, поскольку Бог Своим авторитетом подкрепляет нашу веру. Он не говорит, что Бог обращается внешним образом, но каждый благочестивый чувствует внутри себя, что Бог – автор его веры. Отсюда явствует, сколь сильно отличается от веры нетвердое мнение, зависящее от чего-то еще.

стих 10

Не верующий. Подобно тому, как верующие имеют преимущество знать, что они находятся вне опасности заблуждения, будучи утвержденными в Боге, так и нечестивых апостол винит в крайнем богохульстве, поскольку они обвиняют Бога во лжи. Действительно, для Бога нет ничего драгоценнее Его истины. Посему наибольшее для Него оскорбление – лишить Его данного атрибута. Значит, дабы подвигнуть нас к вере, апостол использует довод от противного. Ведь, если обвинять Бога во лжи – ужасное, достойное проклятие нечестие, поскольку в этом случае Бог лишается того, что в наибольшей степени Ему присуще, кто же отважится отказать в вере Евангелию, в котором Бог желает явить Себя истинным и правдивым? И это следует отметить особо.

Некоторые удивляются тому, почему Бог столь усердно восхваляет веру, почему неверие осуждается Им столь сурово? Но здесь речь идет о высшей божественной славе. Поскольку главный образчик Своей истины Бог захотел явить в Евангелии, Ему ничего не оставляют те, кто отвергает предложенного там Христа. Посему, даже если допустить, что кто-то во всем остальном ведет просто ангельскую жизнь, святость его воистину дьявольская, покуда он отвергает Иисуса Христа. Так и сегодня мы видим в папстве некоторых, угождающих себе незнамо какой личиной святости, и в то время ожесточеннейшим образом противящихся Евангелию. Итак, будем придерживаться этого начала благочестия: послушно принимать учение, столь святым образом удостоверенное Богом.

стих 11

Даровал нам жизнь вечную. Теперь апостол приглашает нас уверовать, предложив нам предварительно плоды этой веры. Богу положено выказывать такое почтение, что все утвержденное Им для нас должно быть вне всяких споров. Но там, где Он незаслуженно предлагает нам жизнь, неблагодарность будет еще нетерпимей, если мы с верою не примем столь достойное любви и приятное учение. Действительно, апостол хочет сказать следующее: надо не только почтительно слушаться Евангелия, дабы не оскорбить непослушанием Бога, но и горячо любить его, ибо оно предлагает нам вечную жизнь. Отсюда мы выводим, что именно надо искать в Евангелии в наибольшей степени. В нем надо искать незаслуженный дар спасения. Ибо то, что Бог призывает нас в Евангелии к покаянию и страху перед Собой, не следует отделять от благодати Христовой.

И чтобы полностью утвердить нас во Христе, апостол снова повторяет, что в Нем заключается жизнь. Он как бы говорит: Бог Отец установил для нас именно это средство достижения жизни. Апостол коротко высказывает здесь три вещи: все мы приговорены к смерти, доколе Бог не вернет нас к жизни по Своей незаслуженной благости. Ибо он открыто возвещает, что жизнь даруется нам от Бога. Отсюда следует, что сами мы лишены ее и не можем обрести ее своими заслугами. Затем он учит, что эта жизнь даруется нам через Евангелие, поскольку в нем явлены божественная благость и отеческая любовь. Наконец, апостол говорит, что мы можем стать причастниками жизни только тогда, когда верою прививаемся ко Христу.

стих 12

Не имеющий. Подтверждение предыдущей фразы. Достаточно и того, что Бог поместил жизнь именно во Христе, дабы мы просили о ней только у Него. Однако, чтобы никто не уклонился в сторону, апостол лишает надежды на жизнь всех, не ищущих ее во Христе. Мы знаем, что значит иметь Христа. Ибо Им обладают через веру. Значит, апостол отчуждает от жизни всех, чуждых тела Христова.

Но кажется, что это мало согласуется с разумом. Ведь история говорит, что раньше жили превосходные мужи, наделенные героическими добродетелями. Однако же они были полностью чужды Христа. Кажется абсурдным, что их превосходство не заслуживает никакой чести. Отвечаю: мы сильно ошибаемся, если думаем, будто Бог одобряет все, что в наших глазах кажется выдающимся. Скорее, наоборот (как сказано у Luke 16:15): что высоко у людей, то мерзость пред Богом. Поскольку от нас сокрыта нечистота сердца, мы довольствуемся внешним видом. Но Бог видит скрытую внутри нас отвратительную грязь. Так что не удивительно, если для Него зловонны изысканные добродетели, проистекающие из нечистого сердца и не стремящиеся к правильной цели. Далее, откуда происходит чистота сердца, откуда усердие к благочестию, если не от Духа Христова? Итак, вне Христа нет ничего достойного похвалы.

Хотя имеется и другой довод, устраняющий всякое сомнение. Ведь людская праведность заключена в отпущении грехов. Убери это отпущение, и всех нас ждут лишь проклятие Божие и вечная смерть. И только Христос примиряет нас с Отцом, подобно тому, как Он однажды умилостивил Его Своей жертвой. Отсюда следует, что Бог не милостив ни к кому вне Христа. Нигде вне Него нет никакой праведности.
Если же кто в качестве возражения сошлется на Корнилия, которого Лука называет угодившим Богу еще прежде, чем его призвали к евангельской вере, коротко отвечу: порою Бог действует в нас так, что семя веры распускается не сразу и не в первый день. У Корнилия не было ясного и отчетливого знания о Христе, но, коль скоро его наделили неким ощущением милосердия Божия, он с необходимостью верил во что-то относящееся к Посреднику. Однако, поскольку образ действий Бога таинствен и чудесен, мы, опуская бесполезные умствования, будем придерживаться лишь указанного Им прямого пути спасения.

стих 13

Сие написал вам. Поскольку в вере надлежит ежедневно возрастать, апостол говорит, что для того написал им, уже верующим, чтобы они верили еще тверже и определеннее, наслаждаясь, таким образом, совершенным упованием на вечную жизнь. Значит, учение используется не только для того, чтобы обучить невежд начальному знанию о Христе, но и для того, чтобы еще больше утвердить уже просвещенных. Посему нам надлежит постоянно и с усердием обучаться, дабы вера наша возрастала в течение всей жизни. Ибо в нас еще присутствует множество остатков неверия, и вера наша немощна до того, что даже в то, во что мы веруем, веруем еще не твердо, если не получим дальнейшего укрепления в вере.

Далее, полезно отметить, каков истинный способ укрепления нашей веры. Она укрепляется тогда, когда объясняются сила и служение Христовы. Ибо апостол говорит, что написал именно это, то есть, что жизнь вечную надо искать только во Христе, дабы верили, то есть, возрастали в вере уже верующие люди. Посему обязанность благочестивого учителя – утверждать учеников в вере, по мере сил превозносить Христову благодать, дабы мы, довольствуясь ей, не искали чего-либо еще.
И эту благодать всеми способами затемняют и ослабляют паписты, уже одним этим доказывая, что меньше всего озабочены правым учением веры. Больше того, по этой причине школ их следует избегать больше, чем все Сциллы и Харибды, ибо едва ли кто-то может вступить в них без неизбежного кораблекрушения в вере.
Кроме того, апостол в этом месте учит, что собственным объектом веры является Христос, и с верою во имя Его связано упование на спасение. Ведь цель веры в том, чтобы стать чадами и наследниками Божиими.

стих 14

И вот какое дерзновение. Упоминаемую им веру апостол хвалит, ссылаясь на ее плод. Иными словами, он показывает, в чем главным образом заключается наше упование. В том, что благочестивые дерзают бестрепетно призывать Бога. Как и Павел говорит в Послании к Ефесянам 3:12, что доступ к Богу открывается нам через веру и упование. И в Послании к Romans 8:15 он говорит, что Дух отверзает нам уста, дабы мы возглашали без всякого сомнения: «Авва, Отче!». Действительно, если доступ к Богу нам закрыт, мы несчастнее всех на свете. И наоборот, если пристанище это открыто для нас, мы – блаженны даже среди самых тяжких бедствий. Больше того, скорби наши делает счастливыми одно убеждение в том, что Бог будет нашим Избавителем, и, опираясь на Его отеческую к нам любовь, мы прибегаем к божественной защите.

Итак, будем придерживаться этого апостольского положения: призывание Бога – высшая проверка нашей веры. Но если у нас нет твердого убеждения в законности наших молитв, мы призываем Бога неправильно и не с верою. Ведь тем, кто колеблется и сомневается, апостол решительно отказывает в уповании. Отсюда следует, что в папстве, где всякая уверенность устранена, учение веры похоронено и почти угашено. Паписты бормочут множество молитв и много болтают о призывании Бога, но молятся они с сомнением и колебаниями, и таким же образом велят молиться другим. Больше того, они осуждают упование, которое апостол считает необходимым.

По воле Его. Эта фраза попутно сообщает нам, как именно надо правильно молиться. Правильно молятся там, где люди все свои желания покоряют божественной воле. Ибо Господь, обещая, что исполнит все просимое, не позволяет тем самым безудержно просить все, что только приходит на ум, но одновременно дает нам закон правильной молитвы. Действительно, для нас нет ничего полезнее этой узды. Ведь, если каждому из нас позволено просить о чем угодно, и Бог потакает всем нашим желаниям, мы получаем наихудшую помощь, какую только можно себе представить. Ибо мы не знаем, что именно нам полезно. Больше того, мы буквально горим порочными и вредными желаниями. Бог же дает нам от этого двоякое средство: мы не должны молиться иначе, чем предписано Его волей (поскольку Бог учит нас в Своем Слове, что именно Он хочет, чтобы мы просили), и в качестве вождя и кормчего ставит над нами Святого Духа, сдерживающего наши чувства, не позволяя им преступать положенные пределы. Ведь мы не знаем, о чем и как просить (говорит Павел в Romans 8:26), но Дух, помогая нашей немощи, возбуждает в нас неизреченные воздыхания. Между тем, из уст Господних надо испрашивать правило, направляющее наши молитвы. Ведь именно Бог в Своих обетованиях установил для нас, как было сказано, законный способ моления.

стих 15

А когда мы знаем. Это не лишнее повторение, каким оно кажется на первый взгляд. Ведь то, что ранее было сказано в целом об успешности молитвы, апостол излагает теперь более конкретно. Он говорит, что благочестивые получают все просимое ими у Бога. Говоря же, что Бог выслушивает все прошения верующих, апостол имеет в виду здравые и скромные молитвы, составленные в соответствии с правилом послушания. Ибо верующие не буйствуют, сорвав с себя узду, и не потакают себе во всем, но всегда в своих молитвах обращают внимание на то, что именно заповедует Бог.

Итак, здесь имеется приложение общего учения к особому и частному употреблению каждого, дабы верующие не сомневались: Бог милостив ко всем их желаниям и к каждому из них в отдельности, а они, успокоившись, должны ожидать, когда Бог выполнит то, о чем они Его попросили. Таким образом, избавившись от скорби и тревог, они возложат заботы свои на Господа. Но этот покой и безмятежность не должны угашать в нас молитвенный пыл. Тому, кто уверен в счастливом исходе дела, не следует воздерживаться от призывания Бога. Ибо убежденность веры никак не порождает вялость или лень. Апостол только хочет сказать, что верующий спокоен в своих нуждах, возлагая на Бога все свои заботы и устремления.

стих 16

Если кто. Теперь апостол еще шире распространяет упомянутый ранее плод веры, говоря, что наши молитвы полезны и для братьев. Великим благодеянием является уже то, что, как только мы начинаем нуждаться, Бог милостиво приглашает нас к Себе и готов подать нам помощь. Но то, что Он выслушивает даже наши молитвы за других, еще больше укрепляет нас в вере, дабы мы утвердились в том, что не получим отказа в собственном деле.

Между тем, апостол увещевает нас заботиться о спасении друг друга. Кроме того, он хочет, чтобы отступления братьев служили нам побуждением к молитве. Действительно, не испытывать никакого милосердия, видя, как души, искупленные кровью Христовой, идут в погибель, – крайняя степень черствости. И апостол показывает, что средство для помощи братьям находится у нас под рукой. Он говорит, что жизнь погибающему возвратит молящийся за него. Хотя слово «даст» можно отнести и к Богу, как если бы было сказано: Бог подарит нашим молитвам жизнь этого брата. Однако смысл будет тот же, если сказать и так: молитвы верующих сильны до такой степени, что избавляют брата от смерти. Если сказанное «даст брату жизнь» отнести к человеку, выражение будет содержать гиперболу. Но в нем все равно не будет ничего абсурдного. Ибо мы называемся здесь подателями и того, что дано нам по незаслуженной благости Божией, и даже того, что дается другим ради милости к нам. И апостол, расхваливая перед нами συμπάθειαν, одновременно учит, насколько надо остерегаться осуждения братьев по жестокосердию или отчаяния в их спасении по чрезмерной к ним строгости.

Грехом не к смерти. Дабы мы полностью не отчаялись в отношении спасения согрешающих, апостол показывает, что Бог не наказывает падения Своих людей чрезмерно сурово и не отвергает их совершенно. Отсюда следует: если Бог сохраняет их в числе Своих детей, то тем более нам надлежит считать их за братьев. Апостол говорит, что не являются грехами к смерти не только те грехи, которыми ежедневно согрешают святые, но и те, которыми они порой вызывают сильный божественный гнев. Ведь, доколе остается место для прощения, смерть еще не может воцариться полностью.

Однако здесь апостол не проводит различия между смертным и простительным грехами, позднее ставшее весьма распространенным. Ибо различение это установилось в папстве совершенно бессмысленно. Сорбоннцы признают смертными лишь те грехи, гнусность которых столь явна, что ее можно пощупать руками. Таким образом, к простительным грехам они причисляют жутчайшие скверны, скрывающиеся в человеческой душе. Наконец, они считают, что все плоды первородного греха, не выливающиеся во внешнее действие, можно смыть окроплением святой водою. И что здесь удивительного, если они не считают грехами даже богохульные сомнения в божественной благодати, и всё относящееся к похоти и вожделениям, лишь бы их не сопровождало согласие разума? Пусть человеческую душу застилает неверие, пусть ее терзает нетерпеливость, заставляя роптать на Бога, пусть в ней бушуют самые чудовищные вожделения, – для папистов все это столь незначительно, что не заслуживает считаться грехом, по крайней мере, после крещения. Поэтому, не удивительно, если из больших преступлений они делают простительные прегрешения. Ведь они взвешивают их на своих, а не на Божиих весах. Однако среди верующих должна быть бесспорной следующая аксиома: все, противоречащее закону Божию, есть грех, причем, по своей природе смертный. Где преступление закона, там грех и смерть.
Итак, каков же подлинный смысл апостольских слов? Апостол отрицает смертность этих грехов потому, что, даже если они и заслуживают смерть, Бог все же не наказывает за них столь сурово. Посему апостол не оценивает грех сам по себе, но судит о нем, исходя из отеческой милости Божией, прощающей вину там, где, однако же, она есть. Таким образом, он не приговаривает к смерти тех, кого Бог, поднимая, возвращает к жизни, хотя сами они сделали все, чтобы оказаться этой жизни чуждыми.

Есть грех к смерти. Я уже говорил, что так называется грех, по совершении которого не остается надежды на прощение. Но, спрашивается, каков же он именно? Очевидно, проступок, за который Бог столь сурово мстит, должен быть весьма тяжким. Из контекста можно заключить, что это – не частичное падение, не нарушение какой-то одной заповеди, а отступничество, которым люди полностью отчуждают себя от Бога.

Ведь впоследствии апостол добавляет, что дети Божии не грешат, то есть, они не оставляют Бога так, чтобы полностью предаться сатане. И не удивительно, если подобное отступничество является смертным. Ибо Бог никогда не лишает Своих людей благодати Духа настолько, чтобы в них не сохранилась какая-то искорка благочестия. Значит, тем, кто отпадает так, что отбрасывает всякий страх Божий, надлежит быть отверженными и предназначенными к погибели. И если кто-то спросит: неужели покаянию их не открыта спасительная дверь? – ответ весьма прост: коль скоро они преданы отверженному уму и лишены Святого Духа, то могут лишь ожесточаться, изменяясь к худшему и добавляя к прежним грехам новые. Далее, поскольку грех или хула на Духа всегда влечет за собой такого рода отпадение, апостол, без сомнения, имеет в виду именно эту хулу.
Но снова спрашивается: по каким признакам можно определить необратимость человеческого падения? Ведь, если мы не можем знать этого наверняка, апостол напрасно запрещает молиться о такого рода грешниках. Итак, получается, что время от времени можно устанавливать, окончательно ли безнадежен павший, или же для него еще остается средство исцеления. Все это, безусловно, правильно и бесспорно следует из настоящего отрывка. Но, поскольку происходит такое падение нечасто, и Бог для прославления безмерного сокровища Своей благодати призывает нас быть милосердными по Его же Собственному примеру, не следует поспешно приговаривать кого-то к осуждению на вечную смерть. Напротив, пусть наша любовь постоянно внушает нам добрую надежду. Если же отчаянное нечестие кого-то очевидно для нас настолько, как если бы Господь указывал на него пальцем, не стоит спорить с праведным божественным судом или стремиться быть милосерднее Бога.

стих 17

Всякая неправда. Это место можно истолковывать по-разному. И если понимать его в противительном смысле, оно гласит следующее: хотя всякая неправда – грех, все же есть какие-то грехи не к смерти. Также хорошо подходит и несколько иной смысл: поскольку грех – это всякая неправда, отсюда следует, что есть грех не к смерти. Другие толкователи всякую неправду понимают как неправду всецелую. Апостол как бы говорит, что грех, о котором идет речь, есть вершина неправедности. Но я охотнее принял бы первое или второе толкование, и, поскольку они несут одинаковый смысл, пусть читатель сам судит о том, какое из них подходит больше.

стих 18

Знаем, что всякий рожденный от Бога. Если, как думают фанатики, считать здесь, что дети Божии совершенно чисты и свободны от греха, апостол станет противоречить сам себе. Ибо, таким образом, он устранил бы всякое усердие к молитвам друг за друга. Значит «не грешащими» он называет тех, кто не полностью отпадает от божественной благодати. Отсюда он делает вывод, что молиться следует за всех детей Божиих, поскольку они не грешат к смерти. И апостол даже приводит доказательство: всякий рожденный от Бога хранит себя, то есть, сохраняет себя в страхе Божием и не позволяет себе увлечься настолько, чтобы, угасив всякое чувство благочестия, полностью отдаться дьяволу и плоти. Ибо слова «лукавый не прикасается к нему» надо относить к прикосновению, влекущему за собой смертельную рану. Ведь сатана наносит раны даже чадам Божиим, но последние щитом веры отражают его удары, не позволяя им проникать до самого сердца. Посему духовная жизнь в них не угашается никогда. Это и значит, что верующие не грешат, хотя и падают из-за плотской немощи. Но при этом они воздыхают под бременем своих грехов, ненавидя самих себя, и не переставая бояться Бога.

Хранит себя. Здесь апостол переносит на нас то, что в прямом смысле принадлежит Богу. Ведь, если кто-то из нас станет стражем собственного спасения, сохранность его окажется под угрозой. Посему Христос, упрашивая Отца (John 17:11) сохранить нас, дает тем самым понять, что сохранение это осуществляется не нашими силами. Приверженцы свободной воли хватаются за эту фразу, доказывая из нее, что нас хранит от греха частично благодать Божия, а частично – наша собственная добродетель. Но они не обращают внимания на то, что сохранение, о котором говорит апостол, верующие получают не от себя. Действительно, он не проповедует здесь добродетель верующих, словно они стерегут себя собственными усилиями, но учит лишь, что верующие сопротивляются сатане и никогда не получают от него смертельной раны. Мы же знаем, что они сражаются только тогда, когда оснащены оружием Божиим. Значит, верующие хранят себя от греха постольку, поскольку их хранит Бог.

стих 19

Мы от Бога. Из вышеизложенного учения апостол заимствует повод для ободрения слушателей. Сказанное ранее в целом обо всех детях Божиих теперь он приспосабливает к тем, кому адресовал свое послание. И делает это для того, чтобы побудить их остерегаться греха и воодушевить к отражению нападок сатаны. Пусть читатели отметят, что истинна лишь та вера, которая прилагает к нам Божию благодать. Ибо апостол признает верующими лишь тех, кого причисляет к чину детей Божиих. И он не заменяет здесь уверенность (как говорят софисты) вероятным предположением, ибо говорит: «мы знаем». Смысл же таков: поскольку мы рождены от Бога, нам отделением от мира и святостью жизни надо стараться доказать, что мы не напрасно призваны к столь высокой чести.

И увещевание это весьма необходимо всем благочестивым. Ибо, куда бы они ни обратили взор, сатана везде расставил приманки, уводящие их от Бога. Итак, им было бы трудно идти прямым путем, если бы призвание их не значило для них больше, чем все препятствия со стороны мира. Значит, дабы наше оснащение к битве было надежным, следует знать две вещи: мир лежит во зле, и наше призвание происходит от Бога.
Нет сомнения, что под словом «мир» апостол имеет в виду весь человеческий род. Говоря же, что мир «лежит во зле», апостол отдает его во власть сатаны. Поэтому у нас нет причин колебаться в бегстве от того мира, который, презрев Бога, предал себя в рабство сатане. Нет причин бояться враждовать с тем, что полностью чуждо Богу. Наконец, поскольку порча затрагивает всю нашу природу, верующие должны усердствовать в отречении от самих себя. Поскольку в мире нет ничего, кроме злобы и испорченности, им с необходимостью надо распрощаться с плотью и кровью, чтобы следовать за Богом. Но одновременно надо помнить и о другом положении: Бог призвал их, дабы Его защиту они противопоставили всем козням мира и сатаны.

стих 20

Знаем также, что Сын Божий пришел. Поскольку дети Божии отовсюду испытывают нападки, апостол воодушевляет их к постоянному сопротивлению, ссылаясь на то, что сражаются они под надзором Божиим, твердо веруя в руководство со стороны Его Духа. Теперь же он учит, откуда прежде всего надо испрашивать эту уверенность. Итак, он говорит: Бог явился нам во Христе столь ясно, что больше нет поводов для сомнений. И апостол действует весьма обдуманно, ибо, если вера не укоренена надежно в Боге, нам никогда не выстоять в сражении с миром. С этой целью апостол учит, что по благодеянию Христову мы обретаем твердое познание истинного Бога, не колеблясь больше в неопределенности.

Под истинным Богом он подразумевает не правдивого, но Такого, Который подлинно является Богом, отличая Его тем самым от идолов. Таким образом, истинный Бог противопоставляется здесь вымышленному. Ибо Он άληθινός, а не άληθής. Также сказано в John 17:3: сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа. Апостол по праву присваивает Христу честь просветить наш разум к познанию Божию. Ведь Христос – единственный образ невидимого Бога, единственный истолкователь Отца, единственный проводник к жизни вечной, больше того, – сама жизнь, свет мира и истина. Значит, как только мы отходим от Него, мы неизбежно запутываемся в собственных измышлениях.

И фразу о том, что Христос дал нам разумение, надо понимать не только в том смысле, что Он евангельским учением показал нам, кто есть истинный Бог, что Он просвещает нас Своим Духом, но и в том, что во Христе мы имеем Самого Бога, явившегося во плоти, как говорит Павел (Colossians 2:9), ибо в Нем обитает вся полнота Божества, и сокрыты все сокровища знания и премудрости. Отсюда следует, что во Христе нам неким образом сияет видимый божественный лик. Не потому, что до Христова пришествия не было никакого познания Бога, или же было лишь сомнительное, но потому, что теперь Бог явил Себя в полноте и как бы со всей очевидностью. И об этом говорит Павел, 2 Corinthians 4:6: Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа.

Следует отметить, что этот особый дар принадлежит лишь избранным. Факел Евангелия Своего Христос зажигает для всех без различия, но разум далеко не всех имеет очи, чтобы видеть. Скорее, наоборот, дьявол на многих набросил покрывало слепоты. Итак, апостол разумеет здесь свет, который Христос зажигает внутри наших сердец, и который, однажды зажженный, никогда не гаснет, даже если в некоторых он порой и заглушается на определенное время.

Да будем в истинном. Апостол говорит нам, сколь действенно упомянутое им познание. Ведь через него мы прививаемся ко Христу и соединяемся с Богом. Ибо у познания этого – живой корень, прочно закрепившийся в сердце. Поэтому в нас живет Бог, и мы живем в Нем. Поскольку апостол говорит, что мы «в истинном, в Сыне Его», не используя никакого союза, кажется, что здесь он выражает способ нашего единения с Богом. Он как бы говорит: мы находимся в Боге через Иисуса Христа.

Сей есть истинный Бог. Хотя ариане старались извратить данное место, и сегодня многие с ними соглашаются, здесь мы встречаем замечательный отрывок, прославляющий божество Христово. Ариане переносили сказанное на Отца, словно апостол снова проповедует Его истинным Богом. Но такое повторение будет весьма невыразительным. Ведь апостол уже дважды засвидетельствовал, что Бог, явившийся нам во Христе, истинен. Зачем же ему тут же добавлять: «сей есть истинный Бог»? Христу же сказанное подходит превосходно. Ибо, прежде научив, что Христос – вождь, Собственной рукою направляющий нас к Богу, апостол, усиливая смысл, утверждает теперь, что Он и есть Тот Самый Бог, дабы мы не думали, что Его надо искать где-то вдали. И он подтверждает сказанное эпитетом: «жизнь вечная». Несомненно, что фразы «истинный Бог» и «вечная жизнь» относятся к одному и тому же. Не говоря уже о том, что местоимение οΰτος обычно относится к последнему упомянутому субъекту. Скажу лишь следующее: Христос в собственном смысле зовется здесь вечной жизнью. И нельзя отрицать, что Иоанн постоянно использует этот способ выражения.

Итог таков: если у нас есть Христос, мы обладаем истинным и вечным Богом, ибо Его не следует искать где-либо еще. Кроме того, мы становимся причастниками вечной жизни потому, что сокрытое в Отце предлагается нам в Иисусе Христе. Происхождение жизни кроется в Отце, источник же, из которого ее можно черпать, есть Христос.

стих 21

Храните себя от идолов. Хотя предложение это звучит обособлено, оно является как бы добавлением к вышеизложенному учению. Ведь живительный евангельский свет должен рассеять и изгнать из душ благочестивых не только тьму, но и всякий туман. И апостол не только осуждает идолопоклонство, но и предписывает нам остерегаться самих идолов. Он хочет сказать, что нельзя удерживать истинное и правильное поклонение Богу, когда люди начинают желать идолов. Ибо суеверие настолько нам врождено, что даже малейший повод заражает нас скверной идолопоклонства. Сухие дрова, положенные на уголья, займутся не столь быстро, сколь быстро идолопоклонство захватывает человеческий ум, как только ему дается повод. Кто не знает, что идолы подобны искрам? Да каким искрам! Скорее факелам, достаточным для того, чтобы поджечь весь мир.

К тому же апостол говорит не только о статуях, но имеет в виду также жертвенники и другие орудия суеверий. И совершенно смешны паписты, ухищряясь отнести сказанное к статуям Юпитера и Меркурия, и подобных им богов. Словно апостол не учит в самом общем смысле, что благочестие искажается там, где Богу приписывается телесный образ, или где для поклонения воздвигаются статуи и рисунки. Итак, будем помнить, что надо усердно пребыватьв духовном поклонении Богу, держась вдали от всего, что склоняет нас к грубым плотским суевериям.